Легальные Мусульманские братья

 

Михаэль Дорфман

 

Фото: сайт pls48

Фото: сайт pls48

В декабре 2014 года во время встречи делегации израильского Сионистского лагеря с еврейскими деятелями и политическими меценатами в Нью-Йорке Ицхак Герцог поразил аудиторию заявлением «В Израиле единственная в мире легальная партия Мусульманских братьев». Речь шла об Исламском движении в Израиле – политической партии, контролирующей местные муниципалитеты в двух арабских населенных пунктах и вошедшей в Объединенный Арабский Список – третью по величие фракцию в Кнессете.

Меня трудно удивить легальными мусульманскими братьями в Израиле. Одно время я проходил армейскую службу в Газе, в названной по-оруэловски «гражданской администрации». Мне приходилось организовывать и сопровождать автобусы с учителями физики и химии из школ Мусульманских братьев на курсы повышения квалификации в Беэр-Шеву, в Университет им Бен-Гуриона.  Я однажды рассказывал об этом, но назвал их «учителями от Хамаса». Мои дотошные, вооруженные гуглем читатели указывали, что Хамас был создан позже. Они были правы, просто имена этих учителей я позже уже встречал в списках уничтоженных израильскими силами командиров Хамаса. Так или иначе, но и я  был удивлен, когда во время одного из посещений Назарета, арабский друг сказал «Видишь, теперь нас  можно различать по цвету куфии. У них – узор зеленый, а у нас — красный». На мой вопрос, а что с традиционным черным узором «пепита» на этом арабском платке, он печально улыбнулся. Тогда на арабской улице только начиналось противостояние исламистов и коммунистов  израильских арабов. Никто не придавал исламистам серьезного значения. Позже начались нападения на христианские процессии, стычки во время коммунистических мероприятий.

Тогда только разворачивалась борьба вокруг мечети, планировавшейся прямо напротив знаменитого Храма Благовещения в Назарете. Позже, к удивлению и негодованию противников исламистов, «защитник ислама» Нетаниягу подписал решение о строительстве весьма спорной мечети, бросавшей вызов посетителям одного из главных пунктов христианского паломничества в Святой земле. Помню. во время последнего моего посещения, напротив входа в церковь висела большая надпись по-арабски и (чтобы не упустили, по-английски) с цитатой из Алю Имран «Кто избирает для себя иную религию помимо ислама, то от него никогда не будет принято что-либо, а в вечности он окажется в числе тех, кто потерпели полный урон».

В Израиле Мусульманские братья называются «Исламское движение». Зачинателем движения стал в 1970х годах шейх Абдулла Нимр Дарвиш из Кфар Касем, в 30 минутах езды от Тель-Авива. Северное крыло, опирающееся на сильно урбанизированное суннитское население Арабского треугольника, оказалось более воинственным, чем южное крыло, опирающееся на бедуинов.

В канун парламентских выборов 2015 года, оказалось, что представители левой израильской интеллигенции призывают голосовать за Объединенный арабский список в знак протеста против системной дискриминации арабских граждан Израиля. Голосовать за арабский список призывал видный журналист Гидеон Леви, писатель и историк Шломо Занд и другие известные в левой среде люди. Левый сегмент блогосферы и социальные сети были полны дискуссий по теме. Защитники и защитницы гендерных прав вопрошали друг друга, можно ли голосовать за человека, у которого две жены. Ревностные борцы с еврейским национализмом объясняли, почему надо голосовать за национализм арабский. Некоторые борцы ни с кем не спорили, но ежедневно сообщали городу и миру о внутренней борьбе между их феминизмом и их анти-сионизмом и анти-иудаизмом.  О социальной справедливости вспоминали куда реже, или не вспоминали вообще. Дискуссии в наших палестинах замечательно выражали весь смысл постмодернистских политик идентификации – национальных, расовых, гендерных, религиозных, постколониальных, возрастных – лишь бы увести от борьбы за социальную справедливость.

Айман Оде от Хадаш – деятель умеренный и в своем мировоззрении и в публичных заявлениях. Фото: HADASH

Айман Оде от Хадаш – деятель умеренный и в своем мировоззрении и в публичных заявлениях. Фото: HADASH

Объединенный список возглавил Айман Оде, от Хадаш – деятель умеренный и в своем мировоззрении и в публичных заявлениях. Даже те израильские умеренные, кто не приемлет Хадаш, должен отдать должное последовательной позиции Хадаш с 1940 годов. В прошлом коммунистическом, и в нынешнем лево-социалистическом воплощении они неизменно поддерживали решение палестинской проблемы в рамках «двух государства для двух народов». В Хадаш  последовательно проводилась политика интеграции еврейских представителей в список (хотя представительство евреев сильно уменьшилось на последних выборах).  Даже тем, кто (как и автор) никогда не голосовали, и не будут голосовать за Хадаш, следует отдать должное большой законодательной работе на благо своих избирателей, проводимой их депутатами, их авторитет и опыт в муниципальных делах.

Хадаш – единственная среди участников Объединенного списка, кто осознает и признает, что основная причина проблем израильских арабов не так национальная, как классовая. Тем, кто высмеивал присоединение к Хадаш бывшего председателя Кнессета и наследника Теодора Герцля на посту председателя Еврейского агентстве Аврума Бурга стоило бы оценить конструктивную роль Хадаш в истории Израиля. Среди подписей под Декларацией независимости Израиля нет имен правых лидеров партий, которые сегодня у власти, зато гордо стоит подпись долголетнего председателя Хадаш Меира Вильнера.

Вместе с тем, в Объединенном арабском списке есть очень спорные фигуры, представляющие не так реальные социально-политические силы и тенденции, как постмодернистские политики идентификации. Одна из них – Ханан Зуаби из националистической партии Бал’ад, известная не так законодательной работой на благо арабских избирателей, как провокационными заявлениями и хорошо распиаренными скандалами.  Дело, разумеется, не только в вызывающем поведении депутата Зуаби, являющегося ее неотъемлемым правом. Платформа партии Бал’ад – это бескомпромиссный арабский национализм. Там нет ничего про социальную справедливость и построение более справедливого общества для всех. Ликвидация сионизма предлагается в качестве решения всех проблем. Цель партии – радикальный отказ от всего еврейского в Израиле. Да и неоднократные заявления Зуаби против совместной еврейско-арабской деятельности – тоже политика идентификации, являющаяся оружием классовой войны, развязанной глобализаторской эксплуататорской элитой против всех остальных.

 

Талеб Абу Арар, представитель Исламского движения в рамках Объединенного арабского списка. Фото: Аруц Ха-кнессет

Талеб Абу Арар, представитель Исламского движения в рамках Объединенного арабского списка. Фото: Аруц Ха-кнессет

Другая постмодернистская политика идентификации представлена в списке Исламским движением. На выборы пошла более умеренная южная фракция движения. Более радикальная, северная фракция во главе с шейхом Раадом Салахом бойкотировала выборы, считая их нелигитимными. По этому вопросу, не имеющего большого отношения к повседневной жизни израильских мусульман или к борьбе против национального угнетения и социальной несправедливости к израильским арабам, Исламское движение раскалывалось начиная с 1996 года. Впрочем, исламское движение имеет и свои положительные стороны. Они дали политическое представительство израильским бедуинам, чего не делали достаточно ни коммунисты, ни националисты. Исламисты создали сеть социального обеспечения, в вакууме, оставленом израильским государством. Да и критикуя исламистов, не следует забывать, что и на еврейской улице существует своя иудаизированная версия Мусульманских братьев – ШАС.

Аврум Бург был прав, когда возражал против вхождения Хадаш в Общий список. Вероятно, новые законы о выборах не оставляли другого выхода. Может быть, хорошо, что борьба из межпартийной уйдет внутрь партии, сделает арабскую улицу куда более демократичной.  Главное, как для евреев, так и для арабов в Израиле, это осознать постмодернисткие политики идентификации, одна из которых – исламизм. Помочь в этом понимании может книга британского политика и реформированного исламиста радикала Маджида Наваза «Радикал. Мое путешествие прочь от исламистского экстремизма».

О ней я расскажу в следующей части.

 

 

Исламизм развалится, как развалился коммунизм — часть вторая

 

Карикатура: Леа Ланда

Карикатура: Леа Ланда

 

«Политики идентификации» охватывают широкий спектр постмодернистских дискурсов – от антирасистского, антиколониального, гендерного, экологического,  альтернативного образа жизни — до различных течений «нью-эйджа», поиска мистических смыслов жизни и современного религиозного возрождения.

Одной из таких политик идентификации стал на Западе радикальный исламизм. Понять это хорошо помогает новая книга реформированного мусульманского радикала Маджида Наваза«Радикал. Мое путешествие прочь от исламистского экстремизма».

Наваз вырос в состоятельной семье выходцев из Индии и Пакистана, уже третье поколение живущее в Великобритании.

— Мой отец был крупным инженером в ведущей нефтяной корпорации, — рассказал Наваз в интервью, — Да и существующий стереотип радикала из отчаянной маргинализированной молодежи не работает. Осама Бин Ладен – из одной из самых богатых саудовских семей, получивший западное инженерное образование. Его преемник Ал Завахири – детский врач, тоже из очень состоятельной египетской семьи, и список можно продолжать.

В возрасте 16 лет Маджид Наваз примкнул к радикальной организации Хизб ут Тахрир («Партия освобождения» араб.)

В книге он рассказывает о своих тогдашних мотивах и о том, как молодые и нерелигиозные люди приходят к экстремистам. Первая причина – это расизм в Британии, который чувствуется везде, и от него не застрахован родившийся в богатой семье мальчик и в престижной частной школе. Резня мусульман во время гражданской войны в Боснии заставила задуматься, что расизмом всего не объяснишь. Светловолосые и светлоглазые босняки-мусульмане были жертвой вражды в Европе точно так же, как и смуглокожие выходцы из Пакистана и Ближнего Востока.

Светлоглазые и светловолосые мусульмане-босняки также стали жертвами расизма в Европе.

Светлоглазые и светловолосые мусульмане-босняки также стали жертвами расизма в Европе.

«Однако всего этого было далеко не достаточно, чтобы примкнуть к экстремистам. – рассказывает автор. – Мы обрели свой голос, слушая американский революционный рэп 1990х годов, такие группы, как Chuck D и Public Enemy. Во многом они были близки негритянским националистам из «Пяти процентов» и «Нации ислама».

Американский, а за ним и британский рэп пробовали различные направления. они заигрывали с блатным миром гангстеров, с революцией, а сейчас полностью коммерциализировались и стали исповедовать потребительский капитализм. Однако, именно рэп музыка стали языком для выражения различных радикальных идей и политик идентификации в Латинской Америке, в Европе, в арабских странах.

<hr/>

Многозначное и спорное определение «политики идентичности» стало означать широкий спектр политической деятельности и теоретизирования, основанных на совместном опыте несправедливости по отношению к членам различным социальных, этнических, религиозных и гендерных групп. Политики идентификации уверены, что их группа маргинализирована в обществе. Они не организуются не на базе идеологии и политических платформ. Политики идентификации бросают вызов доминирующим репрессивным характеристикам своих групп и стремятся обеспечить себе политические свободы и привилегии.

Критики политик идентификации справа полагают, что политики идентификации направлены на подрыв единства общества.

Критики слева утверждают, что без борьбы за социальную справедливость, борьба за идентификационное самоопределение являются средством классовой войны эксплуататорских элит против всех остальных.

<hr/>

 

Фото: ActiveStills

Фото: ActiveStills

Однако, только агитации и пропаганды недостаточно для того, чтобы стать радикальным исламистом.

По известной ленинской формуле, для формирования радикала-революционера, «коллективного агитатора и коллективного пропагандиста» было недостаточно. Нужен был «коллективный организатор». И такие организаторы-вербовщики нашлись. Причем, не в мечетях, как опасаются противники ислама, а на улице, в школах, клубах, и даже барах. Большинство радикальных молодых мусульман, христиан или иудеев редко увидишь в молельных местах среди людей церковных и соблюдающих. Наваз говорит, что отношение к традиционым и соблюдающим мусульманам там самое пренебрежительное. Их считают общественно-реакционными, а их религиозность — приспособленчеством к немусульманскому миру.

В книге Маджида Наваза рассказывается о вербовке. Вербовщики находят молодежь на улице. Раздают брошюры, устраивают культурные мероприятия. И язык там отнюдь не теологический, разве что они наткнутся на кого-то, кто интересуется. Тогда с ним поговорят на языке богословов, приведут нужные цитаты о несправедливости, о блуде, мерзости и богохульствах. И затем, от вопроса «кто виноват?» подведут к вопросу: «что делать?». С другими же поговорят на языке улицы, на языке актуальной политики. И, пробудив возмущение несправедливостью к мусульманам, подведут к тому же вечному вопросу.

Несмотря на известное отношение ислама к роли женщин, в радикальном исламизме охотно принимают женщин.  Фото: Chris Schuepp

Несмотря на известное отношение ислама к роли женщин, в радикальном исламизме охотно принимают женщин. Фото: Chris Schuepp

Несмотря на известное отношение ислама к роли женщин, в радикальном исламизме охотно принимают женщин. Женщины играют в движении активную роль. Наваз нашел там свою жену, и когда в возрасте 24 года он ушел из радикального исламизма, то ему пришлось оставить маленького сына, потерять друзей и привычное окружение. В книге интересно рассказывается о сексуальности в радикальном исламизме. До присоединения к Хизб ат Тахрир, Наваз имел сексуальные отношения с девочками, и от этого пришлось отказаться. Это стало для него причиной раннего брака. Однако для других молодых людей, для тех, которые не познали секса до вступления в организацию, воздержание вызывало серьезные прострации и психологические нарушения. Отсюда исследователи выводят и молодых террористов-смертников, мечтающих о гуриях-девственницах в раю, и педо-порнография, обнаруженная в компьютерах террористов 11 сентября 2001 г.

— С одной стороны, мы осуждаем блуд и разврат, царящие в нерелигиозном мире и гордимся, что может всему этому противостоять – говорит Наваз, – С другой стороны, исламское богословие не решило многих вопросов, связанных с женщиной в семье и мире. Там допускается рабство, угнетение. Да и то, что женщинам предписывается укрывать лицо, волосы, а некоторые особо набожные требуют даже надевать перчатки, и тем самым мы подспудно признаем, что не способны противостоять соблазну.

«Я верил, что в мире постоянно идет вселенская борьба между мусульманами и немусульманами. И эта борьба будет продолжаться до самого Судного Дня. Потому, что мусульмане никогда не смогут жить в диаспоре, как меньшинство или под руководством кого-то, кто не стремится к реализации ислама или шариата. Верил, что мусульмане как национальные или религиозные меньшинства, не обладающие всей полнотой власти, всегда будут подвергаться угнетению и унижению, нападкам на их веру и образ жизни. И единственный способ защитить мусульман и ислам – это установление Халифата и обеспечение власти религии в обществе… Я верил, что для мусульман нет места в диаспоре, и единственный путь – это автоэмансипация и создание собственного государства, основанного на принципах ислама и шариата, возрождение Халифата».

На встрече с читателями Наваза спросили о разнице между исламистами и джихадистами. Дело было сразу после резни, устроенной террористами в редакции французского журнала «Шарли Эбдо».

«Я принадлежал к исламистской организации, которая действует в рамках закона в США и на Западе. Мы утверждали, что за подобные карикатуры можно приговорить хулителей Пророка к смерти в Халифате, но не брать закон в свои руки, как это сделали террористы. В этом разница между исламистами и джихадистами. Исламисты хотят возродить государство, способное навязать свою версию соблюдения законов шариата всем остальным. Джихадисты хотят навязать это здесь и готовы действовать сейчас».

Наджид определяет исламизм, как современное политическое учение, считающее ислам не только религией, но и политической доктриной. Исламизм — это постмодернистский дискурс о том, что политический суверенитет принадлежит Богу, а шариат должен быть утвержден в качестве государственного права, что мусульмане являются скорей политической, чем религиозной общностью во всем мире, и что религиозный долг обязывает всех мусульман создать и участвовать в политического образования, которое будет управляться по законам шариата. Вместе с тем исламизм представляет собой целый спектр различных решений, и исламисты далеки от согласия в том, каким образом прийти к исламскому государству.

Некоторые исламисты стремятся сосуществовать с существующими политическими системами, другие отвергают существующие системы, как ублюдочные, но предлагают перейти к исламскому пути без насилия, другие стремятся создать «исламское государство» путем насилия. Большинство исламистов — люди современные, но другие выступают за более традиционный образ жизни. Исламисты часто презирают мусульманских ученых и богословов и их традиционных институции, проповедуют презрение к мусульманам-неисламистам и к Западу.

Наджид сравнивает исламистов с коммунистами, где были такие, кто действует в рамках существующего строя и такие, которые хотели взять власть и построить свою коммунистическую утопию. Собственно, чтение оруэллского «Скотного двора» в египетской тюрьме и привело его к выходу из исламизма.

Дж. Оруэлл, "Скотный двор" (обложка)

Дж. Оруэлл, «Скотный двор» (обложка)

«Оруэлл критикует там сталинский социализм, – рассказывал он в одном радио-интервью, – Однако я читал и понимал, что если все эти исламистские деятели, которые сидели со мной, дорвутся до власти, то устроят точно такой же «скотный двор»…»

Наваз был осужден в Египте по обвинению в принадлежности к запрещенной организации и получил пятилетний срок. Он познакомился в тюрьме со всеми «кто есть кто» в египетском и международном исламском экстремизме. Там были и убийцы египетского президента Анвара Саддата в 1981 г. Он познакомился там с мушрид ал’ам (главный проводник араб.), духовным главой  Мусульманских Братьев д-ром Мухамед ал Бадие. Познакомился и с лидером его собственной организации Хизб ат Тахрир. Однако сидели там джихадисты и за изготовление бомб, и за акты вооруженного насилия. Были там и сторонники Ал Каиды, и различных исламистских групп. И это была настоящая школа исламизма.

Однако, сидели с ним и другие люди – либеральные противники режима Мубарака. Сидели с ним и фигуранты нашумевшего в Египте дела «Королевского корабля», где противозаконно существовал гей-клуб. Сидели там мусульмане за переход в христианство, и христиане за переход в мусульманство. В тюрьме шутили, мол, если в Египте переходишь от чего бы то ни было во что бы то ни было,  Мубарак тебя посадит. Тюрьма впервые близко свела молодого Маджида с людьми других взглядов и верований, и научила его смотреть на вещи с разных сторон. В тюрьме он также выучил арабский язык. Это дало ему возможность познакомится с мусульманской литературой, с традицией, с самим Кораном, большую часть которого помнит наизусть. И знание подтолкнуло его думать и искать разные интерпретации того, что он знает.

В тюрьме Наваз понял, что и средневековых исламских ученых волновали те же вечные вопросы, что и нас сегодня. И страсти там кипели нешуточные, под стать сегодняшним. Однако, в отличие от современных исламистов, готовых ради этого свергать правительства и развязывать гражданские войны, те старые ученые сидели и спорили между собой, писали книги, где излагали свои аргументы и опровергали друг друга. Отвечали на аргументы, с которыми были не согласны. Именно таких вот дебатов не хватает в современном исламе Навазу. «Они отчаянно спорили по всяким тонкостям. «ловили блох» друг у друга, занимались казуистикой в таких вещах, где сегодня мы готовы поубивать друг друга».  Хотя в интерпретациях средневековых богословах много такого, что сегодня неприемлемо, и эти вещи надо переосмыслить.

Наваз отсидел четыре года, вернулся в Британию и через год, разочаровавшись в радикальном исламизме он вышел из организации. Позже он был среди создателей организации Кулиам, занимающейся «контр-экстремизмом» и противостоянием исламизму, который они считают причиной терроризма. Там стараются убедить правительственные и общественные организации проявить более внимание к различным оттенкам и нюансам современного ислама. Организация названа по имени Вильяма Кулиана, перешедшего в 19 веке в ислам и основавшего первую в мечеть в Великобритании. Сегодня Маджид Наваз баллотируется в британский парламент от партии Либеральных Демократов. В его книге много интересного о его деятельности, о том, как победить исламизм, как сделать его попросту непривлекательным для молодежи, таким, каким сегодня стал на Западе сталинизм.

И последний вопрос, который часто задают мусульманам, «Является ли ислам религией войны и террора?»

— Не является, — отвечает на такой вопрос Наваз, и не потому, что в писаниях нет идей и насилия. Любая религия, основанная на писаниях, будь то ислам, христианство или иудаизм – там есть все, что угодно.

В ответ на аналогичный вопрос об иудаизме израильский философ Йешаягу Лейбович перефразировал пословицу «Скажи мне, что ты нарыл в Талмуде, и я тебе скажу кто ты».

Фото: Chris Beckett

Фото: Chris Beckett

Ислам – это то, что мусульмане с ним делают. В писаниях есть много такого, что представляет для нас теологическую задачу. Скажем рабство. Коран не запрещает рабовладения, а лишь  устанавливает правила. И это разные вещи.

Наваз и сейчас выступает против расизма, причем реального расизма в Британии, сопровождаемого насилием, погромами и поджогами. Однако теперь он видит, что исламизм – не ответ на проблему, а сам является частью этой проблемы.

— Ислам является религией мира, — заключает Маджид Наваз, — не потому, что в текстах что-то говорит мне, что это так, а просто по факту, что подавляющее большинство из полутора миллиарда мусульман в мире не согласно воевать. Меня это не утешает, потому, что реальные проблемы мусульман в том, чтобы переосмыслить писания в нормах современного мира, и переосмыслить в их в рамках прав человека. И это будут очень нелегкие споры.

В книге интересно рассказано о том, как создать контр-нарратив исламизму, как сделать его попросту непривлекательным для молодежи, таким, каким сегодня стал на Западе сталинизм.

Маджид Наваз верит, что исламизм неизбежно распадется, как распадались все идеологические догмы. Он сравнивает ситуацию в исламизме с сатирическим фильмом Монти Пайтона «Жизнь Брайана», когда две экстремистские группировки начали войну из-за того, как им называться: Иудейский народный фронт или Народный фронт Иудеи.

«Люди, которые готовы погибнуть за идею, и готовые за нее убивать, хотят быть уверенными, что они идут за абсолютную истину, за божью правду. А истина не бывает абсолютной. У разных людей – разные версии и толкования истины…»

«В Сирии Аль-Каида воюет с Исламским Государством, и они убивают друг друга еще до того, как свергли тиранию Асада, против которого они якобы воюют. И мы говорим молодежи, что если вы едете туда, чтобы присоединиться к джихаду, то будете убивать друг друга, потому что такова природа любой догмы и, в частности, догмы, якобы во имя Бога, которая неизбежно ополчается на себя саму». Фраза Троцкого о том, что революция пожирает своих детей, актуальна и у исламистов, как была у большевиков.