Просто Фрося.

Жену одного из моих троюродных дядюшек зовут Анна. Для своих – Нюся. Национальность у нее – таки да, поэтому заядлых антисемитов просят дальше не читать: им эта история не понравится. Тем более, что все в ней – правда.

До войны маленькая Нюся жила в Харькове на ул. Пушкинской. А так уж исторически сложилось, что Пушкинская и прилегающие к ней улочки стали тем районом старого города, где в основном жили евреи.

 Не знаю, кем работал папа Нюси, но их семья могла себе позволить домработницу.

Домработницей была молодая сельская дивчина довольно объемных размеров. Именно большая, а не толстая. Имя ее я запамятовала, а спросить сейчас уже не у кого. Пусть будет Фрося. Началась война. Довольно быстро докатилась она и до Харькова. И когда немцы вошли в город, они почти в точности повторили киевскую историю.

Только вместо Бабьего Яра телами заполняли Дробицкий яр, а евреев к месту расстрела не сгоняли пешим ходом, а свозили грузовиками. Когда во двор, где жила Нюся, въехал такой грузовик, в домах никого не осталось: евреев выволакивали из квартир силком, русские и украинцы, среди которых была и Фрося, вышли на это дело посмотреть. 

Немцы смотреть не запрещали, им было по фигу. Так на виду у всей отары чабан режет приглянувшегося ему сегодня барана. Даже запланированные отъезды не лишены толкотни. А тут такое! Кто смотрел “Список Шиндлера”, может себе представить. 

В суматохе Нюся отбилась от своих, шагнула слегка в сторону… И тут Фрося, оставаясь внешне совершенно спокойной, быстро схватила за руку щуплую шестилетку и спрятала ее ЗА себя.

Грузовик уехал, народ стал расходиться. То ли, несмотря на свою молодость, Фрося была уже этой жизнью бита, то ли просто Господь ее умом не обидел, но девушка не стала заходить в дом ни за деньгами, ни за вещами, ни даже за документами. В чем были, в том и ушли, не задерживаясь во дворе ни одной лишней минуты.

Почти два года, до самого освобождения Харькова, белобрысая Фрося выдавала чернявую Нюсю за свою дочь. В одном из разбомбленных домов она нашла фотокарточку какого-то армянина и говорила всем, что это ее муж, и девочка пошла в отца. Несколько раз она втихаря перебиралась на новое место жительства, чувствуя, что на старом соседи перестают верить ее лжи и за лишнюю пайку готовы сдать “жиденка” новой власти.

После войны Фрося списалась с родственниками Нюси и отвезла девочку им. Нельзя передать, как эти люди были благодарны! Ведь Нюся была единственным выжившим человеком из всей харьковской родни, живой памятью

о погибших! Фросе предложили жить в семье, а семья бы ее кормила в память о том, что девушка для них сделала. Фрося мудро отказалась. Ей предлагали деньги и вещи. Она не взяла ничего.

По ее разумению, она сделала то, что на ее месте сделал бы любой порядочный человек: не отдала ребенка убийцам. И никакой платы за это не хотела.

PS Нюся с Фросей поддерживали связи до самой Фросиной смерти в 1996 году. Тогда Нюся с мужем прилетели к ней на похороны из Израиля. Как к матери.