Отец, я жить хочу

Так случилось, что после тяжелого ранения, которое прошило как швейной машинкой правую ногу и бедро, пришлось Семену кочевать вместе с военно-полевым госпиталем. И не только кочевать, но и когда самостоятельно без посторонней помощи научился ходить, то взял на себя роль санитара, который не подолгу службы, а по зову сердца стал для многих попавших в госпиталь отцом, медбратом, наставником.

Всякое пришлось повидать старому солдату. Привозили с фронта и тех, в ком, как говорят: душа еле теплилась. А бывали и такие, у которых пуля, простите, в заднице в место занозы застряла, а он столько нервов врачам помотает, да еще требует, чтобы его комиссовали подчистую. Вот и приходилось Семену их воспитывать, чтобы про честь солдатскую не забывали, да бабские нюни не распускали.

А однажды привезли с передовой «мальца», который ростом до полутора метра вместе с фуражкой не дотягивал. И пока хирурги советовались «брать его на стол» или не брать (ранение было несовместимое с жизнью), сидел около него Семен и тихо приговаривал: - ты смотри сынок на небо, если Бог тебя видит, значит, жить будешь.

Так и смотрели они: один с немигающими глазами - на небо, а другой - на безнадежно раненного молодого бойца, который еще, ни жизни не видел, ни любви горячей не испытал. А когда подошел к ним хирург и увидел, что у «мальца» взгляд на небо застыл, попросил санитара Семена, чтобы тот закрыл умершему глаза, и отнес его в погреб, который был вместо морга.

Тяжело нес Семен молодое тело в сырую яму, где лежали десятки убитых войной. Все ему казалось, что несет он такую тяжелую ношу, которую и здоровые мужики вдвоем вряд ли поднимут. А когда занес его в погреб и услышал «мальца» шепот: - «отец, я жить хочу», то выскочил пятидесятилетний санитар из подвала, откуда и силы взялись.

Спотыкаясь, и боясь уронить, будто он несет самое драгоценное сокровище, влетел Семен в операционную и, забыв внутренний распорядок госпиталя, без разрешения и без халата не входить, стал метаться по залу, ища, куда положить чуть живое тельце. А когда хирург понял, что боец жив, и старого человека чувства не подвели, велел положить его на запасной стол, так как на трех других оперировали тяжело раненных.

Выхаживал Семен Степашку, так звали «мальца», как самого близкого и дорогого ему человека. Не отходил он от него, ни днем, ни ночью. И даже когда привозили раненных, и нужно было их разгружать, то скорости и силе Семена можно было позавидовать. Он, чтобы надолго не оставлять Степана одного без присмотра, заставлял других санитаров побыстрее выгружать раненных и заносить их, кого в операционную, а кого - в палату. И понять старого бойца можно было.

Однажды отправившись за обедом, Семен задержался около кухни, нужно было разгрузить для госпиталя продукты. А когда вернулся к Степану, то обомлел. Тот лежал с широко открытыми глазами и смотрел в потолок, будто дух испустил.

Схватив Степашку на руки и крича, чтобы открыли дверь, Семен помчал в операционную. А когда хирурги остановили кровотечение, и «малец» пришел в сознание, то увидев над собой Семена, Степан тихо произнес: - «Бог меня видит. Я знаю!».

Шли дни за днями, проходили месяцы за месяцами, а Семен ни на шаг не отходил от Степана. И хотя тот уже поправился и самостоятельно мог передвигаться по госпиталю, но старый солдат всегда оберегал тыл молодого бойца. А когда «малец» окреп, и втихомолку решил сбежать в самоволку, то и тут Семенова забота дала о себе знать. Старый солдат так умудрился «закружить» медсестрам голову, что те сами пришли к Степашке на свидание.

Комиссовали Степана с фронта вместе с Семеном. И хотя медкомиссия была категорически против, чтобы такой санитар уходил из госпиталя, да только сердце старого солдата прикипело к молодому бойцу, как к родному сыну. И даже когда врачебный консилиум разделился пятьдесят на пятьдесят, и все раненные способные передвигаться не отходили от ординаторской, умоляя докторов не разлучать Семена со Степашкой, и только единственный голос старого полковника медицинской службы стал решающим.

Сроднившиеся на страшнейшей войне за Отечество, Семен со Степаном как полагается христианам поклонились в пояс врачам – хирургам и, поблагодарив их за свои спасенные жизни, поехали вместе на Родину, вначале к Семену, а потом и к Степановым родителям...