СТАЛИН В СВОЙ ЧАС НЕ НАЛОЖИЛ В ШТАНЫ – А ТЫ?

Последние четверть века отношение к Сталину в нашей подрастерявшейся стране качается, как маятник, туда-сюда. То он какое-то абсолютное зло, маньяк и кровопийца; то как бы с изумлением признаётся, что построил столько, сколько нам не снилось – ещё и выиграл самую страшную на земле войну. Что она выигралась как-то сама, без участия Верховного Главкома или даже вопреки ему – уже стесняются сказать и самые пустые демократы.

И всё более расхож такой смешанный взгляд: Сталин был и таким, и сяким; и сделал много, но и много напортачил. И главная претензия к нему со стороны сегодняшнего обывателя: как всё же проморгал начало той войны? Сколько угробил этим не поднявшихся с аэродромов самолётов – а с тем и людских жизней! Сюда каким-то вовсе левым боком примыкает и такой упрёк: что он и подтолкнул Гитлера на ту войну – значит, с него двойной спрос за неё!

Но если заглянуть в детали той эпохи, восстаёт такая драма, что захватывает дух – и гаснут жалкие поклёпы всяких политических клопов. Почему Сталин до последнего не объявлял мобилизацию? Потому что с адской выдержкой, стараясь ни шорохом не спровоцировать врага, оттягивал начало войны, к которой те же самолёты ещё не были готовы. Если бы они даже взлетели на рассвете 22 июня 41-го, это не изменило б ничего: были бы сбиты в воздухе, поскольку ещё уступали во всех отношениях немецким.

Вот-вот уже должны были не уступить, над чем шла неустанная работа. И в той игре, что Сталин в жесточайшем для него цейтноте вёл с Германией, где ставкой была жизнь нашей страны, решали всё буквально месяцы и дни. С приходом к власти Гитлера в 1933-м он уже знал, что войны не избежать – а его дар провидца сквозит во всём, к чему он прикасался. Один пример из тысячи: расстрелянный при нём и воспеваемый сегодня в пику ему маршал Тухачевский, армейский технократ, толкал идею танка с тремя башнями. Но Сталин прозорливо зарубил ее, дав ход проекту Т-34.

Это сейчас легко сказать, что трёхбашенный танк – абсурд. Но в те 30-е, когда ещё царил разброд технических идей, кто мог знать, что именно Т-34 станет признанным всемирно победителем? И всё оружие нашей победы восходит так или иначе к Сталину, чему ещё яркий пример – история КБ Лавочкина.

В 38-м тому было поручено создать истребитель лучше Мессершмитта. Лавочкин почти из ничего, на базе мебельной фабрики в Химках, строит прототип ЛаГГ-1 и ставит его на крыло в 40-м. Но самолёт с блестящими задатками ещё далёк от идеала. Затем идет ЛаГГ-3, с которым мы вступаем в войну, но и он ещё весьма сырой.

Четыре года Сталин ждёт от Лавочкина результатов – а их нет! Уже шуршат доносы: это враг народа, угробивший уйму средств, – и Сталин вызывает его к себе, чтобы лично опознать, друг это или враг? Гений или злодей? Закрыть его проект – или из последней крови поддержать? А немцы уже под Москвой, и любой просчёт подобен смерти!

Их беседа, о которой мне рассказывал директор НПО имени Лавочкина Баклунов, знавший о ней от самого Лавочкина, убеждает Сталина, что гений, друг. Лавочкин получает всю поддержку – и уже летом 42-го выпускает наш знаменитый Ла-5, который в пух и прах бьёт фрицев.

Те, кто сейчас не откует и гвоздя, не то что самолёта; при ком мы даже гвозди уже возим из Китая – болтают, будто Сталин был маниакально подозрителен. Какая чушь! Его отношения с учёными и конструкторами – пример огромного доверия, чем и не пахнет в недрах нынешней власти, где никакой проект, не сулящий сиюминутного отката, не проходит в принципе.

Будущий нобелевский лауреат Петр Капица до войны и в войну писал Сталину в очень свободной, часто весьма критической манере о самых разных жизненных проблемах. Но Сталин ему не отвечал, и Капица однажды бросил это дело, после чего ему звонит Молотов: "Почему вы перестали писать товарищу Сталину?" – "Так он не отвечает!" – "Он очень загружен работой, поэтому не в состоянии вам отвечать. Но ваши письма пристально читает и учитывает при принятии решений".

И в том крайнем цейтноте Сталин усеял столько прорывных проектов, включая кислородные линии Капицы, что рехнуться можно!

Слегка отсидевший по "Шахтинскому делу" академик Чинакал во глубине сибирских руд предложил тогда свой "щитовой" метод добычи угля, повышавший в разы отдачу. Следом те же доносы: как можно верить бывшему зэку! Но Сталин ему верит – и тот действительно умножает в разы угледобычу, спасая этим нашу энергетику после захвата немцами Донбасса. Становится отцом новосибирского отделения АН СССР – по сути и современного Новосибирска, где в разгар войны достраивается крупнейший в мире оперный театр!

Заштатный Екатеринбург вырастает в индустриальный центр Урала: когда фашисты уже бьют из пушек по Москве, Сталин вершит небывалый перенос нашей промышленности на восток страны. Его столицу почти взяли, Гитлер уже пляшет на его костях – но он с приставленным к горлу ножом кует такой технический потенциал, который затем выводит нас на самые передовые рубежи. Первый в мире пассажирский реактивный самолет Туполева, не затаившего обиды за его отсидку, взмыл в небо у нас. И первый сверхзвуковой ТУ-144 – тоже.

Так вот, видя неминуемость войны, Сталин должен был пришпорить так страну, чтобы не оказаться с голыми руками против куда лучше нас вооруженного врага. В разрушенной гражданской войной России всё надо было поднимать с нуля, и наш тогдашний союз с Гитлером – не промах, а успех нашей политики. Техническое превосходство немцев было таково, что любой обмен с ними был в нашу пользу: мы быстрей росли, чего они недоучли; в итоге смогли догнать и перегнать – и надавать им их же салом по сусалам.

В той гонке счёт шёл именно на месяцы и дни: в 39-м уже заложены все образцы нашего оружия, отчасти взятые у супостата; мы уже готовы догнать его, но ещё не догоняем.

В 40-м дистанция ещё сокращается, но и в июне 41-го мы ещё слабы. Т-34 стал выпускаться уже в 40-м, но, как и истребитель Лавочкина, был ещё очень сырым. У него плох воздушный фильтр, из-за чего глох мотор; слаба пушка – и лишь в 42-м он доведён до настоящего ума и массового выпуска. Та же картина – с артиллерией, стрелковым оружием, бомбардировщиками.

И Сталин должен был, с одной стороны, выжимать до пола педаль индустриализации, с другой – дипломатические тормоза. Время решает всё, и пакт Молотова-Риббентропа, поставки нашего сырья в Германию, якшанья с Гитлером – лишь для затяжки времени. Малейший недожим в том или в другом – и нам уже не собрать костей.

Эта гонка шла по всем фронтам, включая скорую на руку чистку от неизбежной в любой стране измены. Но весь судебный перехлёст тех лет, хоть и не знавший полного сегодняшнего произвола, был из-за того же крайнего цейтнота. И Гитлер, тоже не дурак почистить свою рать, сказал предсмертно: Сталин смог избавиться от предателей, а я нет.

И в ходе той отчаянной игры, с избытком внутренних и внешних мин, Сталин не угробил лишние жизни, а спас их насколько только можно!

Но война всё же грянула за год до того, как мы стали к ней готовы. Ценой несметной крови, с одной порой винтовкой на двоих бойцов мы продержались этот год – и наконец в 42-м выстреливает вся наша подошедшая как раз матчасть. И винить при этом Сталина, что он спровоцировал войну – переть против всей логики вещей. Он ждал её, готовился к ней кровь из носа, но развязать её – не мог желать и близко!

Теперь о той крови из носа взнузданной им через не могу страны. Что эта кровь была, нет спора. Но и сейчас её, если сложить всех гибнущих не своей смертью, не меньше – как и заключенных в зонах. Так, да не так! – гундят те же публичные клопы. Мол, Сталин лил кровь умышленно, чему нет оправданий; а сейчас она льётся сама, без умысла – совсем другой табак!

Но в тех же странах, с коих мы лепили нашу демократию, всё наоборот. Неоправдаема текущая зазря кровь граждан – но пролитая за народ тем же Линкольном, вырезавшим целые американские деревни, считается оправданной жестокостью времён. Никому не влезет в голову пинать в гробу кровавого Марата или вороватого Дантона, отцов французской революции. Только у нас каждый Ваня, сидя на своем диване, может дёргать за усы того, благодаря кому на том диване и сидит!

Без жёстко проведенной Сталиным индустриализации мы не имели шансов выжить – но её не могло быть без не менее жёсткой коллективизации. Наше село с его вековой обидой к городу, схватив после Октября барской земли, само нипочём не дало б хлеба кузнецам нашей брони – чтоб они сдохли с голоду! Душевно обрисованный Твардовским в "Стране Муравии" мужичок Моргунок имел одну мечту: "Посеешь бубочку, и та – твоя!" И потому надо было силой отбирать у этих моргунков этот необходимый для спасения всех хлеб.

Если бы Сталин не дожал хоть чуть эту педаль, не поспел к 42-му с танками и самолётами, нас всех сегодня уже не было б. Отсидевшись зимой под Москвой, на защиту которой ушла вся наша кровь, фашисты следом бы как нож по маслу прошли нас до Сибири – и с нашими несметными ресурсами стали б вконец непобедимыми. И под их пятой сегодня, может, корчился б весь мир, который только мы – и только с величайшей волей Сталина к победе – отстояли.

Да, и другие страны помогли нам в той войне – но лишь после 42-го, когда мы сами отшвырнули немцев от Москвы. А до того наши европейские союзники как-то не рвались в бой. Как не рвутся и сейчас, когда США строят под стать Гитлеру своё глобальное господство, чему после распада СССР уже никто особо не препятствует.

В нашем победоносном 45-м все мировые лидеры, ещё не отошедшие от страха угодить под Гитлера, отдали дань признательности Сталину. А мы всё не сподобимся никак отдать ему эту же дань за наше же спасение, наваливая на него тьму незаслуженных – да хоть бы и заслуженных грехов!

Чужими грехами свят не будешь, но вся идеология наших нынешних лидеров – оправдать свое бесплодие, вжимая в грязь великого предтечу. Своим девизом они выбрали такой убогий стих: "Мне вор милее палача!" Де пусть мы и воруем, но зато не убиваем – но и это ложь. Их воровство, по локоть в проливной крови, гробит численно, морально и производственно нашу страну. И понося Сталина, они уже втихаря пакуют свои выездные чемоданы – а он и в самый страшный час не смылся из Москвы!

Дело истории – извлечь урок из прошлого, а не оправдывать его огрехами текущее паскудство. На скачках не жалеющий коня жокей может загнать его до смерти, чтобы взять свой приз. Призом Сталина было само бытие страны, намеченной под нож сдуревшим от желания её богатств врагом. И весь вопрос для нас тогда стоял так: успеть вооружиться – или умереть. На это работал и весь наш репрессивный аппарат: Туполевы, Королевы и другие сидели в их "шарашках", чтобы день и ночь, не отвлекаясь на жён и детей, ковать наш оружейный щит.

Был ли у нас какой-то другой путь? Можно ли было выстоять, не разрывая в пух и прах пошедшие вразнос сердца? Сталин так взмылил всю страну ради её спасения, что вогнал ей этим в жилы такой страх, от которого мы не опомнимся и по сей день. Можно ли было как-то доскакать без таких страшных шенкелей?

Вот это интересная на самом деле тема – но не в том плане, чтобы нежась на своем диване, всуе очернять или обелять покойника, которому и то, и то уже до фени. А в том, чтобы, воодушевлясь величием положенных за наши жизни жертв, отважиться на свой поступок, шаг.

Сталин, когда нас уже готов был растерзать противник, не наложил в штаны и сделал все возможное и невозможное, чтобы его отбить. Сделай и ты, лежащая сегодня на диване тварь, хоть что-то для своей страны!

Александр Росляков