Осенняя клюква

Вадим Михайлович, поглаживая трясущейся рукой некогда рыжие усы, подошёл к телефону.

– Шлушаю. Кто это?

– Это я.

– Шлушаю.

– Докладываю: шашлык замариновала, внуков спать уложила, валидольчика выпила. Не забудь, завтра на дачу, в восемь жду. Целую, дорогой, спокойной ночи.

– Понял тебя, Павел Шавельевич. Удочки шмотри не забудь.

Комментарий удален модератором

– Ну, и что там интересного пишут? – стуча спицами в кресло-качалке, спросила Ольга Николаевна.

– Да как обычно, всякую ерунду, – лениво ответил седой старик, перевернул страницу газеты и поковырялся в зубе. – Шашлычок, Олюшка, жестковат на сей раз получился.

Ольга Николаевна загадочно помолчала, после чего издала глубокий вздох и выпалила одним махом:

– Вадим... давай поженимся!

Вадим Михайлович отложил газету, кисло уставился из-под очков на женщину.

– Началось... Малыш, ну к чему опять этот разговор?

Дрова в камине угрожающе затрещали.

– Я не малыш! Мне шестьдесят пять лет. А тебе, между прочим, уже семьдесят восемь. Давай поженимся. А я тебе ещё одну девочку рожу.

– Ты в своём уме?

– А что, Пугачёва вон смогла, и я смогу. В любом случае пора на что-то решаться.

– Тапки нам белые шить пора.

– Что-что? Какие жабки? – Ольга Николаевна приставила к уху слуховой аппарат.

– А... пустое, – прошептал Вадим Петрович.

– Громче говори, не слышу,– ответила Ольга, запихивая глубже в ухо слуховой аппарат.

– Пустое, говорю, поздно.

– Но почему, почему?!

–Потому что...

– Что - потому что?

– А что, чёрт возьми, - что?

– Не путай меня! Я купила тебе замок у моря, родословную Дашковых, оплатила все долги...

–И что?

– Ничего! Ты всё прокутил, профинтил, профукал. Потом я подарила тебе правое крыло Зимнего дворца с прилагающейся справкой, что ты принадлежишь к венценосному семейству Романовых. Ты и это умудрился спустить с молотка и вернулся к жене!

– Лариса, только без пошлостей.

– Какие пошлости, какие пошлости! Ты посмотри на себя, тарань выглядит менее жалко – кожа, кости, три волосины и нос клюквой. Сколько можно жить пустыми иллюзиями? Сколько?

– Любит она его, – всхлипнула сентиментальная Валентина, размазывая тушь по морщинам.

–Ты хоть помолчи, старая мочёная груша. Любовь! Правнуков скоро нянчить будешь от половины города, а всё с фингалом под глазом ходишь! Кто на сей раз засандалил?

– Ударилась я.

– Ударилась! В роддоме вас обеих головами о тумбу ударили. Короче, так, – решительно обратилась Лариса Павловна к Ольге, – выбрось из мыслей своего паразита и улетай с Йоханнесом в Финляндию. Миллиардер как-никак, девяносто пять годков, сколько там ему осталось...

Трубка спокойно легла на телефонный рычаг. Так. Ничего не забыла? Кажется, нет. Вперёд. К новой жизни, к новому счастью, к новому мужу.

Через два часа большая белая стрекоза парила над городом, унося в сторону финской границы худощавую старушку с дочкой, зятем, сыном, невесткой и пятью активными спиногрызами. Рядом с Ольгой Николаевной, опираясь на палочку, сидел дряхлый финн и восхищённо глядел слезящимися полуслепыми глазами на русскую невесту.

– Я счастлиеф, дорогая. Тебя не укачайт? Кофе? Чай? Виски? Кола?

– Йоханес! Прикажи спустить вертолёт. Пожалуйста! Ну что ты смотришь? Мне вниз надо! Не понимаешь? Вниз, на землю нужно. Срочно!

Стрелки настенных часов подходили к полуночи. Измученные дневными потрясениями, уставшие домочадцы Ольги Николаевны расположились кто где и спали мертвецким сном. На кухне было тихо и уютно, как и много лет назад.

– Налей чайку ещё, Олюшка. Жнаешь, когда я утром понял, что ты уедешь и я уже, может, никогда, никогда не увижу тебя, меня как током трешнуло. Ну, как я беж тебя? Ведь мы вшю жижнь любили друг друга, так давай хоть оштаток дней проживём вмеште.

– Говори громче...

– Я говорю, что не могу беж тебя.

Ольга Сергеевна едва сдержалась, чтоб не разрыдаться от счастья.

– Вшё, решено, жавтра переежаю.

Дежавю парализовало, и слёзы тут же превратились в лёд.

– Завтра, значит? Опять завтра?

Впервые за многие годы захотелось смертельно огреть по голове чем-нибудь тяжёлым. Вадим Петрович седьмым чувством понял это.

– Ну Оленька, ведь я впопыхах не жахватил ш шобой даже прешловутую вштавную челюшть.

– У меня найдётся лишняя.

– А поговорить ш женой?

– Пошёл вон.

– Не уехала? Ну и правильно! И правильно! – кричала могучая Лариса Павловна.

– Конечно, правильно, – всхлипывала Валентина. – Ты бы там умерла от тоски, никакие миллиарды бы не спасли.

– Ну, а что твой-то? Что? Из-за него осталась? Опять всё по-новой? Не хочет жениться?

Ольга Николаевна безнадёжно махнула рукой.

– А я всегда, всегда говорила, что все мужики...

– Лариса, только без пошлостей. Всё нормально… Наверное, браки всё-таки заключаются на небесах. А на земле с судьбой спорить без толку. Девочки, а давайте лучше споём. Нашу… Любимую…

Прохожие удивлённо посматривали на трёх симпатичных старушек – кто добродушно улыбался, кто снисходительно крутил пальцем у виска, кто про себя вдруг неожиданно начинал подпевать знакомую мелодию. А питерский ветер разносил по городу слова старой песни, как гимн, клеймящий всех трусов, недотёп, альфонсов, бабников, изменщиков, врунов и козлов.

«А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все твои печали под темноююю водоооооооой….»

КОНЕЦ

героиня- дуро конченая,

с большим подозрением что многие из вас такие

клинические...

герой чмо

кароч фуфло....