В Токио нет улиц. То есть улицы есть, но названий у них нет. То есть бывают, но не всегда. И если я захочу объяснить, где находится в Токио китовница (как еще назвать забегаловку, где жарят-парят-варят кита?), то придется сказать нечто вроде:
— Это возле метро «Юракутё», зеленая кольцевая ветка Яманотэ. Там рядом железнодорожный мост, и под него надо нырнуть. В один из нырков откроется улица шириной с галошу, которая вся будет состоять из забегаловок, едален и харчевен. Вместо стены может быть кусок полиэтилена. Там уплетают в обе палочки и за обе щеки все, что для прихоти обильной Ниппон рождает щепетильный. Я не помню, как будет «кит» по-японски, и номеров заведений там нет — спросите на ресепшене в отеле, потому что в Токио мало где говорят по-английски!
Кстати, как вернуться обратно в отель, я тоже не смогу объяснить: названий же улиц нет! Адрес типа «1-2-3, Minato-ku» означает, что это дом номер один во втором микрорайоне третьего токийского квартала муниципалитета Минато. Так что запоминайте сразу: вот от этого круглосуточного магазинчика через перекресток по диагонали (так переходить улицы в Японии разрешено) вон к тому небоскребу, у подножия которого разместилась скульптурная композиция «офисные клерки на четвереньках». Рядом с часами Хаяо Миядзаки. Того самого, который создал мультфильм «Шагающий замок».
Японский бог, а как же находят дорогу таксисты?!
По GPS. Кстати, ни в коем случае не рвите пассажирскую дверцу — она открывается и закрывается автоматически. Как и крышки унитазов на борту самолета «Японских авиалиний». В котором, кстати, нет шторок иллюминаторов. А есть кнопки для управления затемнением стекла.
— А как же таксисты ездили, когда не было GPS?!
— Доезжали до границы своего района и пересаживали клиента в другое такси. Как проехать по всему Токио, не знал никакой японский городовой!
— Зато, небось, роллы с тунцом на каждом углу? И не с замороженным, как у нас?!
— Роллы — вообще не японская еда. Их запустили в оборот в Америке эмигранты, потому самые популярные так и называются: «Калифорния». В Японии есть места, где на просьбу принести роллы могут отреагировать примерно как у нас в ресторане русской кухни на требование подать разом попа, балалайку и медведя.
А тунец в Японии почти всегда замороженный, включая самого популярного, среднего размера, полосатого. Его еще зовут «удивленным». Этого тунца ловят не сетями, а исключительно удочками на крючок без жала, чтобы после подсечки рыбина грохнулась на палубу невредимой и погрузилась в глубокую заморозку, не успев потерять изумленной улыбки… Потом тунца сушат, ферментируют особой плесенью и снова сушат, и он становится твердым как камень. «Камень» строгают рубанком, а из стружки варят бульон даси — основу для мисо-супа...
Вот, посмотрите: использовав четыре с лишним сотни слов на описание Японии, я не дал толком ни одной топографической, архитектурной, музейной или культурной приметы! Что невозможно при описании любой другой страны.
Смысл поездки в Японию — не в наматывании географических впечатлений, умещающихся в видоискатель, а в наматывании на ус впечатлений, которые не зафиксирует никакой фотоаппарат. Нужно быть открытым к инаковости, чтобы хотя бы чуть-чуть приподнять крышку этой лаковой шкатулки.
И тогда в этой стране, где тебе все улыбаются, где никто не знает иностранных языков, где каждый второй на улице носит респиратор, где нет табличек с названиями улиц на перекрестках, где столбенеешь попеременно от восхищения, изумления и отчаяния — ты превратишься в открывателя нравов. И будешь переваривать их, ворочаясь на полу в рёкане, традиционной японской гостинице.
Включая ту новость, что рыба фугу одомашнена — яд она не вырабатывает, а получает из пищи, и накапливается он в ее коже и печени; при искусственном разведении фермеры просто меняют ее рацион, и она становится неядовитой. И ценят ее за упругость мяса: что-то среднее между палтусом и кальмаром.
Дорогу, кстати, запомнили? «Фэмили-маркет» на углу? Где будут продавать горячий мисо, кофе, трусы и носки? Почему носки? Да потому что засидевшемуся с товарищами в ресторане после работы японскому служащему положено всего лишь пять дней отпуска в году — и упустив последнюю электричку в свой пригород, токийский клерк остается ночевать в Токио, отправившись в «отель любви» с почасовой оплатой.
Поскольку «почасовики» к этому времени уже завершают свои нехитрые дела, цену «с полуночи до утра» во избежание простоя снижают, и ночевать здесь выгодно. В зависимости от уровня отеля ночь в таком заведении обойдется от пяти до десяти тысяч иен (40-80 долларов).
«Фэмили-маркет», как и любой японский сетевой гастроном, является еще и транспортным шлюзом. Вы оставляете в магазине чемодан-картину-корзину-коробку (а возможно, и маленькую собачонку) и просите доставить ее по нужному адресу в пределах страны. И на следующий день забираете в магазине-близнеце, путешествуя налегке. Очень удобно, чтобы, например, отправляясь в Саппоро, не тащить с собой из Токио сноуборд и лыжи.
И не спрашивайте только, как у них выстроена логистика. Есть ли, скажем, багажный отсек в скоростных поездах-
синкансэнах, самый быстрый из которых скоро будет мчать из Токио в Осаку со скоростью 500 километров в час.
Я не знаю!
Я сам смотрю на эту страну в изумлении, таращась, как тот самый удивленный тунец, которого национальная туристическая организация подхватила крючком любезного приглашения — и потащила теперь из Токио на остров Кюсю, родину самураев и камикадзе.
Перелет из Токио на Кюсю, самый южный из четырех больших японских островов, который называют «японскими Гавайями», занимает два часа.
— Сколько-сколько? — переспрашиваю я, прогуливаясь по верхней палубе токийского аэропорта Ханеда, отданного на растерзание местным авиалиниям. Это и правда палуба — под открытым небом, с отличным видом на рулежки и взлетные полосы. Есть даже телескопы для желающих рассмотреть пилотов.
Я переспрашиваю, потому что мне сообщили, что норма бесплатного провоза багажа на внутреннем рейсе эконом-классом — 46 (сорок шесть!) килограммов. И это в стране, где любой груз принимают в любом сетевом гастрономе.
А еще на внутренних авиалиниях не нужны никакие паспорта. Во-об-ще! В самолет проходишь по посадочному талону. Кстати, в аэропорту Ханеда почти нет магазинов с дорогой одеждой. Вместо этого — гектары «бэнто», ланчбоксов с сашими и суши, плюс квадратные километры сладостей. Такое ощущение, что вся Япония с утра и до вечера ест конфетки из риса со вкусом зеленого чая маття.
Город Кагосима, столица острова Кюсю — не из тех мест, куда мчатся иностранцы. Ну, берег океана. Южный курорт. Низкорослые пальмы сотэцу. В общем, японские Гавайи, а по сути — Геленджик. Главная местная достопримечательность — действующий вулкан Сакурадзима. Объявление в отеле любезно информирует, что сегодня 423-е извержение с начала года. Высота выброшенного пепла — 1600 метров; ерунда по сравнению со вчерашними 2200 метрами, а также с 1355 извержениями в 2011 году. Неподалеку от вулкана — сад Сенганэн, принадлежавший местному феодальному клану Симадзу. Там до сих пор растет прекрасная 350-летняя пятиигольчатая сосна.
Сосна в Японии — символ вечной молодости.
Трудно поверить, что в 1945-м этот символ в Японии вырубался под корень: из смолистых корней кустарным способом гнали бензин, руководствуясь принципом «две сотни корней — час полета». Поставки нефти на острова были полностью перекрыты. После войны американцы попробуют заправить японской бензиновой самогонкой свои «джипы», но моторы будут глохнуть — какой уж тут полет.
Участие Японии во Второй мировой — отдельная тема. Не только потому, что это поворотный момент в современной истории. Япония в результате поражения лишилась суверенитета и до 1952 года официально была оккупирована США. Нынешняя конституция страны попросту переведена (говорят, довольно коряво) с английского. Многим русским участие Японии в войне представляется странным: куда полезла эта крошка-страна? И куда более странно: что ж она не сдавалась, когда пал Гитлер — еще четыре месяца весь мир воевал только с Японией?! И даже когда император капитулировал (спустя месяц после Хиросимы и Нагасаки), несогласные генералы делали себе харакири!
Так вот: Япония — очень большая страна, если брать в расчет не землю, а людей. Сегодня ее население — немногим меньше 130 миллионов. Почти Россия. Если бы Япония захватила нефтяные ресурсы Юго-Восточной Азии, она стала бы владычицей Тихого океана. И в эту идею свято верил император, а императору свято верили подданные, особенно когда, разбомбив Пёрл-Харбор, Япония молниеносно захватила Гонконг, Манилу и Сингапур.
Но куда больше удивляет другое. Когда империя оказалась разбита вдрызг, когда от деревянного Токио остались одни головешки, когда рис варили на улицах на кострах из книг, и на одного взрослого японца приходилось 1800 килокалорий в день (при минимуме 2160) — даже тогда десятилетние японские дети делали ножи из бамбука, чтобы убивать американских солдат. А подростки шли в камикадзе, которых готовили здесь, на острове Кюсю, поближе к американским морским базам.
Музей этих юных камикадзе в местечке Тиран станет одним из самых сильных впечатлений в моей жизни. Идея готовить смертников здесь родилась тогда, когда готовить летчиков было уже невозможно. Самолет-невозвращенец обладал вдвое большей дальностью полета. Смертника учить быстрее и проще, чем летчика, умеющего войти в пике, сбросить прицельно бомбы и уйти от зениток. Это как если бы в автошколе ставили задачу научить врезаться в столб…
Этот музей — обычный военный музей с официальным названием «Музей мира». Колокол. Сакуры. Стриженые сады. Поднятые со дна и восстановленные истребители. Киноэкран с компьютерной анимацией, рассказывающий, как тут все было в 1945-м. Прощальные письма мамам. Но снаружи — сотни каменных фонарей, кенотафов, надгробий над несуществующими могилами, которые после смерти 1036 мальчишек ставили родственники и выжившие друзья. А внутри все стены от пола обклеены фотографиями этих смеющихся подростков в возрасте от 13 лет. И настоящий ужас в том, что это не те напряженные лица, какие донесли до нас военные фото или фильмы Лени Рифеншталь, которой, при всей ее любви к фюреру и мужчинам, так и не удалось превратить сколиозных недокормленных пацанов в арийских бестий.
Ужас в том, что на тебя смотрят счастливые, расслабленные, одухотворенные красавцы — один к одному. Счастливые, прекрасные, бесстрашные японские парни летели убивать американских парней, легко умирая с улыбкой на нецелованных губах.
И после этого, ночуя неподалеку в шикарном рёкане Хакусуйкан, где сакуры перед входом посажены Ельциным, где в спа тебя закапывают в горячий песок, где по берегу Тихого океана под окнами выхаживают важно не то хохлатые чайки, не то коротконогие цапли, ты ворочаешься на татами и никак не можешь уснуть, потому что не можешь совместить две фразы. «Они сражались за Родину» и «бессмысленно и напрасно».
Этот рёкан построил после войны тот камикадзе, которому не хватило самолета. Он прожил огромную жизнь и умер лишь в прошлом году. Отелем владеет его сын — Симотакехара-сан: это он устраивал приезд Ельцина и сегодня любит в свободную минуту поболтать по-русски с русскими туристами, рассказывая, как во времена СССР начал бизнес в Казани и как недавно открыл здесь, на Кюсю, один из самых современных в мире онкологических центров.
В путешествиях я часто мысленно играю в игру: что бы в какой стране изумило мою маму? Для поколения мамы слова «культура» и «классика» были синонимами. Мамино изумление — всегда в этих рамках. Вряд ли она бы одобрила поход в амстердамский квартал красных фонарей (хотя он, на мой взгляд, тоже классика — массовый туризм на все ставит штамп благопристойности, как в наши дни благопристойно именуется пошлость). В Токио такой район тоже есть, называется Кабуки-тё.
Там улицы увешаны афишами с девами нежными, предлагающими массаж, и с юношами с телосложением вязальных спиц — так сказать, весь вечер на манеже для одиноких дам, посещающих клубы, где юноши играют роль гейш.
Впрочем, идея провести вечер с гейшами маму бы не удивила: после мирового проката «Мемуаров гейши» представление об этой отнюдь не древнейшей профессии стало более или менее совпадать с реальностью. И если вы оплачиваете ужин в чайном домике с самой квалифицированной гейшей, то, скорее всего, вас ждет увлекательное общение с дамой в возрасте, одетой в неяркое (и невероятно дорогое) кимоно, способной поддерживать разговор на любую тему на нескольких языках. А юная красотка в ярких одеждах — это не гейша, а ученица гейши, майко.
Учатся на гейш шесть лет, в то время как стандартный университетский курс составляет четыре года, причем третий год студенты посвящают путешествию с рюкзачком за спиной по всему миру, а четвертый — рассылке резюме и прохождению собеседований в разных фирмах. В среднем выпускник японского университета рассылает от полутора до двух сотен резюме, а при поступлении на работу сдает два экзамена. Первый — на общий уровень образования, второй — собственно на профпригодность (задания из наиболее востребованных в компании областей: математика, программирование, химия и другие). Плюс собеседование.
Экзамены при поступлении на работу сдают даже почтальоны, поскольку относятся к государственным служащим, пусть и третьего разряда. В отличие от учителей (второй разряд) и министерских работников (первый разряд). Всего в Японии существует восемь рангов госслужащих, а внутри каждого ранга — по 15 разрядов, в зависимости от стажа и деловых качеств, которые определяются в ходе периодических аттестаций.
А далее начинается японский трудоголизм, следствием которого является невероятной интенсивности короткий отпуск, сопровождающийся той же интенсивности тратами.
Деньгами в японских семьях распоряжаются женщины. После закона 1985 года о равноправии полов в сфере занятости японка в кимоно, послушно семенящая за мужем, стала фигурой из музея восковых фигур. Зато новая японская женщина превратилась в мотор экономики: как говорится, если у вас нет сумки «Луи Виттон», то вы не японка. Сегодня женщина с «Луи Виттон» выдает мужу карманные деньги, достаточные лишь для оплаты обеда и кружки пива после работы, тем самым контролируя его личную жизнь, поскольку поход в стриптиз-клуб, не говоря уж про места, деликатно именуемые как soap land (разновидность борделей) — дело крайне недешевое.
И к сведению иностранцев, желающих приобщиться к отношениям с японками, которые доктор Чехов без смущения описывал в письмах издателю Суворину из путешествия на «остров Сахалин» — эта часть японской жизни для них практически закрыта.
Семья, брак, личные отношения японцев представляют собой, на взгляд европейца, такую же экзотику, как и искусство японских садов, в которых, если нет водоема, должна быть его «сухая» имитация. Японцы одержимы манией ранних браков и раннего обзаведения детьми. Среди женщин максимальный возраст для замужества — 28-30 лет. Считается, у поздних детей выше риск генетических мутаций.
Несмотря на это, свежее исследование японской Ассоциации планирования семьи показывает, что 49 процентов половозрелых японцев не имели за последний месяц никаких сексуальных контактов. Большинство объясняло воздержание усталостью от работы, но около двадцати процентов мужчин в возрасте от 25 до 29 лет признались, что им секс попросту «не интересен». Явление уже успели окрестить «синдромом целибата». Если добавить к этому низкую рождаемость (менее 1,4 ребенка в среднем на семью) и высокую продолжительность жизни (для мужчин и женщин 80 и 87 лет соответственно) — то мы получим весьма специфическую картину той жизни, которая, казалось бы, во всех странах должна быть примерно одинакова.
Но нет.
После этого уже не удивляет новый класс японских мужчин, как в Японии говорят, «травоядного типа». Они не интересуются ни женщинами, ни другими мужчинами, а по преимуществу здоровым образом жизни. Как не удивляет и всплеск разводов в возрасте 65 лет, когда глава семьи, возвращаясь с корпоратива по обмыванию пенсии, обнаруживает дома вместо жены записку с телефоном адвоката, ибо выходное пособие при разводе по закону делится пополам...
Впрочем, не уверен, что такой рассказ вдохновил бы мою маму.
— Сынок, — сказала бы, скорее всего, она, — но в Японии, наверное, есть не только это? Там ведь живопись укиё-э, и в марте цветет сакура, а в декабре еще горят японские клены — неужели ты этого не видел? А Фудзияма — она действительно прекрасна?
— Да, мама. Фудзияма прекрасна, как любой вулкан. И тебе бы понравилось гулять по Восточному внешнему саду Императорского дворца, сплошь засаженному как раз этими кленами с миниатюрными, как пальчики японской девочки, резными листочками. Когда проходишь ворота Отэмон, из караулки раздаются отрывистые крики — это отрабатывает удары рукопашного боя охрана. Там прекрасно. Но изюминка императорского сада не только в ландшафте.
А в том, что в Японии никто, кроме узкого круга допущенных, не знает точно, где живет император. Может, во дворце. А может, и нет. Я специально переспрашивал. Нет, никто не знает.
В любом, говоря высокопарным слогом, японском пейзаже непременно таится такая вот деталь.
Иностранец в Токио может миновать массу аттракционов, формирующих расхожий образ страны: от театра кабуки (билеты в который не обязательно брать на весь спектакль целиком) до борьбы сумо и, куда уж деваться, морского Диснейленда (единственного в мире, где продают алкоголь).
Но некоторые вещи лучше не пропускать. Например, торговые центры в Гиндзе с вертикальным расположением в небоскребах: как вам магазин одежды на 13-ти этажах? Или общественные бани онсэн с горячими термальными источниками: сидя на улице по шею в горячей воде, начинаешь понимать обезьян в Нагано, точно так же греющихся зимой.
Или токийский оптовый рыбный рынок Цукидзи, откуда туриста очень вежливо, но упорно выпроваживает полиция, которой не нужна смерть иностранца под колесами автокаров. Но пытаться все-таки стоит — я имею в виду, попытаться перед смертью глянуть на все эти килотонны разноцветных гадов. И утешиться в итоге лучшим в жизни завтраком в шесть утра в дешевой рыночной харчевне с лучшими в мире сашими из пяти видов тунца.
Или намывные острова в современном квартале Одайба, эдаком токийском Дефансе, с поющими кустами, с французско-американской Статуей Свободы, с
18-метровым анимированным роботом РХ-78-2 и с грандиозным шедевром архитектора Кэндзо Тангэ — квадратным зданием-муравейником телекомпании «Фуджи», наверху которого подвешен шар, а в шаре студии.
Или дивный район Харадзюку с роскошной, вальяжно-шикарной улицей Омотэсандо — местными Елисейскими полями — от которой надо отпрыгивать на шаг в сторону, в заворот улочек-кишок со странными лавками и барами. А потом оказаться на битком набитой школьницами улице Такэсита, где продаются лифчики с резиновыми шипами, а потом — на пешеходном мосту через железную дорогу, который ведет в парк Йойоги с императорской усыпальницей династии Мэйдзи. И на этом мосту должна клубиться безумная подростковая субкультура когяру.
Все эти вещи присутствуют в Токио, но писать об этом — значит напрасно тратить свои силы на конкуренцию с путеводителями.
Просто в японской реальности всегда обнаруживается нечто такое, что не укладывается в логику иллюстрированных гидов. Здесь все немного не так, как в Европе, но это «немного» опрокидывает все. Примерно как в романах Сорокина, где в классически ясный текст как бы случайно попадает одно странное слово, но оно вдруг начинает расти, расти, расти — и вот уже текста нет. Или в романе Терехова «Немцы», где до боли знакомая Москва, только фамилии у чиновников все Эбергард да Хассо, и топонимика чуть перевернута: вместо юго-востока — востоко-юг.
Так вот: Япония — это страна, где инаковость растет именно так.
Я уж не знаю почему.
Классическая феодальная Япония была совершенно закрытой для иностранцев. Японисту Чхартишвили, известному как Борис Акунин, пришлось в своих исторических детективах японца Масу вывозить из Японии, приставив в слуги к сыщику Фандорину — обратный трюк бы не прошел. Закрытая Япония порой лихо усваивала западные идеи. В середине XVI века сюда занесло примитивные арбалеты, а спустя полсотни лет Япония обладала крупнейшим в мире огнестрельным арсеналом! Но поскольку это оружие противоречило самурайской культуре, его запретили. Пока в 1853 году паровые корабли эскадры командора Мэтью Перри не вошли в Токийский залив, направив орудия на берег.
Япония тогда испытала глубочайший шок. В срок менее года на берегу на окраине Токио перекопали целую гору и насыпали острова под форты. Правда, они не пригодились: выяснилось, что открытость миру может защищать намного лучше изоляции. Но этот жестокий экзамен пришлось снова пересдавать в 1945-м. И, возможно, придется еще: ведь Япония сегодня — быстро стареющая страна с постоянно уменьшающимся населением, практически лишенная иммигрантов.
Но пока не худо брать уроки и у Японии.
Главный из которых — в том, что вариантов цивилизационного развития немыслимое множество. Человечество невероятно гибко, и поэтому так живуче. Мы привыкли с усмешкой относиться к странностям чужих жизней, когда речь идет о странах третьего мира. А здесь — страна, где скоростные поезда-синкансэны ходят чаще, чем троллейбусы по Тверской.
И вот ты гуляешь по искусственным островам Одайбы, любуешься Радужным мостом, Статуей Свободы, поющими кустами, невероятными садами, водораспылительными арками, станциями автоматического метро, смотришь в ту сторону, откуда когда-то прибыл командор Перри, слушаешь рассказы, что мусор в Японии нужно сортировать по пяти ведрам и выбрасывать в разные дни (причем черные пакеты запрещены), но вздрагиваешь, узнавая, что острова под твоими ногами тоже построены из мусора. И что мусор изо всех домов специальным пневмоприводом уносится на перерабатывающий завод. И вспоминаешь всякое великое и смешное, что за дни в Японии видел. Или не видел.
Потому что сумасшедше разодетые школьники из Харадзюку исчезли: спрятались от туристов, замкнулись, укрылись в складках города. Так, мелькнули однажды ребята в ярко-зеленых штанах и шляпах-котелках — но я не успел даже вытащить фотоаппарат. Они где-то там, куда не попасть, варятся в одном соку вместе с фанатами манг, компьютерных игр, сторонниками добровольного целибата — и никто не подозревает, что из этого может вырасти, да и вырастет ли вообще что-нибудь.
А в банях онсэн душ отчего-то следует принимать, непременно сидя на низкой скамеечке — это сильно смущает российских девушек, но я так и не смог выяснить, откуда у скамеечек ножки растут. А еще в онсэн нельзя ходить с татуировками: на тату в Японии табу, поскольку ими себя покрывает исключительно якудза.
А вот якудзу, то бишь мафию, я как раз видел: в районе Асакуса, близ старейшего городского храма Сэнсо-дзи, где на сувенирном рынке туристы скупают домашние халаты юката, которые по возвращении можно выдать несведущим за кимоно. Невозможно было якудзу не узнать — по выражениям лиц они один в один наши братки из 1990-х, в таких же на размер больше пиджаках, разве что не малиновых. Но, опять же, деталь: в Японии списки якудз с именами, портретами и чуть ли не домашними телефонами размещены на сайте полиции, которая наблюдает за ними, как аквариумист за своими рыбками.
В этих японских нюансах очень хочется разобраться — но никак не получается. Я, например, так и не смог выяснить самую простую вещь: почему так много японцев постоянно ходят в респираторах?
— Невероятная плотность населения. Один чихнул — заболел весь Токио, — ответили мне.
Но через минуту добавили:
— Считается, что респиратор создает полезную для кожи микросреду с высокой влажностью.
И еще через минуту:
— В Японии было принято иметь два выражения лица: для семьи и для всех остальных. И тут выяснилось, что новое поколение искусство носить два лица утратило. А повязка на лице это скрывает…
Вот и пойми. Зачем это у них так? Отчего? Ответа не найду.
И не напишу даже то, что вертится на языке: японская цивилизация — это, возможно, такой мутационный резерв человечества. Ну, на случай, если сгинут Америка с Европой.
Потому что уверенности и в этом нет.
Но пока дома не закончатся запасы сушеного тунца для приготовления бульона даси, я, пожалуй, еще успею над этим поразмыслить
Комментарии