Юбилейное

Юбилейное

 

                6 июня 1799 — 10 февраля 1837

 

        Александр Сергеевич,

                       разрешите представиться.

                                                     Маяковский.

      Дайте руку!

                    Вот грудная клетка.

                           Слушайте, уже не стук, а стон;

       тревожусь я о нем,

                     в щенка смиренном львенке.

      Я никогда не знал,

                                  что столько

                                                    тысяч тонн

      в моей

              позорно легкомыслой головенке.

       Я тащу вас.

               Удивляетесь, конечно?

                                           Стиснул?

                                                       Больно?

          Извините, дорогой.

                      У меня, да и у вас,

                                         в запасе вечность.

         Что нам потерять

                                  часок-другой?!

          Будто бы вода —

                            давайте мчать,

                                                болтая,

           Будто бы весна —

                              свободно

                                    и раскованно!

            В небе вон луна

                                   такая

                                           молодая,

           что ее

                    без спутников

                          и выпускать рискованно.

            Я

              теперь

                            свободен

                                  от любви

                                       и от плакатов.

          Шкурой

                  ревности медведь

                                       лежит когтист.

          Можно

                    убедиться,

                         что земля поката,—

          сядь

                   на собственные ягодицы

                                                     и катись!

           Нет,

               не навяжусь в меланхолишке

                                                           черной,

          да и разговаривать

                                     не хочется ни с кем.

          Только жабры рифм

                                      топырит учащенно

                 у таких, как мы,

                                 на поэтическом песке.

              Вред — мечта,

                                и бесполезно грезить,

               надо

                       весть служебную

                                                     нуду.

            Но бывает —

                            жизнь встает

                                           в другом разрезе,

           и большое

                         понимаешь

                                              через ерунду.

           Нами

                   лирика

                             в штыки

                                     неоднократно атакована,

          ищем речи

                           точной

                                                и нагой.

           Но поэзия —

                     пресволочнейшая штуковина:

        существует —

                                   и ни в зуб ногой.

         Например

                          вот это

                          — говорится или блеется?

             Синемордое,

                             в оранжевых усах,

         Навуходоносором библейцем

                                                         — «Коопсах».

        Дайте нам стаканы!

                                         знаю способ старый

           в горе дуть винище,

                                        но смотрите —

           из выплывают Red и White Star'ы

                                 с ворохом

                                    разнообразных виз.

          Мне приятно с вами,—

                                           рад,

                                         что вы у столика.

           Муза это

                         ловко за язык

                                                  вас тянет.

       Как это у вас

                           говаривала

                                                  Ольга?..

      Да не Ольга!

                    из письма

                             Онегина к Татьяне. —

       Дескать,

                муж у вас

                                дурак

                                 и старый мерин,

        я люблю вас,

                         будьте обязательно моя,

        я сейчас же

                       утром должен быть уверен,

        что с вами днем увижусь я.—

             Было всякое:

                         и под окном стояние,

          письма, тряски

                                     нервное желе.

           Вот когда

                      и горевать

                                   не в состоянии —

            это,

                  Александр Сергеич,

                                     много тяжелей.

       Айда, Маяковский!

                                    Маячь на юг!

             Сердце рифмами вымучь —

                          вот и любви пришел каюк,

              дорогой Владим Владимыч.

       Нет,

                 не старость этому имя!

       Тушу

               вперед стремя,

       я

             с удовольствием

                          справлюсь с двоими,

       а разозлить —

                                    и с тремя.

       Говорят —

                     я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!

                  Entre nous..

                                чтоб цензор не нацыкал.

        Передам вам —

                               говорят —

                                               видали

       даже

                     двух

                               влюбленных членов ВЦИКа.

        Вот —

                     пустили сплетню,

                                               тешат душу ею.

     Александр Сергеич,

                                да не слушайте ж вы их!

       Может,

                 я

                       один

                                  действительно жалею,

       что сегодня нету

                                   вас в живых.

       Мне при жизни

                             с вами

                                      сговориться б надо.

        Скоро вот

                           и я

                                  умру

                                              и буду нем.

        После смерти

                                       нам

                                         стоять почти что рядом:

         вы на Пе,

                          а я

                                      на эМ.

         Кто меж нами?

                                     с кем велите знаться?!

        Чересчур страна моя

                                             поэтами нища.

          Между нами —

                                вот беда —

                                          позатесался Надсон.

            Мы попросим,

                                 чтоб его

                                         куда-нибудь

                                                                на Ща!

          А Некрасов

                                   Коля,

                                             сын покойного Алеши,—

          он и в карты,

                              он и в стих,

                                               и так

                                                             неплох на вид.

           Знаете его?

                           вот он

                                          мужик хороший.

        Этот

                   нам компания —

                                               пускай стоит.

         Что ж о современниках?!

                                        Не просчитались бы,

                                                 за вас

                                                  полсотни отдав.

        От зевоты

                            скулы

                                           разворачивает аж!

         Дорогойченко,

                               Герасимов,

                                            Кириллов,

                                                            Родов —

        кар он

                             однаробразный пейзаж!

        Ну Есенин

                   мужиковствующих свора.

          Смех!

                   Коровою

                            в перчатках лаечных.

          Раз послушаешь..

                            но это ведь из хора!

        Балалаечник!

         Надо,

                      чтоб поэт

                               и в жизни был мастак.

            Мы крепки,

                            как спирт в полтавском штофе.

          Ну, а что вот Безыменский?!

                                                           Так...

              ничего...

                               морковный кофе.

         Правда,

                          есть

                                у нас

                                         Асеев

                                                   Колька.

          Этот может.

                           Хватка у него

                                                          моя.

            Но ведь

                  надо заработать сколько!

         Маленькая,

                         но семья.

            Были б живы —

                                стали бы по Лефу

                                                       соредактор.

             Я бы

                     и агитки

                             вам доверить мог.

           Раз бы показал: —

                                вот так-то, мол,

                                                         и так-то...

               Вы б смогли —

                                       у вас

                                             хороший слог.

               Я дал бы вам

                                  жиркость

                                             и сукна,

            в рекламу б

                             выдал

                                            гумских дам.

             (Я даже ямбом

                                     подсюсюкнул,

               чтоб только

                                    быть

                                       приятней вам.)

           Вам теперь

                         пришлось бы

                                    бросить ямб картавый.

            Нынче

                       наши перья —

                                            штык

                                                 да зубья вил,—

            битвы революций

                                 посерьезнее «Полтавы»,

              и любовь

                       пограндиознее

                                           онегинской любви.

             Бойтесь пушкинистов.

                                     Старомозгий Плюшкин,

          перышко держа,

                                   полезет

                                             с перержавленным. —

             Тоже, мол,

                          у лефов

                                       появился

                                                      Пушкин.

                Вот арап!

                        а состязается —

                                       с Державиным...—

               Я люблю вас,

                                 но живого,

                                                      а не мумию.

           Навели

                     хрестоматийный глянец.

        Вы

                   по-моему

                                 при жизни

                                            — думаю —

        тоже бушевали.

                                     Африканец!

           Сукин сын Дантес!

                                 Великосветский шкода.

            Мы б его спросили:

                                — А ваши кто родители?

              Чем вы занимались до 17-го года?—

                             Только этого Дантеса бы и видели.

            Впрочем, что ж болтанье!

                                     Спиритизма вроде.

            Так сказать,

                        невольник чести...

                                                     пулею сражен...

                Их

                         и по сегодня

                                         много ходит —

            всяческих

                           охотников

                                        до наших жен.

          Хорошо у нас в

                                  Стране Советов.

          Можно жить,

                               работать можно дружно.

           Только вот

                          поэтов,

                         к сожаленью, нету —

           впрочем, может,

                        это и не нужно.

            Ну, пора:

                     рассвет лучища

                                            выкалил.

        Как бы

                 милиционер

                         разыскивать не стал.

          На Тверском бульваре

                            очень к вам привыкли.

           Ну, давайте,

                        подсажу

                                        на пьедестал.

            Мне бы

                      памятник при жизни

                                     полагается по чину.

           Заложил бы динамиту —

                                               ну-ка,

                                                           дрызнь!

              Ненавижу

                               всяческую мертвечину!

                Обожаю

                       всяческую жизнь!