Иван Краско: ответ клеветникам России

Иван Краско: ответ клеветникам России 0 Краско Иван 12:22, 7 мая 2015

Коллеги-актеры шутят: «Иван Иванович никак не навоюется!» Сказываются военное детство и служба на флоте.

– Иван Иванович, вы помните 9 мая 1945 года?

–Мне было тогда 14 лет. Победу мы ждали, знали, что она уже близко.

Когда Левитан по радио объявил о полной капитуляции Германии, я думал, что мои родные братья в тот же день вернутся с фронта домой. До чего был на­ивным!

Старший-то брат, Володя, погиб в Сталинграде. Коля был разведчиком, а Васька сбежал в «сыновья полка», дошел до Кенигсберга.

До войны мы с ним соперничали, но, когда он убежал немцев бить, я его полюбил.

Ждал треугольничков с фронта и сам письма писал.

– Могилу старшего брата найти удалось?

– Я пытался, искал и в Волго­граде в списках погибших, и в Томске…

Но не нашел. Володя учился в дорожном техникуме в Новгороде.

20 июня 1941 года получил диплом, а через день его мобилизовали и направили в Томское артиллерийское училище, там присвоили звание лейтенанта.

В первом же бою за Сталинград его убили…

Я Вовку очень любил, во всем ему подражал.

Он был отличником, и я старался хорошо учиться.

Однажды в школе мне даже рубашку подарили за успехи в учебе.

Баба Поля как увидела – зарыдала: кормилец растет!

Она почувствовала, что Володя погиб, хотя похоронка пришла только через полгода.

Рядом с нашим домом три березы росли, на средней был скворечник.

И вот осенью, когда скворцы уже улетели, из пустого скворечника вдруг раздался стук.

Смотрю – дятел!

Я схватил рогатку, а баба Поля как даст мне по рукам: «Не надо, Ванюшка, он нам беду принес».

 – «Какую беду?» – «Пока не знаю».

А весной пришла похоронка: «Ваш внук и брат погиб смертью героя»…

Я, конечно, в рев, а баба Поля говорит: «Раньше надо было плакать – когда дятел прилетал».

– Тяжело ей пришлось в войну...

– Конечно. В деревне одни женщины и дети остались.

Нас спасало натуральное хозяйство.

Я с шести лет знал, как картошку сажать, как окучивать, как в подпол убирать.

Однажды баба Поля говорит: «Ванюшка, у нас талоны на сахар остались, сходи в сельмаг».

Я пошел, а там говорят: «Нет, брат, сахара. Хочешь, возьми селедку».

Я и взял.

Принес домой, а баба Поля обрадовалась: «Вот умница! Мы с тобой сейчас чайку попьем».

Заварила какие-то травки, и я вдруг понял, как, оказывается, вкусен несладкий чай с селедочкой!

Не поверишь, я иногда и сегодня так делаю (смеется).

Вспоминаю то время, бабу Полю…

Я ведь ей могилку подправил в Вартемяках.

За несколько дней до конца войны она сказала: «Доведу тебя до победы и помру».

 – «Откуда ты знаешь?» – спрашиваю.

«Сон видела. Будто лезу на нашу Керину гору из последних сил и думаю: неужели не доберусь до вершины?

Потом на самую верхушку села и проснулась».

Так и вышло – 9 мая отпраздновали День Победы, а 20-го ее не стало.

Хорошо, что вскоре братья вернулись.

Недолго мне пришлось одному быть.

– Как сложилась жизнь ваших братьев после войны?

– Васька стал автослесарем, замечательным специалистом!

Помню случай: встречаю однажды Сашу Демьяненко, вижу – грустный.

Что такое?

А он говорит: «У меня машина иностранная что-то забарахлила».

 – «Слушай, – предлагаю, – у меня брат в машинах понимает. Поехали, тут недалеко».

Приехали в Вартемяки.

Василий первым делом открыл крышку, покопался и говорит: «Заводи!» И поехала машина!

Саша был потрясен.

А вот Коля, который на войне был разведчиком, в мирной жизни стал прикладываться к бутылочке.

На фронте им полагался спирт для храбрости, вот он и не смог избавиться от пагубного пристрастия.

К сожалению, рано умер.

Война – это такое горе, которое человека до конца жизни не отпускает.

– Моя бабушка не могла спокойно слышать немецкую речь. Даже в кино…

– Что ты! Как я ненавидел немецкий язык!

Помню, уже в 90-е меня пригласили в Австрию играть в спектакле «Чехов в Баденвейлере».

И первая фраза, которую я выучил и с гордостью им продемонстрировал: «Mein Dach ist kaputt» – «Мой зонтик сломался» (смеется).

Они не понимали, что здесь смешного.

А я говорю: «Да у меня слово «капут» с детства только с Гитлером связано!»

У них, конечно, другое отношение к тем событиям.

На горнолыжном курорте Земмеринг в Австрии при входе в один роскошный отель висит доска: «Здесь бывал Геринг».

– Как ваши родные, прошедшие войну, отнеслись к тому, что вы оставили флот и решили стать актером? Они понимали, что это за профессия?

– О, у нас в семье был свой «придворный критик» – мой двоюродный брат Серега.

После окончания театрального института я впервые снялся на Ленинградском телевидении в малюсенькой роли молчаливого кочегара – по пояс голый, чумазый.

«И стоило из-за этого бросать флот? Мучиться, учиться?» – сказал мне Серега. Через год, когда я сыграл еще несколько ролей, он произнес: «Уже лучше...» (Смеется.)

Так он и следил за моим ростом.

У него самого были актерские задатки.

Внешне он напоминал Евгения Евстигнеева, и такой же глубины был человек.

Беседуем мы с ним как-то, я говорю: «Сергунь, если бы ты стал актером, мне рядом с тобой нечего было бы делать. Я тебе не чета».

И вдруг этот насмешник зарыдал! Да как!

Самое главное я в нем задел – то, что он чувствовал, знал, но жизнь не позволила осуществить.

А года через два-три после того разговора он умер от белокровия.

Был на все руки мастер, сварщиком работал.

Сделанные им оградки до сих пор на кладбище в Вартемяках стоят.

С сыновьями — Федором и Иваном

– А вас к актерской профессии привела судьба?

– Актерство – это не профессия, а диагноз.

Помню, как в детстве раз двадцать смотрел в клубе «Чапаева», а потом в лицах пересказывал фильм мелкоте.

За полгода до выпуска из училища, уже мичманом я пришел в кружок художественного слова.

Поначалу меня встретили сурово: «Мичман, зачем вам терять время? Вы без пяти минут во флоте».

Но когда, поборов страшное волнение, я прочитал басню, в глазах руководителя кружка увидел слезы: «Сынок, не знаю, что ты будешь делать на флоте – без театра тебе не жить».

Именно этот день я считаю днем рождения актера Краско.

Но от меня тогда мало что зависело, и после училища я безропотно отправился служить.

Тут неожиданно объявили о сокращении на флоте.

Повезло, господи!

Когда стоял перед комиссией в театральном институте, дрожал как осиновый лист.

Помог Борис Вульфович Зон, он, взяв папочку с моим личным делом, произнес: «О, с корабля на бал!» – и вся комиссия сразу повернулась в мою сторону.

А в комиссии сидели Скоробогатов, Черкасов, Толубеев…

Зон продолжил: «Иван Иванович, оказывается, командир корабля».

Отношение ко мне сразу изменилось, хотя по меркам театрального института я был великовозрастным.

Стасик Ландграф, мой однокурсник, царствие ему небесное, был на девять лет меня моложе!

Но зато я так вгрызался в учебу – ни одной четверки не получил, стал ленинским стипендиатом.

Мне до сих пор интересно все, что происходит вокруг.

Это очень актерское качество.

Как-то я спросил у отца Константина из церкви на Конюшенной, в которой отпевали и Пушкина, и сына моего Андрея, и Андрюшу Толубеева: «Говорят, что актеров не пускают в рай, но почему я не чувствую греховности профессии?»

Он ответил: «Иван, у тебя нет злых помыслов, ты добрый, отзывчивый человек. Я помолюсь, чтобы тебя пустили в рай» (смеется).

– А как вы относитесь к современным фильмам о войне?

– В общем, нормально.

Правда, сейчас тенденция обязательно показать любовь на войне.

Но если бы это делали целомудренно и правдиво, как Петя Тодоровский!

Раньше каждый военный фильм становился событием.

Когда Иннокентий Смоктуновский сыграл Фарбера в фильме «Солдаты», Евгений Алексеевич Лебедев пришел к Товстоногову и сказал: «Гога, я тебе Мышкина нашел».

А из книг о войне одно из самых сильных впечатлений на меня произвели «Воспоминания о войне» Николая Николаевича Никулина, сотрудника Эрмитажа.

Когда он показал рукопись Михаилу Борисовичу Пиотровскому, тот хотел немедленно издать книгу.

Но Никулин ответил: «Разрешаю напечатать только на сороковой день после моей смерти».

И Михаил Борисович выполнил его волю.

Это такая беспощадная правда о войне!

Вот по какой книге сделать бы фильм!

Но для этого надо иметь талант, как у Леши Германа.

– Еще год назад нам и в голову не могло прийти, что 70-летие Победы придется отмечать в такой сложной международной обстановке.

– Я постоянно об этом думаю.

То, что сегодня происходит в мире, как искажается история, – это безобразие!

У меня есть друг – Альберт Тер-Гукасов, умница, философ, историк, который как-то сказал: «История – это наука об истине. Ее можно исказить, переврать, но изменить нельзя».

Для меня очевидно, что причина мировой распри в том, что Обама не простил Путину слов про невозможность однополярного мира. Америка всех подмяла, европейские лидеры бегают перед Обамой как школьники.

Кошмар какой-то!

Конечно, они боятся России, Путина, силы русского духа.

Ведь как объединился народ после Крыма!

Какое доверие президенту!

Я понимаю, что не всем это нравится. Витя Шендерович, с которым мы в приятельских отношениях, позволяет себе, на мой взгляд, недопустимые вещи – оскорбляет президента, называет бандитом!

Ты что, Витенька, Россию вообще ни во что не ставишь?

Но к сожалению, сегодня все измеряется в долларах – торгашеская идеология.

А торгашей надо гнать с паперти!

Но рано или поздно проснутся люди.

Я думаю, что время – самый мудрый лекарь.

Разум должен возобладать.

– Как вы проведете 9 Мая?

– Буду бегать из одного места в другое – везде просят выступить.

Последнее время я использую любую возможность, чтобы прочесть стихотворение Пушкина «Клеветникам России».

Оно как будто написано в наше время, это обращение к Западу.

Что творится в зале, когда я читаю эти строки!

Это наш посыл Западу: «Ребята, не трогайте Россию!».

Беседовала Лариса Царькова

Читать оригинал: http://www.vokrug.tv/article/show/Ivan_Krasko_otvet_klevetnikam_Rossii_47780/