Ролик с заложницей. О лояльности в обмен на больницы

Эстонская газета Postimees взяла у актрисы и главы фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой интервью. На вопрос, снялась бы она еще раз в ролике в поддержку Владимира Путина, Хаматова ответила: «Если бы была построена еще одна больница, я бы приняла (предложение. — А.К). Я бы сделала то же самое. Я считаю, что нет белого и черного, есть хорошие и плохие поступки. Моя страна делает много хороших поступков. И моя страна делает много чудовищных, ужасных, грустных, отвратительных поступков. И за хорошие поступки я готова благодарить всегда».

Это интервью с петлей на шее.

Потому что если человек хочет сделать в нашей стране нечто хорошее и масштабное, он должен заниматься фандрайзингом — в широком смысле этого слова, то есть не только финансовом, но и административном, и политическом.

Допустим, он не может на это что-то масштабное привлечь достаточный объем частных средств. А иностранные деньги в нашей стране запрещены законодательно как класс, потому что они якобы точат изнутри обороноспособность. Значит, деньги можно взять только у субстанции, которая условно называется «государство». Но и само государство узнает, какое решение оно приняло, только обратившись к высшей инстанции — президенту. Своего мнения у субстанции «государство» нет.

В этом смысле Хаматова — заложник. Впрочем, как и все, кто хотя бы в чем-нибудь зависит от государства.

Чтобы что-то сделать в системе с перекрытыми каналами, приходится торговать лояльностью и конвертировать ее в деньги, больницы, медицинское оборудование и прочие полезные вещи.

Многие в этой логике оправдывают свое сотрудничество с властью.

Аргументы давно известны: придут другие — и будет еще хуже, уж лучше так, как сейчас.

И своя грубая прагматическая правда в этом есть: хотите увидеть, как выглядит настоящая катастрофа, — представьте себе на минуту, например, любого депутата фракции ЛДПР на посту министра финансов.

Больше того, даже по спискам «Единой России» шло немало людей, надеявшихся таким образом сделать добрые дела. Правда, сделать их так и не удалось, торговать лояльностью пришлось с такой силой, что теперь вообще никак не отмоешься от голосования за репрессивное и архаизирующее страну законодательство, да и близость к власти затягивает.

Есть и иного свойства аргументация, и тоже понятная, описываемая еще одним из известных проклятых русских вопросов: «С кем вы, мастера культуры?» И ответы тоже известны заранее: «Я вынужден идти на уступки власти, потому что за мной — коллектив, люди, квартиры, прописки, постановки, деньги, наконец».

В общем, один из ключевых вопросов — о пределах торговли лояльностью. О границе допустимого и недопустимого.

Проблема в том, как делающий дело оценивает саму фигуру человека, дающего деньги и открывающего возможности. Но в любой сделке есть две стороны, а не одна. И правомерен вопрос ко второй стороне:

а почему бы самостоятельно, с использованием гигантского отряда коллег и товарищей, живущих на деньги налогоплательщиков, не догадаться, что нужна, например, детская гематологическая больница?

И не превращать ее в валюту обмена со знаменитостью, делающей благородное дело.

Взаимоотношения народа и власти, государства и общества в последние годы и есть один сплошной обмен — когда с подмигиванием, когда с глазами в стол. Или, как его высокопарно называют, социальный контракт. «Свобода в обмен на колбасу». Потом, когда колбаса растет в цене и у нее снижается качество, — «свобода в обмен на Крым». Больница в обмен на ролик.

Какой-то обменно-вещевой бартерный рынок, а не страна.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Андрей Колесников, журналист