Капля правды в море лжи...

Спецкор «Новой газеты» Павел Каныгин взял интервью у задержанных россиян Александа Александрова и Евгения Ерофеева

С задержанными Александровым и Ерофеевым мне дали встретиться тет-а-тет. Россияне лежат в соседних одноместных палатах, по соседству с ранеными служащими ВСУ. Корпус, где лежат россияне, охраняет с полтора десятка людей в штатском. Обоих уже посетили представители ОБСЕ, Красного Креста, психологи и адвокат. Не пришли до сих пор лишь официальные представители России — по международному праву консульские работники имеют такую возможность (и — необходимость).

Александрову день назад завершили сложную операцию на ноге. Пока он не может даже привстать. Но после реабилитации снова будет ходить, как говорят местные врачи, спасшие ему ногу. А Ерофееву оперировали руку — на ней сейчас штатовский аппарат. В обоих случаях угрозы ампутации больше нет.

Часть нашего разговора по просьбе самих раненых идет «оффзерекорд». Оба расспрашивают меня о новостях и реакции в России. Хотя они уже в курсе из бесед с СБУшниками о том, что уволены со службы еще в декабре. В курсе, что их не признает Минобороны РФ, зато называют «народными милиционерами» в «ЛНР». Но до конца не верят в это. Капитан Ерофеев говорит мне, что «все это развод этих в СБУ». И, кажется, не верит даже мне, когда я подтверждаю плохие новости: не признают.

Пару раз я выключаю камеру, оставляя лишь диктофон, потому что не в состоянии такое снимать. Например, когда сержант Александров не может сдержать слез, узнав от меня про сюжет на «России-24». Там его жена Екатерина рассказывает, что Александр был уволен с военной службы еще в декабре 2014 года и она не знала о его поездке на Донбасс.

— Скажи мне, почему так? Я же только приказ, я не террорист… Был приказ! Я же присягу давал Родине! Я же поехал… Скажи, тебе сколько вот лет? — спрашивает меня Александров.

— Двадцать восемь.

— Ну, ровесники, значит. Не знаю, служил ты, не служил. Но ты с России тоже, земляки же мы как бы. Скажи, как такое могло вообще?.. Почему они отказываются от нас?

— Я не знаю, Саша.

— Задание же было! А сюжет этот, ты говорил, на телевидении, там что вообще? Жена там есть или только фотография ее?

— По-моему, она там про вас рассказывает.

— Ну, может это просто только фотография ее?! — Александров закрывает лицо полотенцем. — Почему она такое рассказывает?!

— Саша, может быть, это не совсем она.

— А кто?!

— Я уверен, что она вас по-прежнему любит, но наверное, говорила это не по своей воле.

— Ну почему?! Я же присягал!… Мы с ней вместе, в одной части…

Я не знаю, как реагировать на такое. Не знаю, что вообще тут сказать. В конце интервью Александров просит еще раз передать, что любит Екатерину. Я выхожу из палаты, а сержант со слезами зарывается в вафельное полотенце.

Интервью это я записываю с их согласия. Часть времени при разговоре присутствует  человек в штатском, но затем беседа идет с глазу на глаз. Раненные солдаты хотят, чтобы родственники и друзья увидели их живыми, и не хотят оказаться забытыми. Хотят вернуться домой.

Александр Александров 

— Могли бы вы представиться, рассказать немного о себе. Вас зовут Александров Александр?

— Да, Александр Анатольевич. Родился 7 января 1987 года в Южно-Сахалинске. В настоящее время прописан в Кировской области. Там проживают мои родители. Я гражданин Российской Федерации. Действительный военнослужащий (вооруженных сил РФ — П.К.). Во всяком случае был.

— Были?

— Ну, насколько мне известно, сам я не увольнялся, рапортов никаких не писал.

— То есть вы [считаете себя] как действительный служащий российской армии?

— Да.

— Как вы сами полагаете, каков на данный момент ваш статус здесь? Вы военнопленный или в каком-то другом статусе?

— Хотелось бы, чтобы являлся военнопленным. Этот статус мне, скажем так, нравится больше чем статус наемника или бандита.

— Вы, наверное, уже знаете, что украинская сторона обвиняет вас в терроризме, вас уже оповестили об этом?

— Да…

— Что скажете на тот счет?

— Не знаю, что сказать на этот вопрос.

— Вы можете не отвечать.

— Можно лучше не буду?

— Вы говорили, что был приказ [направить вас сюда]. Чей это был приказ?

— Был приказ, и как военный я его исполнял. Командировка такая.

— Расскажите, пожалуйста, как вы попали в населенный пункт Счастье?

— 16 мая с командиром группы пошли на разведку местности. Пошли по позициям вооруженных сил Украины. Посмотрели. Позиции были пустые, никого не было. Ни людей, ни голосов не было. Подошли поближе, опять тишина. А когда подошли еще ближе, товарищи остались сзади меня, я услышал выстрелы… Метров 15 я бежал. ранили меня, как мог, отползал. Был задержан солдатами ВСУ.

— Вы уже встречались с представителями российского посольства?

— Нет.

— Хотите что-то передать им?

— Может быть, ну чтобы навестили меня.

— Какое-то сообщение?

—  А смысл? Думаю, они знают, что здесь граждане Российской Федерации находятся.

— Слышали ли вы сообщения Минобороны России о том, что с декабря 2014 года не являетесь больше военнослужащими РФ?

— Первый раз слышу от вас.

— Вчера некоторые СМИ российские опубликовали разговор с вашей женой, она заявляет, что вы уволились из рядов армии РФ в декабре и уехали в Самару, и она не знала, где вы находитесь.

—  Я такого не знал. Честно говоря, вы меня шокировали немножко сейчас…

— Вы разговаривали с ней вообще?

— Связаться не получилось. Звонки не проходят…

[…]— Как с вами обращаются?

— Нормально обращаются.

— Вас обвиняют в терроризме.

— Террористических актов никаких я не выполнял, я выполнял свою задачу по службе чисто разведывательной. Никаких диверсий не исполнял.

— Как бы вы прокомментировали заявления властей нашей страны и ее руководителей, что на территории Донбасса нет российской армии?

— Как видите, она есть. Просто невыгодно признаваться в этом.

— Саша, СБУшники говорят, что, не желая быть задержанным, вы пытались подорвать себя гранатой.

— Нет, у меня даже мыслей таких не было (подорвать себя пытался капитан Ерофеев — П.К.).

— Вы не опасаетесь, находясь здесь, за свою жизнь?

— Как ни странно, нет. Все говорят: страшно, не страшно, а если будут пытать? Но я спокоен.

— Скажите, оказывалось на вас давление сотрудниками СБУ в ходе бесед?

— Нет. Нормально обращаются, адекватно. Как с военнопленным.

— Хотели бы вы что-то сообщить общественности?

— Хотелось бы домой вернуться. И чтобы больше никого не посылали сюда [на войну].

— Скажите, служба на подконтрольных «ДНР» и «ЛНР» территориях оплачивается каким-то особым образом?

— Не знаю. Как бы то же самое, что и на территории России. Только обещали. Но дальше обещаний — ничего.

— А что обещали?

— Двойную зарплату. Но как бы ее нет, не было.

— СБУ распространила сегодня информацию, что у вас был кредит на автомобиль.

— Этот вопрос не касается моей службы.

— Они говорят, что будто бы поэтому вы поехали воевать. Вы можете не отвечать, я хотел лишь уточнить, является ли эта информация правдивой или нет.

— Это не является [правдой].

— Что вы знаете о Минских соглашениях?

— Ну, в основном оно было про отвод тяжелого вооружения, установление перемирия. Что еще…

— Что вы думаете про перемирие? Соблюдалось ли оно там, где вы находились?

— В большей части, конечно, соблюдалось.

— Могли бы вы сказать, как Россия помогает Донбассу?

— Ну, гуманитарная помощь, гумконвои отправляются, сами, наверное, в новостях видели не раз.

— Как бы вы назвали свои командировки на территорию двух этих областей?

— Даже не знаю. Служебные командировки. Нам сказали, я приехал. Выполнял приказ.

— Хотели бы что-то передать родственникам?

— Жене. Что я очень сильно люблю ее. И надеюсь, что все-таки вернусь. Извините […]

Евгений Ерофеев 

— Расскажите, пожалуйста, немного о себе. Вы Евгений Ерофеев?

— Да, и вы уже не первый, кто интересуется моей судьбой. Уже я тут немного известен в медиапространстве. Так уж получилось. Уже и говорил, и передавал, что домой лишь хочется. Мне здесь предъявляет статью «терроризм». Но пока лечат в госпитале.

— Я уже спрашивал Александра о его статусе здесь. Как бы вы определили свой статус в данный момент?

— Ну, вот новости доходят из интернета, что от нас якобы отказываются, что мы уволены аж с нового года.

— Уволены кем?

— Уволились сами из армии. И сюда приехали сами.

— Но вы не увольнялись?

— Я еще не увольнялся. Просто такая ситуация, информационный вакуум, к нам никто не приходит из нашего как бы посольства, никто с нами не встречается, не разговаривает. Ни разу не видел никакого представителя нашей страны, хотя являюсь гражданином России. Не знаю, что сейчас вообще происходит и во что все выльется. Но надеюсь, что все будет хорошо. Вернусь к родителям, к жене.

— Могли бы вы рассказать, как вы оказались у населенного пункта Счастье?

— Ну, я там выполнял боевую задачу по наблюдению за сторонами, которые вели конфликт. Так получилось, что, возможно, сбился с маршрута немножко. В ходе перестрелки [с солдатами ВСУ] получил ранение на поле боя. Войска ВСУ оказали нам помощь.

— Вы говорите, что вы наблюдали?

— Ну да, не было приказа вообще, не выполнял я специальную миссию какую-то по уничтожению, по захвату, там. Никого не убивал, не было даже приказа стрелять. Был только приказ стрелять в ответ — в целях самозащиты.

— СБУ говорит, что была перестрелка между вами и солдатами ВСУ.

— Да, была, причем внезапно.

— Скажите, украинские военные были оповещены, что вы являетесь наблюдателями и наблюдаете за сторонами конфликта?

— Нет, мы делали это скрытно. Ну как объяснить? Не в рамках миссии наблюдательной.

— Могли бы вы рассказать подробно про эту вашу миссию?

— Ну, вели разведку там, вели наблюдение. Ну как, отмечали, кто открывает огонь, какая сторона — все.

— Самим приходилось стрелять?

— Только в тот момент, когда было боестолкновение, когда убегал уже.

— Вас в «ЛНР» называют сотрудником «народной милиции».

— Возможно.

— То есть вы являетесь одновременно наблюдателем российской армии и сотрудником «народной милиции»?

— Да нет. Пребывал я в статусе военнослужащего [России], выполнял приказ, никого не убивал. Так уж получилось, что стали так события развиваться.— Вы, наверное, знаете про Минские договоренности?

— Да.

— Как ваша деятельность коррелируется с этими соглашениями?

— Не знаю, как сказать точно. Я не вел никаких боевых действий (…). Докладывал [только] о нарушениях Минских договоренностей с обеих сторон. Ну, это было не в рамках корпуса наблюдателей какого-либо… Просто печалит такая ситуация, что нас забыли, бросили, хотят нас слить, списать.

— Как бы вы прокомментировали такую ситуацию?

— Ситуация некорректная.

— Что насчет заявления Минобороны России, что вы не числитесь в рядах армии с нового года?

— Честно говоря, мне только на словах передали, что было такое заявление… На самом деле пленных с обеих сторон много. И возможность обменять пленных на пленных есть всегда. У «ЛНР» есть пленные, у Украины есть пленные. Я бы очень хотел быть обменянным.

— Вы определяете себя как пленного в этой ситуации?

— Ну…

— Военнопленного «ЛНР» или России?

— Ну, состояния войны нет, конечно. Но как бы если я и являлся и, скорее всего, являюсь военнослужащим [Российской Федерации], не знаю как это назвать уже — и попал в плен, то, наверное, есть какая-то возможность моего обмена.

— Украинская сторона заявила о возможности обмена на летчицу Савченко. Знаете об этом?

— Не слышал такого. Вообще обмен хотели сразу сделать, еще после задержания. Но как я понял, видимо, они не успевали оказать мне помощь. И повезли в больницу.

— Скажите, пожалуйста, правда ли вы являетесь контрактником ГРУ РФ?

— Ну, это на самом деле ярлык, шаблон — офицер-разведчик ГРУ.

— Как можно корректно назвать тогда вашу службу?

— Ну, офицер разведывательной части, не более. Таких частей как бы в стране много. В том числе и на Украине. 

— Чтобы вы хотели передать своим родственникам?

— Терпения, конечно. Вы можете представить, как они реагируют, узнав, что их сын оказался в такой ситуации. Главное чтобы не было никакого влияния на их здоровье. И надеюсь, им окажут какую-то помощь.

— Вы имеете в виду по вашей ведомственной линии?

— Да хоть по ведомственной, какой угодно. Они в помощи нуждаются.

— По вашему мнению, есть ли российские войска на территории Донбасса?

— В том-то и дело, что нет. Поймали нас двоих, наблюдателей, и хотят выдать за армию вторжения России на Украину. А войска — это много техники, много пехоты, артиллерии, какая-то авиация, что еще. Таких частей нет на территории «ЛНР» и «ДНР». Там своих хватает. Просто с нами хотят игру политическую какую-то сделать. В лице нас показать агрессию и всю армию России.

— Но ваше присутствие, что это?

— Вы представляете, что такое армия? Это ни она тысяча тысяч человек. Это сотни единиц техники, штабы. Это все должно работать как единый механизм. А этого всего нет. Нас поймали двух человек и хотят выдать за всю армию.

— Наверное, вы слышали про бурятских танкистов. Что скажете на этот счет?

— Про бурятских танкистов? (улыбается — П.К.) Ну, я слышал, что Россия перекидывает последние свои резервы с Сахалина.

— Они тоже наблюдали, получается? Из танков?

— Не слышал, не представляю. На Украине много национальностей как бы, все возможно. Но бурятов не видел.

— Вас, командира разведгруппы, задержали — как это можно назвать?

— Это провал. Провал моей разведывательной миссии. Правильно?

— Я не знаю, я вас спрашиваю.

— Это провал.

— Когда вы вернетесь в Россию, какую реакцию ожидаете от своего руководства?

— Не знаю. Не хочу пока даже предполагать. Хотелось бы сначала долечиться. Потом уйду на пенсию по состоянию здоровья. Это один из лучших вариантов сегодня.

— Что вы бы могли сказать об этой войне?

— Ну, я имел возможность наблюдать конфликт с обеих сторон (Кто-то заходит в палату, Ерофеев просит его подождать — П.К.). Тут обе стороны сделали много нехорошего. Что добровольческие формирования, что ополченцы — все творили беспредел.

— Это война между кем и кем?

— Это гражданская война.

— Россия участвует в ней?

— Ее втягивают, в эту войну… Но я вижу, что сейчас технику жженую убирают, идут ремонты [в «ЛНР» и «ДНР»], открываются магазины, появляется работа у людей, где-то, если дырки были от обстрелов в асфальте, их латают, дома восстанавливают, вроде школы работают. Да, есть проблемы с питанием, но завоз идет.

— Россия помогает?

— Гуманитарно.

— Помогает ли техникой?

— Бабушкам и дедушкам не нужна военная техника там.

— А армиям «ЛНР»и «ДНР»?

— Надеюсь, что скоро все закончится. Очень много людей, кто устал от этого всего. Думаю, пора заканчивать воевать. Лучше плохой мир, чем хорошая война. Все.

— Кто-то вас уже посещал здесь, в госпитале?

— Такая ситуация, что все приходили. ООН приходила, Красный крест пришел, ОБСЕ. Все спрашивали, как я, жив ли, здоров? Получаю ли лечение. Все приходили, кроме посольства [России]. Понимаю, что от меня отказались как от военнослужащего, хер с ним. Но я пока гражданин страны своей. И хотел бы увидеть здесь какого-то представителя.

— Посольства России?

— Посольства России, да кого угодно. Консульства, посольства! Все были, кроме них. Хрен с ним, что отказались как от военного, но я же пока еще гражданин. Пока еще… (После долгой паузы — П.К.) Павел! Вы можете к ним зайти и попросить навестить меня?

Автор: Павел Каныгин