Старообрядец Дмитрий Лихачёв

После смерти академика Лихачёва и писателя Солженицына в России больше не осталось моральных авторитетов. На примере Дмитрия Лихачёва мы решили посмотреть, что нужно для того, чтобы стать «совестью нации». Вот этот набор: предки из Антисистемы, наследственное стойкое неприятие российского государства и поддержка заграницы.

Дмитрий Лихачёв родился в 1906 году в зажиточной семье старообрядцев федосеевского, беспоповского согласия. Своё старообрядческое видение мира он пронёс сквозь всю свою долгую жизнь. Так, на вопрос, по какому обряду он хотел бы быть похоронен, Дмитрий Сергеевич ответил: «По-старому». Вот что писал о Лихачёве Леонтий Пименов в газете «Старообрядец» (№19, 2001 год):

«Сегодняшним старообрядцам-ортодоксам, допытывающимся, а какого он был согласия, членом какой общины, что исполнял – не исполнял, хотелось бы ответить так: «От дел их познайте их» – это общеизвестно. Он был, судя по его трудам и лишениям, одной веры с Нестором Летописцем и Сергеем Радонежским, протопопом Аввакумом и боярыней Морозовой, он чудом попал в наше время из дониконовской Святой Руси. Недаром среди гранитных глыб-памятников малоизвестных академиков на его могиле красуется простой осьмиконечный деревянный крест. Таково было его завещание».

Дмитрий Сергеевич в большинстве своих интервью подчёркивал, что настоящая русская культура сохраняется только в старообрядчестве:

«Старообрядчество – это удивительное явление русской жизни и русской культуры. В 1906 году, при Николае II, старообрядцев наконец перестали преследовать законодательными актами. Но до этого их всячески притесняли, и эти преследования заставили их замкнуться в старых верованиях, в старых обрядах, в старых книгах – во всём старом. И получилась удивительная вещь! Своим упорством, своей приверженностью к старой Вере старообрядцы сохранили древнюю русскую культуру: древнюю письменность, древние книги, древнее чтение, обряды древние. В эту старую культуру входил даже фольклор – былины, которые на Севере главным образом сохранились, в старообрядческой среде.

Нравственная стойкость в Вере вела к тому, что и в труде старообрядцы были нравственно стойкими. Всё то, что старообрядцы делали: рыбу ли ловили, плотничали или кузнечным делом занимались, или торговлей – они делали на совесть. С ними удобно и просто было заключать разные сделки. Они могли совершаться без всяких письменных договоров. Достаточно было слова старообрядцев, купеческого слова, и всё делалось без всякого обмана. Благодаря своей честности они и составили довольно зажиточный слой населения России. Уральская промышленность, к примеру, держалась на старообрядцах. Во всяком случае, до того, как при Николае I их особенно стали преследовать. Чугунолитейная промышленность, рыболовство на Севере – все это старообрядцы. Из старообрядцев вышли купцы Рябушинские и Морозовы. Высокие моральные качества выгодны для человека! Это ясно видно по старообрядцам. Они богатели и создавали благотворительные, церковные, больничные организации. У них не существовало капиталистической жадности. Это был удивительный слой населения России – и очень богатый, и очень щедрый».

А вот его отношение к Романовым:

«Петровская эпоха была возрождением древнерусского язычества в его плохой стороне. Ведь вы посмотрите: он устроил из страны маскарад, тот самый маскарад, за который преследовали скоморохов; эти ассамблеи были тоже своего рода скоморошьими действиями. Всешутейший собор — это тоже скоморошья бесовщина».

Но старообрядчество это не только нравственность и стойкость, но и то самое «добро с кулаками», без которого тоже невозможно выстоять в борьбе с российским Молохом.

В нашей памяти остался образ Лихачёва, как субтильного интеллигентного человека. Но за этой оболочкой скрывался пламенный борец и даже авторитет воровского мира (который тоже суть Антисистема – ещё одна низовая самоорганизация россиян, помогавшая им оставаться людьми в России).

Лихачёв, разумеется, принял советскую власть, в её ленинском варианте. В середине 1920-х, при правом сталинском повороте, он даже часто сокрушался (в узком кругу), что вот, снова к власти пришли белые. В этом отношении к сталинизму он удивительно похож на другого морального авторитета – Солженицына, а также Варлама Шаламова: все трое стояли горой за левый поворот. И если Солженицын и Шаламов остановили свой выбор на троцкизме, то Лихачёв – на христианском, «первобытном», как тогда его называли, социализме.

В феврале Лихачёва арестовывают за участие в студенческом кружке «Космическая академия наук». Эта КАН в 1926-27 гг. развернула бурную деятельность по кооптацию различных сект в строительство коммунизма. К примеру, актив КАНа пешком прошёл от Ленинграда до Грузии, по пути читая лекции о скором построении Рая на Земле субботникам, баптистам, молоканам. Интересно, что в КАНе подвизался ещё один будущий моральный полуавторитет – философ Михаил Бахтин.

Чекисты не могли пройти мимо этой самодеятельности. В вину «академикам», в частности, вменяли даже употребления в их кругу приветствия «Хайре!», что подвигло следователей связать его с фонетически близким приветствием немецких фашистов «Хайль!» (хотя «хайре» было древнегреческим приветствием). Лично Лихачёва ещё и обвинили в агитации за старую орфографию (кстати, до самой своей смерти он принципиально печатал на своей старинной машинке, еще с «ятем»). В общем 9 членам КАНа вломили по 5 лет лагерей за контрреволюционную организацию.

Лихачёва распределили на Соловки. В представлении современного россиянина все лагеря того времени были уже страшным ГУЛАГом. Но нет – примерно до 1936 года эти пенитициарные учреждения давали сто очков в плюс даже нынешней системе наказания ФСИН. Забегая вперёд, скажем, что из 5 лет Лихачёв отсидел чуть меньше 4 лет, выйдя по УДО в 1932 году (лагерное ограничение вообще длилось 3 года – в 1931-м его переводят с Соловков на полувольное содержание бухгалтером в Беломоро-балтийский лагерь). К примеру, партию зэков, в которой был и Лихачёв, на вокзале провожали родственниками с тортами и цветами. Близкие могли приезжать на свидания.

В лагере он сразу сходится с уголовными авторитетами. Его друзьями на весь соловецкий срок становятся урки Ванька Комиссаров (домушник по кличке «Рыло») и Евсей Кораблёв («Аптекарь»). С «Рыло» они создают в Соловецком лагере театральную труппу. «Этот Ванька Комиссаров обучил меня, как достоинства не терять, а всегда по своей форме ходить. От него и кличку свою я получил «Медяковый штым» – на фене это означает «сообразительный человек», – вспоминал Дмитрий Сергеевич.

Урки устроили Лихачёва работать скотником – управлять коровьей фермой, т.е. по современным понятиям «менеджером». «Полкило сливочного масла в день я имел», – проговаривался в своих воспоминаниях Лихачёв.

В лагере Дмитрий Сергеевич снова сталкивается с «белыми». Так, его начальником был белый офицер Курилка, а главным делопроизводителем администрации – бывший флаг-офицер Керенского, Мельников.

На Соловках Лихачёв просится в Криминологический кабинет, Мельников соглашается. В этом Кримкабе «Медяковый штым» начинает изучение криминального мира. Вернувшись из лагеря, он публикует работы «Картёжные игры уголовников», «Черты первобытного примитивизма воровской речи» и «Арготические слова профессиональной речи». Воровской мир поглотил Лихачёва не столько блатной романтикой, сколько своей стройной системой, фактически наделённой чертами протогосударства.

В 1936 году по ходатайству президента АН СССР с Лихачева была снята судимость. А через 2 года Дмитрий Сергеевич стал научным сотрудником Института Русской литературы (знаменитого Пушкинского дома). С этого момента он стал специалистом по древнерусской литературе. За полтора года он сумел сделать диссертацию на тему «Новгородские летописные своды XVII века». И в1941 г. её защитил, став кандидатом филологических наук. Лихачёв прочно обосновывается в академическом мире.

С осени 1941 года по июнь 1942-го Лихачёв находится в блокадном Ленинграде, затем его и его семью эвакуируют в Казань. В том же 1942-м его, получившего «белый билет», награждают медалью «За оборону Ленинграда», этим его вклад в Победу и ограничился, что, впрочем, не помешало Лихачёву затем именоваться «фронтовик».

В послевоенное время титулы и награды сыпятся на Лихачёва одна за другой. Доктор наук, профессор, лауреат Сталинской премии, член Союза писателей, член-корр Академии наук. Дмитрий Сергеевич одним из первых в СССР становится системным диссидентом – уникальная форма сосуществования с советской властью, она позволяла получать и существенные материальные блага, и признание Запада и крайнего, фрондирующего фланга интеллигенции. В 1955 году он начинает борьбу за сохранение исторических памятников и старины, вокруг него формируется довольно боевой и влиятельный кружок. Лихачёв начинает часто выезжать на Запад с лекциями о древнерусской литературе (к примеру, его 6-летний цикл командировок в Австрию), получает признание тамошних академических кругов. В 1967 году он становится почётным доктором Оксфордского университета, ездит по Англии с лекциями.

Одновременно с лидерством во Всероссийском обществе охраны памятников истории и культуры он начинает вести непримиримую борьбу с т.н. «русским национализмом» (этой линии он придерживался до конца своей жизни). В 1975-76 годах на него совершается несколько покушений. В одном из таких покушений нападавший ломает ему рёбра, но уркаганское прошлое даёт знать: Лихачёв даёт достойный отпор нападавшему (и это в 70 лет!), преследует того дворами. Квартиру Лихачёва несколько раз пытаются поджечь.

Тут надо сделать краткий экскурс в то время – 1970-е годы в Ленинграде. В городе тогда царьком сидел Романов. С середины 1970-х этот бонза начинает стремительное восхождение в партийной иерархии, добираясь почти до вершины – в 1985 году на ареопаге ЦК КПСС советские аксакалы выбирали лидера из Романова и Горбачёва. Романов проиграл, и это было к лучшему: сегодня уже хорошо видно, как могла пойти страна, выиграй тогда прыткий ленинградец.

В Ленинграде Романов создал полуофициальный сплав силовых структур и гопников.

Картина известная по нынешним временам, когда власти в своих целях используют футбольных фанов. И выросла эта нынешняя картина именно из опыта Романова и его подручных.

Сам Лихачёв вспоминал то время:

«Это время — 1976 г. — было в Ленинграде временем поджогов квартир диссидентов и левых художников. На майские праздники мы отправились на дачу. Вернувшись, застали в своей квартире разгуливавшего милиционера. Окна балконной двери были выбиты. Милиционер просил нас не беспокоиться: он дожидался нашего прихода. Оказалось, что около трех часов ночи накануне сработала звуковая сигнализация: дом был разбужен ревуном. Звуковая охрана, о которой они ничего не знали (она была поставлена на фамилию мужа дочери), стала дико выть, и поджигатели бежали, оставив перед дверью и канистру с жидкостью, и жгуты из пластика, которыми пытались залепить щели, чтобы жидкость не вытекала назад, и другие «технические мелочи».

Следствие велось своеобразно: канистра с жидкостью была уничтожена, состав этой жидкости определен не был (мой младший брат-инженер сказал, что по запаху — это смесь керосина и ацетона), отпечатки пальцев (поджигатели убегали, вытирая руки о крашеные стены лестницы) смыли. Дело передавалось из рук в руки, пока, наконец, женщина-следователь благожелательно не сказала: «И не ищите!»

Примерно в эти же годы Лихачёв идёт на очередной нравственный поступок: он отказывается подписывать осуждающее Солженицына письмо «учёных и деятелей культуры». Он также выступил против исключения Сахарова из Академии наук СССР. Это вето на подписание официозных писем продолжается до самой Перестройки.

На кого в такой ситуации – почти вечной внутренней эмиграции – мог опереться Лихачёв? Разумеется, он уходил с головой в свою любимую работу, Древнюю Русь. Но этого было мало, чтобы сохранить элементарную безопасность. У европейского интеллигента в России только один путь самосохранения, гарантия, что тебя не растопчет обезумевшая от власти чернь – поддержка Запада. И Лихачёв находит там эту поддержку: у английского медиамагната, миллиардера Роберта Максвелла.

О Максвелле стоит рассказать чуть подробнее. Он родился в 1923 году в Словакии его настоящее имя Абрам Лодвик. В 1938-м, спасаясь от нацистов, бежал в Венгрию, затем во Францию и в 1940 – в Великобританию. В 1943 принял имя Роберт Максвелл. В 1949 году создал изд-во «Пергамон пресс», ставшее в 1960-х одним из крупнейших в мире по выпуску научно-технической литературы. Затем он становится владельцем Mirror Newspaper Group, телеканалов и прочих медийных активов.

И вот в 1968 году депутат английского парламента Максвелл, демонстративно поддержав ввод войск Варшавского договора в Прагу, стал большим другом коммунистических лидеров. Когда Максвелл начал издавать в «Пергамон пресс» нетленные произведения Брежнева, это дало ему выход лично на генсека. Он успел издать и Черненко, и Андропова, и Горбачёва. Естественно, все расходы компенсировались КГБ. Кроме МИ-6 его «окучивали» спецслужбы США, Канады и Израиля. Там прекрасно понимали возможности этого агента влияния.

Чтобы понять масштаб этой фигуры, скажем, что в сентябре 1991 года Максвелл признался в узком кругу в том, что организовал в августе встречу между связниками «Моссад» «Liaison» и бывшим председателем КГБ Владимиром Крючковым. На этой встрече, которая состоялась на борту яхты Максвелла, обсуждалась поддержка со стороны «Моссад» свержения Михаила Горбачёва. «Моссад» пообещал посодействовать через свои политические связи скорейшему признанию нового режима, а также предоставить ему поддержку в виде материального обеспечения. Взамен «Моссад» потребовал выпустить всех советских евреев в Израиль. Фактически Максвелл стал аналогом Парвуса в начале ХХ века – авантюристом, «склеившим» русские революционные силы с зарубежными разведывательными и влиятельными силами.

(Лихачёв и Гарри Оппенгеймер)

Лихачёв и Максвелл становятся закадычными друзьями. Британский медиамагнат публикует в Англии не только произведения советских вождей, но и научную литературу, в том числе книги Лихачёва. Он знакомит Дмитрия Сергеевича с влиятельными особами в Британии.

Когда в России случается Перестройка, Максвелл начинает чувствовать себя в СССР настоящим хозяином. Он берётся за издание культовой перестроечной газеты «Московские новости», а с 1988 по 1991 годы — журнала «Наше наследие».

В Перестройку академик Лихачёв находит путь и к голове Раисы Максимовны Горбачёвой, позже он сводит её и с Максвеллом. Лихачёв вспоминал: «Благодаря тому что за Фондом культуры, а значит — и за журналом «Наше наследие», стояло имя Р.М.Горбачевой, мы смогли издавать журнал в издательстве «Пергамон-пресс» в Оксфорде. Мы делали журнал за границей, потому что ни одна отечественная типография не бралась достичь тогда при тираже в 250 тысяч экземпляров того качества цветного издания, которое было задумано. Мне пришлось немало вытерпеть от тех умников, кто не мог пережить, что журнал по русской культуре и для России печатается в туманном для них Альбионе. «Мы создаем журнал-подарок», — любил отвечать им я».

В эту же компанию по «возрождению русского наследия», кроме Р.Горбачёвой, Максвелла и Лихачёва, вошёл русский эмигрант, князь Г.И. Васильчиков — историк, консультант компании «Де Бирс» по связям с СССР. «Де-Бирс» также становится спонсором «Фонда культуры» и прожектов этой компании.

(Лихачёв и Раиса Горбачёва)

Раису Горбачёву Дмитрий Лихачёв использовал на всех фронтах. Вот одна из таких историй:

«2 июля 1987 года на Рогожское приехал председатель правления Советского фонда культуры Дмитрий Лихачёв. Там ему вручили подписанный церковный календарь для заместителя председателя правления Советского фонда культуры Раисы Максимовны Горбачевой. Дмитрий Лихачёв походатайствовал за старообрядчество перед М.С. Горбачевым. Раиса Максимовна позвонила Харчеву и дала ему указания. Не прошло и полутора недель после визита Лихачева, как Харчев сам звонит архиепископу Алимпию и спрашивает о нуждах старообрядцев! Вскоре на Рогожское поступили необходимые строительные материалы, золото для отделки крестов, стали постепенно возвращать здания».

Но совместное счастье с Максвеллом продолжалось недолго. В 1991 году наружу всплывает информация об огромных долгах медиамагната – 3 млрд. долларов. Тогда же поползли слухи, что он впал в немилость израильской разведки «Моссада».

В конце 1991 года Максвелл трагически погиб при загадочных обстоятельствах, оказавшись как-то вечером по непонятной причине один на своей фешенебельной яхте в открытом океане. А вскоре возник громкий судебный процесс, связанный с его именем, в особенности в связи с исчезновением огромных активов некоего пенсионного фонда, связанного с деятельностью Максвелла. Со смертью Максвелла, оказалось, что спрашивать не с кого. Где соответствующие деньги, до сих пор никому не известно.

Кстати, Максвелл в письмах Лихачёву часто именовал его «Дорогому писателю Джеку Лилли-Буллеру». Кого имел в виду Максвел, сначала он унёс эту отгадку с собой в могилу, а затем и сам Лихачёв.

Но Дмитрий Лихачёв к этому моменту поднялся в высшие круги истеблишмента страны. Он умело использовал власти в своих интересах (в первую очередь, лоббируя интересы старообрядчества), власти использовали его. Один перестроечный публицист так описывал их симбиоз: «В бесконечные сериалы «бандитского Петербурга» с семьёй Собчака и всех прочих нынешних «питерцев» академик Лихачёв очень даже хорошо вписывается как политически дураковатый, выживший из ума интеллигент. Лихачёва держали в собчаковской конюшне как козла для успокоения маразменной советской публики, которой он часами рассказывал свои байки про тюрьмы и лагеря, подслеповато предсмертно щурясь и уговаривая своих слушателей не делать людям зла».

Но не так-то прост был Лихачёв: в обмен на эти неприглядные роли он вершил Политику. К примеру, есть устойчивый слух, что из администрации Собчака на верх тянул Путина именно Дмитрий Сергеевич. Малоизвестный, но важный факт: Лихачёвы проживали в Басковом переулке, 35, близ Мальцевского рынка; в это же время в доме №12 Баскова переулка в коммунальной квартире жила семья слесаря вагоностроительного завода Владимира Спиридоновича Путина.

На 100-летие Лихачёва, в 2006 году президент Владимир Путин, еле сдерживая слёзы, так кратко сформулировал наследие своего старого знакомого:

«Знаменательно, что наш разговор освящён наследием и самой личностью Дмитрия Сергеевича Лихачёва, считавшего культуру главным смыслом и глобальной ценностью человеческой жизни. Известны его многочисленные труды на эту тему, среди которых особое место принадлежит «Декларации прав культуры». В своих исследованиях академик Лихачёв сформулировал саму миссию культуры, которая состоит в том, чтобы из «просто населения делать народ».

Из своего культурного наследия академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв перед смертью оторвал один из самых ценных артефактов: колоды игральных карт. В дар музею «Петергоф» он передал две колоды карт, полученных им в дар от президента США Рональда Рейгана в 1988 году, а также три колоды карт, сделанных руками воровских авторитетов.

++++Дмитрий Лихачёв о том, почему он выбрал изучение Древней Руси:

«Недаром в Древней Руси так была развита публицистика. Вот эта сторона древнерусской жизни: борьба за лучшую жизнь, борьба за исправление, борьба даже просто за военную организацию, более совершенную и лучшую, которая могла бы оборонять народ от постоянных вторжений, – она меня и притягивает. Я очень люблю старообрядчество не за самые идеи старообрядчества, а за ту тяжелую, убеждённую борьбу, которую старообрядцы вели, особенно на первых этапах, когда старообрядчество было крестьянским движением, когда оно смыкалось с движением Степана Разина. Соловецкое восстание ведь было поднято после разгрома разинского движения беглыми разинцами, рядовыми монахами, у которых были на Севере очень сильные крестьянские корни. Это была борьба не только религиозная, но и социальная».