Прекрасный советский флот

Пусть Александр Владиславович Никольский, инженер-кораблестроитель и потомственный моряк, покрутит немножко наждака для плохо информированных в технической истории СССР товарищей. Итак, понеслась:

Тем, кто говорит, что Сердюков – первый гражданский министр обороны, советую ознакомиться с карьерой Устинова. Устинов, ни дня не командовавший даже отделением, тем не менее дошагал до маршальских звезд и скончался на посту министра обороны. Карьера Устинова началась в годы Великой Отечественной войны как министра военной промышленности, что наложило отпечаток на его сознание. Когда и при каких обстоятельствах он сошелся с Брежневым – сказать трудно, но известно, что он обладал колоссальным влиянием на генсека. Через год после назначения Брежнева карьера Устинова – и без того успешная – стартует как ракета «Протон». В 1965 году он уже секретарь ЦК КПСС по ВПК, а с 1976 по 1984 год – министр обороны. Начиная с 1965 года и до своей смерти именно он и определял военную доктрину СССР, входя в «малое политбюро» на правах главного знатока военной науки. Чем больше старел Устинов, тем больше он стращал стареющего Брежнева опасностью НАТО и тем больше нарастала милитаризация промышленности СССР. Если при Хрущеве шла конверсия, то при Брежневе – обратный процесс. Именно Устинов, происходя из ВПК, а не из армии, подчинил МО промышленности.

Но этому было и свое объяснение. Устинов ввел в советскую военную науку понятие ограниченной войны. Он полагал, что американцы первыми не нанесут ядерного удара, поэтому и СССР не надо в случае конфликта спешить с применением ядерной дубинки, а надо постараться добиться победы в Европе обычным оружием и уже на берегу Ла-Манша выторговывать мир. Следовательно, войска ОВД должны иметь минимум полуторакратное превосходство в обычных вооружениях, а поскольку союзники у СССР были не то что у США, СССР приходилось соревноваться с ведущими экономиками мира почти в одиночку. Чтобы победить в этом соревновании, пошли на сговор: военные закрывают глаза на несовершенство оружия, а промышленность за это обещала перевыполнить план, то есть как во время Великой Отечественной войны.

Не будем касаться армии, ВВС, РВСН, я не специалист в этих областях, а вот как это сказалось на флоте – рассмотрим.

Вначале о качестве и аварийности. Вот два примера. 30 августа 1974 года из-за взрыва кормового погреба ЗУР погиб БПК «Отважный». У мичмана, находившегося в посту кормового погреба, было 1,5 минуты до взрыва, чтобы включить систему орошения. Но вместо этого он просто сбежал, обрекая корабль на неминуемую гибель. Почему? Потому что в кубрике ниже палубой был закрыт ремонтный клапан системы орошения. Почему? Потому что установленные на проекте 61 пожарные насосы были неудовлетворительной конструкции и уступали в надежности ранее применявшимся на флоте. Поэтому давление в пожарной магистрали часто скакало, и несовершенные датчики автоматически включали орошение погребов. После нескольких таких аварий командование ЧФ издало негласное распоряжение – закрыть ремонтные клапана. У моего отца, служившего в это время на аналогичном корабле «Сметливый», клапан тоже был закрыт.

Второй пример относится к позорной аварии подлодки К-429. Широко известно, что на К-429 не только аварийные всплывающие буи (АВБ), но и всплывающая камера (ВСК) были приварены. Однако при этом забывают, что это не только результат извечного небрежения на нашем флоте к возможности аварии, но и несовершенство этих изделий. ВСК и АВБ срывались во время ходовых испытаний, АВБ частенько всплывали во время боевой службы, вот их и приварили, чтоб не всплывали. Но пока не случилась беда с К-429, промышленность как-то не спешила исправлять свои огрехи. Подобное немыслимо на американском флоте, так как там фирма-изготовитель несет прямую финансовую ответственность за свои творения. И когда Сенат и Конгресс расследовали гибель Thresher, никто не стеснялся называть ошибки. В СССР же в условиях сговора и «добродетелей» сор из избы не выносили. И даже сейчас можно услышать много обидных речей участников тех событий. Служа на флоте, я часто слышал от старших офицеров о ненадежности нашего оборудования. А оказавшись в различных КБ, я узнавал, что во всем виноваты экипажи, не умеющие эксплуатировать, и тоже – с конкретными примерами. Истина же не в том, что наши экипажи сплошь разгильдяи, а промышленность – бракоделы, а в порочности советского управления со всеми его «добродетелями» и сговорами, рассмотренными нами выше.

Теперь о совершенстве кораблей. Участвуя в сговоре, флот был вынужден частенько заказывать не то, что хотел. Вот лишь некоторые примеры. ВМФ желал отказаться на боевых кораблях от котлотурбинных установок (КТУ), как это сделали ВМС США, но это шло вразрез с мнением промышленности. В Ленинграде был полный цикл производства КТУ и в результате флот заставили установить КТУ на проект 956. Так на свет явилось ни на одном флоте НАТО не повторенное чудо советского судпрома –паровой эсминец конца XX столетия, и это в стране, где впервые в мире был создан газотурбинный эсминец (проект 61)!

Строительство 14 эсминцев проекта 956 никак не спасло СССР, а вот вред российскому судпрому нанесло. Ибо производство морально устаревшего вооружения не развивает, а тормозит в том числе и гражданский сектор экономики. Если бы программа строительства эсминцев была сокращена, появились бы средства для строительства нового завода ГТУ (тогда рассматривали вариант строительства завода в г. Ижевске).

Для справедливой картины стоит отметить и положительные стороны Устинова. В частности, он действительно является добрым гением для нашей авиации. Именно он, основываясь на опыте обороны Ханоя, определил, что никакие ЗРК не могут обеспечить господство в воздухе. И надо идти по американскому пути, создавая дорогие и сложные самолеты даже для фронтовой авиации. Так, на смену простому и дешевому истребителю МиГ-21/23 пришли МиГ-29 и Су-27, а на смену дешевому Су-7 – Су-24. Именно с подачи Устинова начинается массовое внедрение высокоточного оружия. Что говорит о том, что он умел учиться и у генералов НАТО.

Однако для флота он считается злым гением. Действительно, Устинов одарил ВМФ такими «чудесами» техники, как экраноплан, самолет вертикального взлета и посадки (СВВП) и корабли проекта 1143.

С экранопланом Устинова познакомил Ростислав Алексеев. Падкий до всяких инноваций Устинов влюбился в экраноплан и его создателя, а услужливый Горшков, помнивший вторую «добродетель», не мешал этой любви. Идея экраноплана, а особенно боевого, изначально порочна. Экраноплан привязан к «экрану» – высота полета проектов 904 и 903 была не более 5 м, что налагает жесткие ограничения по погоде и требует усиления корпуса. Как результат, весовая отдача проекта 903 – 36%, а сопоставимого по весу Ту-160 – 60%. Мысль, что экраноплан – это корабль, а не самолет, и их можно будет задешево строить на ССЗ, так же порочна. Их строили на ССЗ, но все комплектующие поступали из авиапрома. Получалась «каша из топора». Как результат, по стоимости постройки и эксплуатации один проект 903 был равен одному Ту-160. Как говорится, комментарии излишни. Но я все-таки добавлю. Экраноплан – это тихоходный стесненный в маневре и очень низенько-низенько летающий гидросамолет, а потому в отличие от того же Ту-160 он представляет идеальную мишень для истребителей. И тем не менее более 20 лет с молчаливого согласия Горшкова флот просто насиловали экранопланом. И лишь после смерти Устинова удалось прикрыть это чудачество за госсчет: проект 904 закрыли сразу, проект 903, спасая честь мундира, – чуть погодя.

Но разве один Устинов так развлекался? А МРК на скегах проекта 1239? Его идея исходила не от Устинова, а уже от местных – флотских фантастов. МРК получился дорогой и в постройке, и в эксплуатации и равнялся 2,5 проекта 1234.7, и все ради скорости. Считалось, что якобы на 55 узлах Harpoon не сможет поразить МКР. Но многие специалисты 1-го ЦНИИ и 24-го НИИ считали, что если мы начнем массовую постройку таких МРК, то американцы в кратчайшее время путем модернизации Penguin или Phoenix получат специальные высокоманевренные ПКР. И специалисты, даже не боясь, говорили об этом… в курилке, ибо официальное несогласие с начальством не соответствовало «добродетелям».

Часто говорят, что именно Устинов настаивал на развитии СВВП и малых ТАКР. Это так, но только забывают добавить, что было это в 1975 году, то есть когда уже строился второй ТАКР. Истинным отцом проекта 1143 был Горшков, которому понравился проект 1123, и он возжелал получить усиленный вариант крейсера ПЛО «Москва», коим и стал ТАКР «Киев». Забывают и то, что именно Устинов в 1981 году после посещения «Киева» и знакомства с его немощью приказал начать разработку проекта 1143.5.

Так кто же мешал открыть глаза Устинову ранее? Горшков и мешал. Он боялся, что «Боливар не выдержит двоих» и программа строительства больших ТАКРов с нормальным взлетом/посадкой съест ресурсы, необходимые для его любимого детища – «Гранит-Антей», и сократит число построенных АПРК.

А вот сомнительные лавры внедрения на флоте Як-38 действительно стоит разделить между Горшковым и Устиновым. Они стали жертвами обаяния академика АН СССР Александра Яковлева, который обещал невыполнимое – в ближайшее время заменить Як-38 на сверхзвуковой СВВП. Да и как можно было не поверить, если свято считалось, что в первом государстве рабочих и крестьян передовой не только народ, но и его инженеры, которые смогут сделать то, что не под силу загнивающему западному уму.

Вот что писало в 1960 году Главное управление кораблестроения: «…Корабельная истребительная авиация не является перспективным средством ПВО. Боевая устойчивость соединений должна обеспечиваться ЗРК кораблей». Действительно, в 1962 году в ВМФ появились революционные для своего времени корабли проекта 61, имевшие ЗРК «Волна». Однако вот незадача: с учетом всех ухищрений «Волна» не могла поразить самолет, летящий ниже 50 м. Появление «Шторма» не изменило ситуацию. Зная это, американские пилоты отрабатывали атаку на высоте 25 м. Поэтому исходя из опыта Фолклендской войны для уничтожения любого нашего БПК требовалось три-четыре самолета Skyhawk с обычными бомбами. Дешево и сердито. И лишь в 1976 году мы, модернизировав ЗРК, стали сбивать маловысотные цели.

Еще на БПК проекта 61 были две артустановки АК-726, но у нее была проблема иного рода. Она эффективна, когда применяет снаряды с радиовзрывателем, но как раз по цели ниже 50 м использовать их было тогда нельзя. Не случайно на испытаниях в 1962 году АК-726 сбивала мишени на высоте не ниже 500 м. Значит, приходится использовать контактный взрыватель, но добиться прямого попадания по околозвуковой цели, да еще и маневрирующей, пусть и только в горизонтальной плоскости, реально можно только начиная с дистанции 4 км. Именно поэтому артиллерийские системы, предназначенные для поражения низколетящих целей, имеют эффективную дальность 2–4 км и небольшой калибр – 20–40 мм.

4 км Skyhawk проходит за 14 секунд, за это время две АК-726 успевали выпустить 80 снарядов, что по расчетам позволяло сбить один, максимум два самолета. Поэтому четыре Skyhawk было достаточно, чтобы угробить любой наш корабль. На самом деле у американцев был менее эффектный, но более безопасный для летчиков способ атаки. Сначала четыре F-4 – а это 64–48 бомб калибром 227 кг – выходят, летя на высоте 25 м, на дистанцию 5–6 км, включают автоматическую (использующую данные РЛС самолета) систему бомбометания с кабрирования и добиваются гарантированно трех-четырех попаданий в мишень размером с эсминец. Этого числа попаданий достаточно, чтобы эсминец утратил способность сопротивляться. После этого Skyhawk добивают несчастный корабль. Поэтому американцам не нужны были до середины 70-х годов авиационные противокорабельные ракеты (ПКР), поскольку они и без того уничтожали наши корабли, если те удалялись от аэродрома прикрытия дальше 100-120 км.

Экономия на подготовке экипажей и ремонте, а также с подачи Дмитрия Устинова сговор с промышленностью (об этом ниже) привели к высокой аварийности ВМФ. К сожалению, созданная Горшковым и Устиновым система пережила своих создателей, продолжив множить похоронки. С 1956 года (начало правления Горшкова) до сегодняшнего дня ВМФ потерял из числа боеготовых кораблей затонувшими (но потом поднятыми), а также погибшими, включая не подлежащих восстановлению после чудовищной аварии в Чажме: один БПК, один МРК, шесть ДПЛ и восемь АПЛ, включая «Курск». За тот же период в ВМС США такая участь постигла лишь два АПЛ и одну ДПЛ. Такое разительное несоответствие нельзя списывать на численное превосходство отечественного флота и, в частности, атомного подводного.

Во-первых, численное соотношение между построенными американскими и советскими АПЛ не 1:4, а примерно 1:1,27. Во-вторых, КОН (коэффициент оперативного напряжения) в нашем флоте был ниже, и, следовательно, наши лодки реже бывали в море. Если вы внимательно прочитаете доступные результаты расследований наших катастроф, то увидите, что в большинстве случаев вина лежит либо на экипаже или/и командовании флота, либо на промышленности, а чаще и на тех и на других. Это и есть результат «дешевого флота». Конечно, многие свято полагают, что это американцы тайно поджигали и топили наши ПЛ, а Путин все это скрывает, потому что Госдеп хорошенько ему отвалил. Что ж, и на Западе есть множество людей, которые считают, что по нашим улицам бродят медведи и русские повинны в убийстве Кеннеди, во взрывах двух башен, в развязывании Второй мировой и т.д.

Некоторые историки, признавая слабость ВМФ СССР, пишут «Однако своим присутствием, слежением за противником наши корабли обеспечивали эффективное сдерживание «противной стороны» от эскалации кризисных ситуаций, то есть являлись достаточно эффективным инструментом воздействия. В том числе и в локальных конфликтах». Подобное часто приходится читать на просторах Интернета.

Однако пишущие не приводят примеров, когда мы смогли остановить американскую агрессию. Что-то не получилось у нас ни спасти Гренаду, ни отогнать американский флот от Вьетнама, ни защитить нашего доблестного Каддафи (в 80-е годы, разумеется). Наш флот ни разу не поучаствовал впрямую в настоящем локальном конфликте. Да, мы высаживали десант в Египте, но в глубоком тылу, западнее Александрии, так, чтобы израильтяне не попали по ошибке в нас бомбой. Мы участвовали в разминировании Суэцкого канала и в Бангладеш, но уже после заключения мира. На правах полного нейтралитета осуществляли проводку судов в Персидском заливе. И это все, на что мы реально были способны. Сравните это с американскими ВМС. Ну и где эффективность нашего флота в локальных войнах? Где хваленое сдерживание?

Вы спросите — а что же тогда сдерживало? Известно что. Стратегические ядерные силы. Стоит напомнить, что не жалкие потуги нашего флота, а страх перед термоядерным ударом не допустил захвата наших судов во время Карибского кризиса. Так что если уж кому и давать Нобелевскую премию за мир, так это Оппенгеймеру и Курчатову. Именно их стараниями глобальная война стала бессмысленна. В противном случае никакой холодной войны не было бы и мы, к сожалению, сегодня анализировали бы уроки уже третьей мировой, готовясь к четвертой, если не пятой.