Беловежский синдром... и каковы последствия.

После Второй мировой войны в российском обществе сформировалось четкое сознание: пусть что угодно —  лишь бы не было войны. Война — самое страшное. Голод, холод, нищета, даже репрессии — все это плохо, но только бы не было войны! Интересно, что не было и сильного антиамериканизма. С «оттепелью» рухнули все сталинские стереотипы и были осмеяны. Хрущев ездил в Соединенные Штаты, Ван Клиберн выступал в России. Джон Кеннеди стал кумиром русского общества. Люди, более образованные, зачитывались Хемингуэем и Стейнбеком. И не было ощущения, что Америка враг. Что надо по ней так «вдарить», чтобы только пепел остался.

Вот приходит 1991 год. И неожиданно происходит за считаные месяцы распад Советского Союза. Жили в огромной стране, которая противостояла со своими сателлитами всему миру. И вдруг — нет этой страны. Это слабое, уязвимое, голодное общество, которое живет на то, что называлось в то время, может, кто-то еще помнит это слово, «гумпо» — гуманитарная помощь. 

Идеология работала до последнего, и люди не понимали, какие процессы происходят в СССР, не знали о решительном падении нефтяных цен. Знали очень немногие. А в основном, все объясняли всё просто: заговор и предательство. Заговор, естественно, врагов. Кто враги? Соединенные Штаты, НАТО. Предательство чье? Запросто — Михаила Сергеевича Горбачева, который просто продал Россию ни за понюх табаку! Вот этот синдром был очень крепок в русском обществе.

Но в сознании людей осталась глубокая травма: «Это не на самом деле, не потому, что советское — плохо, это предательство». 

Но, в отличие от Версальского синдрома Германии, в России есть одна ограничительная точка.

Это — страх войны. Советский Союз распался без большой крови. Если «удар в спину» и был, то тихий и бескровный. Скорее пинок под зад. И поэтому реванша в прямом смысле этого слова, новой войны, которая бы доказала, какие мы, русские, молодцы, — не хотят в России.

Сейчас здесь, в России, власть раскручивает Беловежский синдром — империя, социальная справедливость, великая держава, объединение распавшейся страны, да еще и тень великого Сталина. И при этом никакого социализма советского типа, социализма-интернационализма. Кто вспоминает сейчас в Кремле о пролетариях всех стран, которые должны соединиться? Ни единый человек. 

Так что все это неслучайные совпадения. Но, как бы там ни было, опора на Беловежский синдром послесоветских русских людей в условиях разрушенной армии, бедного общества и довольно собранного и не расколотого мирового сообщества (голосование в ООН по поводу Крыма вспомните) — все это делает разыгрывание Беловежского синдрома опорой на фантом, на фата-моргану. И вопрос в том, сколь болезненно будет пробуждение.

Не разбазаривать последние народные силы вовне, но концентрировать их внутри, — думаю, что именно в этом наша задача, наша цель и средство нашего исцеления и от социальной астении, и от мании величия.

А что вы об этом думаете?