Совок я помнить не хочу…

Балыка, сырокопченой колбасы, икры, осетрины, лососей не помню.

Скрывают барханы памяти информацию о джинсах, приличной обуви, адекватной бытовой химиии, нетоксичных дезодорантах, одеколоне, который не вызывал головную боль (даже если его не пить) средствах от тараканов...

А самих тараканов помню прекрасно.

А помнишь?

Конечно! Несметные орды рыжих тараканов входили в продуктовую корзинку советского человека и тырили то немногое, что там было. Чтобы вывести надо было сварить яйцо, картофельную шелуху, все это смешать с борной кислотой, накатать шарики и разбросать по кухне. Тараканы жрали и радовались...

А помнишь?

Батарейки пальчиковые... Элемент питания... В Попасной был магазин электроники, в нем продавали барабан, две балалайки, сломанный фен и иногда, раз-два в год, магнитофон «Томь-305». Батарейки продавали чаще, раза три за год, а мой советски плейер «Вега» жрал их четыре штуки за два часа. Приходилось покупать батарейки мелким оптом и хранить в холодильнике.

А холодильник помнишь?

Днепр или Донбасс. Надежный, как танк, и такой же по звуку движка. Он вообще был очень похож на танк, и лобовой броней и обтекаемым корпусом. Я всегда ждал, когда оттуда вылезет веселый чумазый танкист с остатками наших сосисок в буденовских усах и звонко спросит: «на Берлин куда?»

А Берлин помнишь?

Не помнишь?Вот и я тоже... Бердянск помню, смутно Сочи. А Берлин не помню, и Варшаву, и Прагу и Лондон, и Париж... Только по сводкам политинформации. В Париже опять забастовка рабочих. А забастовки рабочих у нас помнишь? Не было... Не потому что все было лучше чем в Париже, а потому что страшно.

А радио помнишь?

В эфире пионерская зорька... Это из розетки... И Голос Америки по коротким волнам... За это можно было сесть.... За то, что ты слушаешь радио другой страны... А за то, что у тебя волосы на 20 сантиметров длиннее или наоборот виски побриты - родителей в школу, общественное порицание, из пионеров исключат... «Не явился на субботник. Предал класс!».

А помнишь? Великие глупые стройки, единый голодный патриотизм, и все должны быть одинаковыми, помнишь? В идеале в военной форме, желательно, чтобы все в казарме, старики и дети подносят снаряды, женщины, пардон, бабы, рожают новых защитников Отечества, которые завтра пойдут в наступление. Защитники Отечества всегда ходят только в наступление, как это ни парадоксально. Они защищают нас в Анголе, в Эфиопии, в Афганистане. Страшно подумать, чтобы было с Харьковом или Дергачами если бы защитники отечества не гибли на горных серпантинах Афгана... Помнишь?

А хочется забыть...

Томь 305

Вот вспомнил я первый свой кассетный магнитофон: «Томь 305». Вообще в СССР вся техника была с характером, причем с отвратительным. Старик 305-й был раздражительным, скрипучим и мстительным. Со дня покупки играл только на собственной, им установленной громкости, и плевать хотел на ползунки регулировки. Делал громче только если получал ладонью по сетке динамика. Но за это люто мстил, жуя кассеты. Причем отдавал предпочтение дорогим и редким «Sony», «TDK» или «Maxell».

Зарубежную эстраду или, не приведи Господь, рок воспроизводил с видимым отвращением и с таким напряжением, что было ясно как божий день: аппарат по ходу дела переводит песни и передает содержимое в КГБ по встроенному секретному передатчику. Ради того, чтобы встроить и запитать передатчик, потребовалось выбросить пару важных деталей, но кого это тогда волновало. В общем, однажды, сожрал он у меня «прозрачную» кассету «Sony», которую я с огромным трудом выклянчил у друга Славона.

Он мне продал ее по себестоимости только потому, что у меня был День рождения. В студии звукозаписи мне закатали на нее два альбома Бон Джови... И вот где-то в районе Bad Medicine или Living on a Prayer... До сих пор слезы наворачиваются... За это я взял папино лезвие «Нева» и злобно пыхтя соскоблил половину перекладины с буквы «Т». Получилось «Гомь-305». И это имя подходило моему советскому магнитофону гораздо больше.

1968-й год, Прага

Год небывалого расцвета зарубежного туризма в СССР. Несколько сотен тысяч советских людей посетили в тот год столицу Чехословацкой республики город Прагу. В рамках операции «Дунай».

Друг моего отца, дядя Петя, был в числе советских туристов. Город он видел плохо, сквозь смотровую щель танка. Но и того, что рассмотрел, хватило для того, чтобы сделать выводы. «Красивый город», - вспоминал дядя Петя, - «культурный, и живут они, конечно, лучше нас». И, как я теперь понимаю, если бы «нас» не было, то жили бы еще лучше!

Совок

Вот что лучше, отправить экспедицию к Альфа Центавра или накормить народ?

Для совка это даже не вопрос. Вперед, товарищ, к звездам, помогать тамошнему кремнийорганическому пролетариату свергнуть ненавистное ярмо местных же четырехглазых капиталистов-мироедов! Вы главное доставьте туда томик «Капитала», грампластинку с «Интернационалом», изображения Ленина в виде витрувианского человека с висящей на члене кепкой и труды Сталина на вольфрамовых скрижалях.

А мы уж тут как-нибудь. Лебеда вот скоро взойдет, сурепка, скрещенная трудами Мичурина с крапивой и чертополохом, дает хорошие виды на урожай. Миллионы заключенных на лесоповалах в достаточном количестве обеспечат хлебопеков калорийными опилками.

Решением 22 съезда за ударную работу теперь будут премировать четвертью килограммов свежей макухи...

И всем похрен, что если обеспечить продуктами экспедицию - страна останется без продовольствия. А если заставить отважных космонавтов всю дорогу питаться только из тюбиков и только сапожным кремом, то на альфа Центавра прилетит филиал мавзолея. Потому что идея!

Она заменяла масло, хлеб, яйца и мозги.Однако в смысле калорийности идеи сильно уступают яйцам, лебеде и даже опилкам, и мечтать о звездах нужно в свободной стране и на сытый желудок... Тогда и чувство гордости будет долгим и устойчивым, как вкус американской жвачки.

Дезодоранты

Вот один товарищ написал в комментариях, что, мол, и без дезодорантов в СССРе было хорошо. Он мол каждый день мылся.

Так вот недостаточно, товарищи, каждый день мыться. Нужен антиперспирант, иначе от вас таких, с утра помывшихся, уже к обеду несет как от стада мускусных овцебыков. А в жарком автобусе, вы помывшиеся с утра, вечером держитесь за поручень являя миру просоленные подмышки и заставляя всякую интеллигентную срань злобно сопеть в надушенные платки.

Вообще позиция: «У меня не было, значит никому не нужно» меня бесит до эпилептических припадков. Потому как является квинтэссенцией совка. Плоть от его, не знавшей антиперспирантов, плоти.

Березовый сок

Некоторые вот за публичные воспоминания о неповторимом вкусе березового сока, который стоял в любом советском универсаме прямо между пустой витриной для мясных продуктов и пельменями постепенно диффундирующими сквозь бумажную коробку, боятся получить от националистов напильником под ребра.

Думаю, эти страхи не имеют под собой основания. Вспоминайте, на здоровье. И о первенстве в области балета тоже. И о самых длинных ружьях с самыми толстыми патронами тоже вспоминайте.

Советский человек он вообще склонен помнить либо желудком, либо тем загадочным отделом мозга, который отвечает за чувство абстрактной гордости. Он гордится березовым соком, который добывают пробивая дырку в дереве гвоздем и подставляя трехлитровую банку, и самым большим в Европе синхрофазотроном, об устройстве которого имеет ровно столько же представления как и береза, снабжающая его полезным соком.

И к соку и к синхрофазотрону этот человек имеет равноудаленное отношение. Он болтается где-то в районе нуля, имея по левую руку варварски добытый сок, а по правую херпоймешь как сделаный фазотрон. Ему нечем гордиться самому. Его работа - неинтересное говно, его дети на учете в комнате милиции, теща сука, жена снимает побои. Этот человек производит только три вещи - мочу, фекалии и углекислый газ. И он гордится не собой, не своим местом в в социуме, не заработанными деньгами, в конце концов. Он гордится березовым соком и крылатыми ракетами.

В день космонавтики он напивается до таких перегрузок, какие не снились Гагарину во время исторического полета и говорит таксисту: «Поехали!», после чего блюет в салоне. Но даже в этот момент он гордится полетом Гагарина сильнее, чем сам Гагарин. Потому что мы вставили пиндосам. Мы всем доказали и показали. Нам это важно... Показать кому-то... И мы гордимся. Березовым соком... Березовым соком...

«Арабелла»

Сам себе разбередил душу воспоминаниями. Во как бывает, оказывается: надо работать, а я сижу и вспоминаю совок. И хорошее было, но только... как бы это сказать... Было оно не благодаря совку, а скорее вопреки. Мамина любовь и забота, когда на небольшую свою учительскую зарплату радовала подарком. Неумелый поцелуй в свежие некрашеные губы, первый гол который ты забил во ворота, чуть не размозжив пальцы о тяжелый баскетбольный мяч.

Бамбуковая удочка... Велосипед... Велосипед в попаснянских «Спорттоварах» был только один, и его нужно было брать, пока есть. Потому что потом можно прождать лето, а он не появится. Или появится, но дамский, что западло, или детский «Школьник», что уже не размеру.

Вообще появление велосипедов в «Спорттоварах» сильно напоминало рулетку. Но тогда мне повезло и когда я вошел в магазин там стоял ОН. Размером с «Украину» но несоизмеримо краше. Он блестел синим лаком, имел щегольское мягкое седло из кожзама и передний тормоз. Он назывался «Сура 2», но даже это его не портило. Помню сумасшедший марафон домой за деньгами.

Бабушка получала всего 30 рублей пенсии и как я не просил, всю сумму выдать не могла, мама была в Харькове. И тогда я побежал к бабе Зине, моей второй бабушке. Километров десять, сбивчивый рассказ и бегом обратно. Сердце замирает - вдруг купили?! Нет! Вот он, красавец «Сура»... Или красавица? В то лето я обчитался «Капитаном Бладом». Сосед, дядя Вова, выменял его на макулатуру и дал почитать.

В общем «Сура» стал называться «Арабелла». В моем представлении он был гордым кораблем и я бороздил на нем асфальтовые волны некачественных советских дорог, твердо стоя на мостике... Ну заврался, конечно, ездил я стоя. Два последующих года седло «Арабеллы» было недоступно моей костлявой заднице.

«Арабелла» была взрослым велосипедом, а мой рост... Первый год я ездил «под рамой», изогнувшись наподобие страдающего кифозом, лордозом и одновременно сколиозом морского конька. Всю зиму я упорно рос и весной смог ездить на раме, но до седла не доставал. В результате каждый раз, когда нога срывалась с педали, давал минус один к возможности иметь потомство в будущем, что, впрочем, мало меня волновало тогда и уже не волнует сейчас.

«Арабеллу» сперли на металлолом, взломав дверь сарая... Правда, это было по истечению многих лет, после смерти бабушки, после того, как три месяца лета перестали быть для меня каникулами. Но я помню тебя, бабушка. Помню тебя, «Арабелла-Сура Вторая».

А совок...

Совок в котором моя бабушка никогда не могла отдыхать в Турции среди стайки бодрых пенсионеров, совок, который заставлял ее носить уголь, покупать дрова, топить печь и справлять нужду в дощатом сарайчике с дырой...

Совок я помнить не хочу…