Переписка разлюбезной Катерины Матвевны и её законного мужа Сухова Фёдора Иваныча

«Драгоценный ты мой Федор Иваныч!
 
Пишу тебе потому как более и пожалеться-то некому! Житья совсем не стало! Хоть в петлю лезь, да детишки наши малые все ручки тянут ко мне: не плачь, мамка, не плачь, вот папка вернется и все будет у нас хорошо! Да только вот хорошего этого я и вовсе не вижу!
 
Позвонить хотела, голос твой услышать, пожалеться тебе, да только молчит твой телефон, нельзя тебе звонить, государственную тайну разглашать. Мне про это в части сказали. Вот я и послала Мордулю, Мордуля вон она какая проворная!
 
Житья не стало, на той неделе к Илинишне с Кузовков люди приходили, говорят сын твой, Илинишна, не вернется уже. А про большее знать тебе не положено, тайна это государственная. И денег за сына, как Семеновне не обещали, а сказали только, что когда снимут гриф секретности, тогда и рассмотрят ее заявление.
 
Эти чиновники толстопузые совсем с ума посходили, кровопивцы, вон Ванька, помнишь, мой одноклассник, в Госдуме который сейчас, так приезжал намедни и сказал мне, так, ухмыляясь, вот сгинет твой Федор, к себе заберу, в гарем. Ой, ты ж ничего не знаешь, кормилец ты наш, они ж сейчас законы принимают, что по малочисленности мужиков у нас, всем чиновникам гаремы положены! Так свекор, батяня твой, так и сказал: не пущу в гарем к Ваньке, к себе возьму, я первый и ближайший родственник, мне положено!
 
Ой, Федечка-Федечка, уж и выла я на луну, и к речке ходила. Да вот детки наши малые все перед глазами стоят, с собой возьму их, если ты не вернешься!
 
А с собой возьму их потому как и им житья не остается: китайцы рядом поселились у нас, Федечка, лес купили, детишек дразнят, говорят кушай, кушай, русский раб! Не по-нашему, конечно говорят, да и так все понятно, видел бы ты их. Что другого они говорить-то могут? Жуть берет, как вокруг глянешь! Да только и сказать-то некому, сторонятся все нас, как чумных. Почтальонша и та не здоровается, отворачивается, чтоб случайно государственную тайну не узнать.
 
Ой, не знаю, Федечка, сколько их там американцев да фашистов осталось… воевать которых ты поехал… Только если не вернешься точно знаю, быть тебе вдовому! Чиновники наши похлеще фашистов любых будут.
 
Так что, любимый мой супруг, Федор Иванович, пенсию ты свою уже наслужил, долги родине вернул, пора тебе и о жене с детками подумать.

Не подумаешь ты – свекор за тебя обещал подумать. Ясно, что он удумает – ему 2 гектара обрабатывать надо, ему руки нужны. Или китайцы те же – лес большой, работы много.
 
Возвращайся, Феденька.
 
Жду тебя, верная тебе законная супруга твоя Катерина».

 Петруху распяли в Донецком АП –
Он там снегирей от синичек спасал.
Он долго висел на большой высоте
И кровью, бедняга, на снег истекал.
 
А Леха, ты помнишь его, балагур,
Пошел на рыбалку и там утонул –
Без удочек рыбу на «эфки» ловил…
Чеку вынуть – вынул, а бросить забыл.
 
Васютка с Урала в плен к украм попал
И с украми вместе его расстрелял
Наш доблестный неуловимый «урал» -
Расчет минометный в «урале» стоял.
 
А помнишь Пингвина, тот, что петухом
На зоне был… да все - рачком, все – очком…
Так вот, он полковник в законе. Ему
Повесили крест, золотую звезду –
 
Теперь Моторола. Такой позывной.
Как туз перед пасхой, причем козырной.
В полковники вылез из-под нижних нар.
(У них, петухов, видно к этому дар.)
 
А вот, говорят, ГэРэУшник, что нас
Учил воевать, улетел на Кавказ.
По пьянке на чеха нарвался и тот
Ему х** отрезал и впхнул ему в рот.
 
Но, все это сказки. А я видел сам
Как труп его бобик какой-то терзал –
Хоть и военспец, а в засаду попал…
С разорванным брюхом в канаве лежал.
 
Без счету уехало наших домой
Без рук да без ног, да с пробитой башкой.
Теперь по вокзалам петляют еду -
Россия всегда всех имеет ввиду.
 
За сим, жена Катя, кончаю письмо
Нам свидиться скоро, увы, не дано –
Судьба моя видно – погибнуть в бою.
Вот только за что – них*я не пойму…