Мы переживаем очередной эпизод русской революции

20 мая был круглый стол на тему «100 лет Великой российской революции: осмысление во имя консолидации». Вели его министр культуры В.Р. Мединский и академик О.А. Чубарьян. Было много историков. Большинство выступлений показало, что это сообщество пока не представляет сложности темы. Во‑первых, трудно соединить в одну Великую революцию две революционных системы (Февраль и Октябрь), которые сошлись в огромной Гражданской войне. А главное, нынешний раскол нашего общества возник по новым причинам, и хотя многие ссылаются на революцию («ты за белых или за красных!»), это инсценировка. Как ни изощряйся в рассуждениях о делах столетней давности, консолидации не достичь. Но, наверное, конфликт смягчить можно.

А вот какой докладик сделал я.

Российская революция как диалог и конфликт цивилизационных проектов

Мы создаем модель Русской революции. Для этого надо на время отодвинуть эмоции и подойти к объекту рационально, как инженеры. Образованные взрослые люди могут, приложив усилие, договориться о структуре «скелета» этой революции, а потом искать компромиссы относительно мяса и болячек. Тогда это будет «осмысление во имя консолидации».

Для подобной работы есть полезная аналогия — модель движения науки как революций и, между ними, периодов развития или спада. От науки остается много следов, ее формы и динамика хорошо видны. Сейчас, за 30 лет, мы тоже выявили много следов и можем увидеть структуру и процесс нашей революции — ее «карту».

Карта эта велика, изложу грубыми мазками, включим воображение. Полезны идеи Данилевского и анализ Булгакова апокалиптики Маркса и нашей революции.

Данилевский дал идею: носитель главных черт цивилизации — культурно-исторический тип. Это воображаемый «обобщенный индивид», воплощенный народ, сущность очень устойчивая.

Но революция и перестройка 1980‑х показали иное: цивилизация — арена борьбы нескольких культурно-исторических типов, все с разными проектами будущего. Один из них какой-то период доминирует и «представляет» цивилизацию.

Модернизация конца ХIХ века вызвала кризис культурного типа «петровского периода» и усилила другой, возникший на матрице буржуазно-либеральных ценностей. Это новое поколение наших западников, вовсе не клон западных либералов. На короткое время этот тип возглавил процессы в России и осуществил Февральскую революцию. Но был сметен более мощной волной советской революции.

Ее возглавил русский коммунизм — сплетение разных течений, взаимно необходимых, но в какие-то моменты и враждебных друг другу. Это был синтез двух главных блоков, которые сблизились в 1905 году и стали единым целым перед Великой Отечественной войной. Первый блок — «крестьянский общинный коммунизм». Второй — русская социалистическая мысль, которая взяла за идеологию марксизм. Но зеркало русской революции — Лев Толстой.

Ее культурно-исторический тип стал складываться в начале ХХ века, но оформился как «советский человек» уже после Гражданской войны. Все проекты для России были тогда «выложены» в наглядной форме, их носители были всем известны и различимы, все они были порождением России — консерваторы и анархисты, либералы и эсеры, большевики и меньшевики, черносотенцы и красносотенцы.

Некоторые проекты сходили с дистанции и примыкали к другим или в эмиграцию. В финале борьбы проектов столкнулись в войне «Февраль с Октябрем», две революции — и «белая идея переползла через фронты в стан красных». Даже «левая политика правыми руками» Врангеля не прошла, война цивилизаций сурова.

Крестьянский общинный коммунизм был несовместим с либерализмом и вызывал ненависть у «западников» — и правых, и левых. В нем видели угрозу архаизации и «азиатизации» России. Кто призывал социалистов Европы к крестовому походу на советскую Россию? Основатели РСДРП, марксисты, посвятившие свои жизни борьбе за социализм!

Для них советское движение — «русский бунт, не имеющий ничего общего с социал-демократией», контрреволюция. Письмо Плеханова петроградским рабочим красноречиво.

Советский человек победил белых и интервенцию, вовлек умеренных противников в работу, провел модернизацию и культурную революцию, одолел фашизм, создал надежный щит и большие социотехнические системы высшего класса. Мы и сейчас на них живем — заменить их не могут.

Но в надстройке СССР вызревал кризис, и она не смогла провести смену культурно-исторического типа. Общинный коммунизм отошел, культурная гегемония была утрачена. Антисоветские общности (их наследники) вновь вышли на арену. Даже шестидесятники, «экзальтированные коммунисты», сдвинулись к боевикам холодной войны. Вперед вырвался самый живучий тип — мещанство. На него была ставка.

Власть и ее интеллектуалы вывели на сцену тип-антипод. Их группы рядятся в либералов, монархистов и даже троцкистов — это инсценировки. Новый культурный тип — продукт кризиса советского общества, как и на Украине. Он бесплоден, но агрессивен.

Произошла революция регресса, на нисходящей ветви культуры — в отличие от начала ХХ века. Нынешний господствующий тип не обладает творческим потенциалом и системой ценностей, которые необходимы, чтобы «держать» страну, а тем более сплотить общество для модернизации и развития. Посмотрите на монумент «Рабочий и колхозница» или «Воин-освободитель», а потом на монумент «Чижик-пыжик». 

Оформился латентный конфликт двух рыхлых общностей: «наследников советского человека» и их противников. Власть лавирует, обществоведение парализовано.

Мы переживаем очередной эпизод русской революции, топчемся на распутье и пройдем еще много перекрестков. Удерживаемся в состоянии гражданской холодной войны цивилизаций — и то чудом. Разрушена культура забвения, политтехнологи превращают память в открытую рану и посыпают солью.

Скорее всего, лямку восстановления придется тянуть, а то и воевать, советскому человеку нового призыва. Если молодежь соберется в общность, отладит структуры рациональности и в диалоге выработает проект, то консолидация критической массы может произойти быстро — и революция пройдет незаметно. Если бы государство встало на этот путь!

Сергей Кара-Мурза