Усыновленные дети: возврату подлежат

Бесконечные призывы и агитация за усыновление должны доказать всем, что скоро проблема детей-сирот в России будет решена. Но вместе с ростом количества усыновлений растет и статистика отказов. Неподготовленные родители берут детей из детского дома, плохо зная зачем и еще хуже представляя себе особенности этого шага. Простые проблемы оборачиваются катастрофой. С кем, как и почему это происходит, узнала Екатерина Кронгауз

Зоя, Лев и Зина

В большой квартире на Васильевском ­острове нигде не горит свет. Из темноты выходит Зоя, полная женщина лет 65, а за ней беззвучно выходит Лев - ее муж, маленький седой бородатый мужчина. Зоя проводит меня в гостиную и отправляет Льва заваривать чай. В гостиной, обставленной лет 50 назад, тоже темно, и посреди комнаты стоит ширма, в которой нет ткани. Зоя зажигает торшер, Лев приносит чай, не произнося ни слова, садится и закрывает лицо руками. Все это похоже на первые кадры триллера про мертвых, которые еще не знают, что умерли, типа фильма «Другие».

Двадцать лет назад, когда Зое и Льву было уже за 40, они считали себя самыми счастливыми людьми на свете. Они поженились, когда Зое было 30, а Льву - 29. Зоя работала библиотекарем в Академии наук, а Лев был фотографом. «Мы жили в каком-то невозможном счастье 10 лет, у нас все было так хорошо. Сейчас вы не поверите, глядя на нас. А когда-то мы светились. У нас все было хорошо. Видимо, слишком хорошо. И мы решили создать себе проблему».

Зоя и Лев решили усыновить ребенка. «Мы решили, что нам так хорошо, что мы можем еще кого-то осчастливить. То есть у нас были самые наивные представления людей, которые вообще ничего об этом не знают. Мы, естественно, что-то смотрели, что-то читали. Но это, как говорится, только верхняя часть айсберга». Зоя со Львом встали в очередь и стали ждать направление на ребенка. «Мы ориентировались на девочку. Но выбирать не могли. Вообще, это неразумный подход. Дурацкий и идиотский. Только люди, у которых мозги как манная каша, могут себе такое позволить. Это же не холодильник, не ковер. Как выбирать?! Мы решили - что Бог пошлет. Вот Бог нам послал».

Девочке Зине было 3,5 года, ее уже собиралась до этого удочерить какая-то женщина, но не стала. Это был знак, считает теперь Зоя. А тогда она подумала: «Какой ужас, так даже с собаками не об­ращаются». И поняла, что отступать уже нельзя. Через 2 месяца Зоя со Львом удочерили Зину. «Она сразу Льву Александровичу улыбалась. Сразу стала нас мамой-папой называть, как-то очень легко на это дело пошла. Это должно было нас насторожить. Но у нас тогда еще не было опыта», - вспоминает Зоя. Зоя со Львом ответственно взялись за дело, стирали, готовили, учили, лечили и снова стирали и готовили. «Ребенок, конечно, карандаша в руках не держит, что говорит - непонятно. Мы ее сразу - к учительнице музыки в нашем дворе. Не ради музыки, а ради развития. Отдали ее в развивающую группу. Когда она немножко пришла в себя, мы стали ездить во Дворец культуры на занятия хореографией». Зине все это было не очень интересно; чего она хотела - это Катю Смирнову, свою старую подругу из детского дома. «В конце концов мы пошли туда и поинтересовались, где же Катя Смирнова. Оказалось, что буквально на днях ее взяла семья военных. Ну, Кати Смирновой нет, мы решили - ладно. Пусть не Катя Смирнова, а кто-нибудь другой». Так в семье появилась девочка Дарья - на два года младше Зины. Зачем? «Вроде у нас все получалось. Я же говорю, у нас были самые наивные представления». Ни одна из девочек не знала, что она - удочеренная. Обе были убеждены, что они - родные сестры. Так, по крайней мере, им говорили ни были уверены, что так правильно.

Три типа мотиваций для приема ребенка в семью:

Конструктивная мотивация:

1а) желание помочь ребенку - у родителей есть деньги, время, силы и возможность помочь;

1б) предназначение - родители хотят посвятить этому ребенку и его воспитанию жизнь.

Деструктивная мотивация:

2а) «стакан воды» - родители надеются, что кто-то позаботится о них в старости;

2б) желание завести своему ребенку друга;

2в) спасение разрушающегося брака в срочном порядке;

2г) корысть любого вида - пособие, квартира, прилагающиеся к ребенку;

2д) желание реализовать свои амбиции - родители чувствуют себя неудачниками и надеются, что смогут стать хотя бы хорошими родителями.

Пограничная мотивация - может вылиться в конструктивную или в деструктивную, в зависимости от ситуации:

Одиночество:

3аа) конструктивный вариант - есть силы и ресурс, и родители думают, что могут и хотят помочь;

3аб) деструктивный вариант - у родителей никого нет, думают завести собачку или ребенка.

Смерть, потеря близких, ребенка:

3ба) конструктивный вариант - смерть близкого пережита позитивно, и родители хотят кому-то подарить силы, время и чувства, которые остались нереализованными;

3бб) деструктивный вариант - заполнение пустого места приблизительно подходящим ребенком.

По мнению фонда «Родительский мост»

Социальная реклама

«Найди меня, мама», «Я жду тебя, мама», «Приемный ребенок может стать родным», «Каждому ребенку - семью», «Чу­жих детей не бывает», «Подари ребенку жизнь в семье! Вместе вы будете счастливы!» и, наконец, «Помоги ребенку, и ты спасешь мир» - все это рекламные слоганы социальных кампаний, которые проходят сейчас по всей России.

И реклама работает.

Красивые и счастливые Анджелина Джоли с Брэдом Питтом появляются в телевизоре все с большим количеством детей (ходят слухи, что они собираются взять двух детей из Армении). За два прошедших года количество детей в приемных семьях выросло в два с половиной раза (с 8 554 до 21 388 детей). В интернете публикуют фотографии детей «до» и «после»: бритые худые ­бесполые дети преображаются в веселых и щекастых мальчиков и девочек. Страхи и предрассудки усыновителей преодолеваются с помощью статей, фильмов и телепрограмм. В органах опеки вам рассказывают две-три страшилки, просят заполнить элементарные психо­логические тесты, нужные документы собираются за полтора месяца, если ­честно отстаивать все очереди, за деньги - еще быстрее. Счастливые истории детей-сирот обычно кончаются усынов­лением - как кончаются свадьбой все любовные романы. Но за усыновлением начинается жизнь, длинная, как сама жизнь. И в жизни ребенок часто возвращается в детский дом. Вернее, его туда возвращают.

Со статистикой отказов от детей в России есть некоторые проблемы. Любой переход ребенка в новый статус (из патроната в усыновление, например) - ­формально засчитывается как отказ. По данным Координационного совета Министерства образования и науки РФ, по фе­деральной целевой программе «Дети-сироты» действительных отказов 6,9% (в 2006 году - 4%). Сейчас около 8 тысяч детей ежегодно возвращаются в казенные заведения из разных форм опеки. По мнению психологов, для ребенка это не сильно лучше, чем если бы его никогда не забирали из детского дома: у него рушится доверие к миру взрослых и миру вообще, а шансы на после­дующее попадание в семью резко уменьшаются. А для приемных родителей - это то же, что смерть ребенка, в которой они виноваты.

Зоя, Лев, Зина и Дарья

Все фотографии, а также свидетельство об усыновлении Зины и письма Зоя хранит в специальной коробке. «Это все-таки наша жизнь», - говорит она, но боль­ше похоже на то, что ей очень важно, чтобы у всего того, что она будет рассказывать, было документальное подтверждение. Просматривая все это, она снова убеждается в том, что никакого другого финала у этой истории быть не могло. Обычная девочка четырех лет, с черными хвостиками, стоит рядом с обычным советским детсадовским надувным зайцем для фотографий. «Красивая девочка, но пустые глаза», - говорит Зоя и кладет фотографии в коробку.

Зина и Дарья зажили обычной домашней жизнью: дрались и играли. Пока были маленькие, Зоя и Лев были заняты понятными им самим заботами: заработать, помыть, отправить в школу, вылечить, уложить спать, одеть, снова вылечить. Уже не молодые люди не искали с детьми никакой душевной близости и не ждали ее от них, они делали то, что должны, - воспитывали и содержали. «Нам не нуж­на была отдача. От детей смешно ожи­дать отдачи, - говорит Зоя. - Но мы рассчитывали на результат. Нам хотелось ­вырастить хороших, счастливых людей». Результаты не радовали: Зина дралась в школе, дралась дома, воровала деньги, подсовывала их младшей сестре. «Лев Александрович у нас даже в туалет с ко­шельком ходил». Врачи говорили Зое со Львом одно и то же: «С этим ничего не сделаешь, эти дети - оттуда». «Мы со Львом Александровичем из благополучных семей, у нас ничего такого не было. Если бы была более простая семья, более приземленная, был бы какой-то иммунитет против этого, ­привычка с детства». Иммунитет Зое со Львом заменяла ответственность. Вылечив все Зинины болезни, а их было немало, ее отправили на обследование в психиатрическую клинику. Там ей поставили «психопатию».

Психопатия - отчасти не болезнь, оттого и неизлечима. «У меня даже справка есть о том, что у нее мозговая патология», - говорит Зоя, копаясь в коробке, где хранятся все доказательства. «Если что не по ней, она запиралась в туалете, кричала там диким голосом или сидела там по несколько часов. Взламывать дверь мы как-то не привыкли. Поэтому, простите, пришлось достать детский ­горшок для Дарьи и кастрюлю для нас. Вплоть до этого. Были дикие крики через каждые пять минут, когда они оставались вдвоем. Я помню этих избитых детей. Я боялась, что она разобьет Дарье голову, или повредит глаза, или специально прищемит дверью руки. Дарья кричала громко (может, и громче, чем нужно), но она была маленький ребенок, а Зина была рослая девочка - занималась в бассейне, физкультурой». Все ­психологи, к которым ходили Зоя и Лев, ничего обнадеживающего им не говорили, а специалистов по приемным детям тогда еще не было вовсе. Никакой «особенной привязанности» к Зине у Зои со Львом не было. А самое ужасное - в тупик их завело важнейшее для них понятие - ответственность. Они не знали, что ответственным людям положено делать в такой ситуации.

«Она ушла после пятого класса. Она сама ушла. Мы ведь от нее не отказывались», - говорит Зоя и достает из коробки письмо-доказательство.

Зина и Дарья учились в православной медицинской гимназии, и в момент особой растерянности приемных родителей учительница предложила Зое и Льву отвезти Зину на лето в монастырь, в специальный детский летний лагерь. Зоя и Лев согласились и стали получать от Зины письма. В одном из писем (оно тоже хранится в коробке) 12-летняя девочка написала им: «Дорогие мама и папа, хотя я знаю, что вы мне не родные мама и папа. Мне здесь очень хорошо, здесь я нашла настоящих маму и папу. Это отец Арсений и матушка Варвара. Я хочу остаться здесь жить». Следом пришло длинное письмо от отца Арсения, настоятеля монастыря, в котором он убеждал Зою и Льва, что для их же блага и для блага Зины им стоит переписать девочку на монастырь, просто пойти в РОНО (Районный отдел народного образования) - и там все сделают. «Мы все это принесли в РОНО. Они сказали: «Нет проблем, сейчас оформим». Ездили ли они в монастырь? «Не было возможности. Поехать было особенно не на что. И был второй ребенок, которого надо было лечить». Звонили ли они в монастырь, чтобы по­говорить с настоятелем? «Нет. Мы получили письмо от священника, письмо от Зины. Противоречия никакого нет». Долго ли они думали? «Наверное, не сразу побежали туда. Но что еще мы могли предложить? Кризисные службы были, психиатрия была». Были ли сомнения? «Нет. Она не просится домой, не говорит, что она по нам скучает, - видимо, это тоже имело значение, когда мы принимали решение». Что сказали Дарье, которой было 9 лет и которая была уверена, что Зина - ее родная сестра? «Все как есть. Сказали, что Зина была не родной ребенок. Дарье мы рассказали всю правду про Зину, но не про нее».

Через 2 месяца Зину привезли обратно в Петербург; что-то произошло в монастыре такое, о чем никто не рассказал Зое и Льву. «Когда она оказалась в детском доме, она просилась либо в монастырь, либо к нам. Ей было все равно - туда или сюда». Лев плачет - так же молча, так же незаметно, но плачет. Встречались ли они с ней? «Ты ведь не ходил к ней специально? - спрашивает Зоя у Льва, он молча смотрит на нее, и она продолжает: - Нет. Только по делу». Просилась ли она обратно? «Просилась, Лев?» - спраши­вает Зоя. «В общем-то, нет», - впервые произносит Лев. Была ли мысль ее за­брать? «У нас такой мысли не было. Потому что, честно говоря, мы, с одной стороны, чувствовали, что она к нам не привязана. А с другой стороны, проблемы были очень серьезные и в плане воровства, и в плане взаимоотношений с Дарьей. Мы не знали, как их решать». И еще много вопросов, ответы на которые у Зои давно заготовлены, но они ничего не объясняют даже ей самой. Зато еще в самом начале разговора она произносит фразу: «Уже давно известно, что на 70-80% этим детям вообще нельзя помочь».

Служба вторичного отказа

«Вполне возможно, что с профессиональной помощью все могло закончиться по-другому», - говорит Татьяна Дорофеева. Она руководит кризисной службой, изве­стной еще и под названием «служба вторичного отказа», оказывающей психологическую помощь семьям, у которых возникли проблемы с приемными детьми. Служба - часть фонда «Родительский мост», созданного в 1991 году несколькими приемными семьями как клуб, где они могут делиться проблемами и, если получится, помогать друг другу. В маленьком полуподвальном помещении на Моховой улице в центре Санкт-Петербурга волонтеры фасуют вещи для детских домов и придумывают разнообразные проекты и акции, а профессиональные психологи ведут прием и тренинги.

«Есть три типа проблем, с которыми приходят приемные семьи», - рассказывает Дорофеева. Первая - разочарова­ние в ребенке. «Брал в 2 года, думал, будет хорошеньким с голубыми глазами, буду учить музыке. Ребенок вырастает, глаза голубые, но все остальное - совсем не так, как думал». Однажды пришла женщина, педагог, с тринадцатилетним мальчиком и сказала: «Все что хотите делайте, - мне надо протянуть еще год. Через год я отдам его в военное училище. Еще год я должна протерпеть». Мальчик совершенно не меч­тал о карьере военного, а мечтал остаться с мамой, а она от безысходности придумала, что в военном училище с ним справятся лучше, чем она. Пришлось убеждать ее в том, что у мальчика другие планы на жизнь, и ей хорошо бы увидеть это. Она увидела, удивилась и ушла. Что было дальше - неизвестно.

Вторая причина - миф о наследственности. В поступках ребенка переходного возраста все приемные родители начинают видеть наследственность. В таких случаях Татьяна Дорофеева всегда начинает разбирать наследственность самих родителей: «Я обычно спрашиваю - у вас, в вашем длинном роду, не было женщин древней профессии? Не было выпивающих? Не было дерущихся? Не было выходящих много раз замуж и разводящихся? Все говорят: «Да, наверное, были». Выходит, что у всех у нас наследственность неоднозначная. И это часто срабатывает».

Третья, и самая сложная проблема - проблема изначальной мотивации. «Я всегда спрашиваю, а зачем вы его тогда брали, 14 лет назад? Основной минус в этом и кроется. Мотивация должна быть у человека. Каждый человек должен ее осознавать. Мотивация - понятие очень сборное. Она не может быть однозначная». Дорофеева считает, что есть три типа мо­тивации для взятия ребенка из детского дома: конструктивная, деструктивная и пограничная. И отследить деструктивную мотивацию на стадии принятия решения может и должен профессиональный психолог.

Служба эта не очень известна и не пользуется той популярностью, какой могла бы. Чаще всего сюда приходят уже в самых крайних ситуациях - люди у нас ходить к психологам не привыкли и не любят. «Пришла женщина с двумя детишками и с четким намерением оставить их у нас. А у нас негде, у нас не детский дом. У нее двое детей - не брат и сестра. Им было тогда 6 и 5 лет. Они пошли в школу. Но психологически детдомовские дети всегда отстают, им бы нужно было дома еще посидеть. На пике всех школьных переживаний они скатились в возраст трехлетних детей: прыгали, кувыркались, хихикали, писались - нормальная ситуация для неадаптированных детей. На маме, на папе сидели, как два обезьяныша, из дома не выходили. Я этой приемной маме сказала, что нужна всего лишь адаптация, к февралю все пройдет (они пришли в сентябре). Она вздохнула, папу вызвала, и они уехали. К февралю и правда все прошло. Родители приняли, что детям теперь как бы три года, что этот период им нужно пережить, что это бывает, что может такой регресс произойти».

Татьяна Дорофеева говорит, что у детдомовских детей есть масса особенностей, совершенно нормальных для их психики, но совершенно безумных и пугающих для приемных родителей. То, что родителям может показаться катастрофой: истерики, воровство, вранье, - часто оказывается обычным отыгрыванием чего-то из детдомовской жизни. Это просто нужно знать. Обычные психологи, как это было в случае Зои и Льва, не зная особенностей этих детей, часто ужаса­ются и теряются, как и сами родители. «Поэтому очень важно, чтобы люди осознавали, куда им идти, зачем идти, как с этим разбираться».

Бывают ли случаи, когда приемных родителей и ребенка нужно разделить? Когда отказ - это не очевидное зло? «У нас был такой тяжелый отказ. Взяли девочку в два года. Очень любили. Пара на грани развода все время. Свой собственный ребенок сразу переехал к бабушке, сам так решил. А они из этого ребенка, из этой девчонки, как могли, делали человека. Люди с достатком, которые многое могут. Но несмотря на это, в 8 лет с девочкой начались проблемы. Она перестала принимать то, что они давали, и начала проявлять протест страшным образом. Они ходили к психоаналитикам, все пы­тались выяснить, почему она все не так принимает, как они хотят.

В 11 лет, когда они к нам пришли, стало понятно, что спасать нечего, потому что они ее не принимают, никогда не принимали, просто думали, что с двухлетней куклой все будет легко. Мы даже поместили ее в детский дом на год. Я сказала этой маме, что проще сейчас этот вопрос как-то решить для себя, чтобы девочка была готова к тому, что не сложилось. Они сказали: «Нет, ну как же. Мы же взяли на себя обяза­тельства. Мы должны». И папа говорит: «Давайте разместим ее в детском доме, чтобы она поняла, как это плохо, а потом заберем обратно». Но мы разместили ее в детский дом с другой целью. Детдом был хороший, ей там не было плохо - наоборот, было хорошо. Они ее там год навещали. И мы не смогли отца приемного убедить, что девочку надо сейчас оставить в детском доме, потому что ей там стало хорошо, ее там полюбили, приняли, она стала проявлять человеческие чувства. Они ее забрали и два года жили в режиме «на тебе все что хочешь - только отстань». Девочка ушла на улицу - и до сих пор там. Она ушла из дома и теперь не удерживается ни в одном сиротском учреждении. В тот хороший детский дом она не вернулась - злилась, что они отдали ее родителям». Этим ле­том история закончилась разусыновлением, формально девочка числится за детским домом, но по факту где она - неизвестно.

Основные причины возврата детей в детские учреждения из разных форм опеки:

1) неблагоприятный внешний вид, развитие, поведение ребенка - 29%;

2) неблагоприятная наследственность (с точки зрения родителей) - 10%;

3) серьезный конфликт в семье в связи с приемом детей - 10%;

4) много проблем со здоровьем - 9%;

5) неуверенность в собственной компетентности в качестве приемного родителя - 6%;

6) приемный ребенок негативно влияет на родных детей - 5%.

Из доклада «Деинституционализация детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей: Москва и Россия» Комитета по вопросам семьи, женщин и детей Государственной думы Российской Федерации

Елена, Таня, Семен и Марина

С Еленой мы переписываемся по почте - она живет под Талдомом. Елена с мужем взяли под патронат, а через полгода отдали обратно трех детей - двух сестер и брата. Вырастив двух сыновей, Елена всегда мечтала о дочке. Лет им с мужем было уже 44 и 46. Елена нашла в детском доме в Талдоме новорожденных двойняшек, но «не сложилось». К тому же выяс­нилось, что Елена беременна. Елена родила еще одного сына. А через 5 лет снова решила удочерить девочку. В базе данных она нашла девочку Марину 4 лет. У нее оказались сестра 8 лет и 5-летний брат, а по закону - если усыновлять, то всех троих. «Мы познакомились со всеми тремя в день Святой Троицы, и я подумала, что это знак», - пишет Елена. Вместе с мужем они стали собирать документы и поняли, что усыновить всех троих у них не получится - денег не хватит. «Нами двигал, в общем, чистый меркантильный расчет, - пишет Елена. - Не лишать детей тех материальных благ, которые им предоставит государство, если они не будут усыновлены». Елена с мужем виделись с Таней, Семеном и Мариной всего три раза до того, как оформили документы о патронате. С решением об отказе они тоже не мешкали.

«Говорят, что в отношениях приемных родителей и ребенка бывает некий медовый месяц. У нас с первых дней стало как на войне». Дети дрались, кусались до ­крови, воровали и никого не слушали. «Внешне дети нам нравились. Но семья у нас большая и довольно притертая, трудно оказывалось всунуть в отлаженный механизм новую шестеренку. А тут сразу три. Возникал законный вопрос: а нужны ли здесь дополнительные шестеренки, и как колымага поедет с ними, не развалится ли на ходу?». Соседи относились к Елене с подозрением, считали, что она взяла столько детей из-за денег, которые ей за них полагаются; город маленький, и слухи дошли до органов опеки. «После этого мы, собственно, и стали задумываться, а так ли оно нам надо - воспитывать и растить, лечить и кормить, одевать и охранять чужих, то есть не нами рожденных детей. То, что от этих детей не стоит ждать благодарности за жертвы, на которые нам пришлось пойти ради них, - это аксиома. Но если нас еще будут постоянно валять в грязи - спасибо большое, я хоть и альтруист, но не мазохист». Ровно через год Еле­на с мужем вернули детей обратно в тот же детский дом: «Оглядываясь на­зад, я понимаю, что мой поступок - принять тро­их детей - был легкомысленным и чересчур романтичным. Люди, умудренные опытом, предостерегали меня. Они знали, теперь знаю и я. Нельзя пожилым людям становиться приемными родителями маленьких детей, нельзя родителям брать в семью нескольких детей, если есть свой маленький. Нельзя брать нескольких детей одновременно. И еще много всяких нельзя».

Служба устройства

Сделать так, чтобы родители узнавали обо всех нельзя до, а не после усыновления - работа Людмилы Петрановской, автора книги «В класс пришел приемный ребенок». 8 лет она проработала в службе устройства знаменитого детского дома №19. Знаменит он тем, что в какой-то момент в нем не было ни одного ребенка. Все дети, которые попадали в детский дом, довольно быстро устраивались в семьи под патронат и в усыновление. В этом году, когда приняли новый закон, который делает патронатное воспитание юридически невозможным, детский дом снова стал наполняться детьми. Теперь вокруг него к тому же разразился скандал, и его вовсе хотят закрыть. Людмила Петрановская уже не работает в детском доме, а ведет частный прием, но, как и все сотрудники детского дома №19, убеждена: найти для ребенка семью не чудо, а работа. «Должна быть какая-то невероятная причина, по которой ребенок не может быть устроен».

«Это отдельная специальность, базового психологического образования не может быть достаточно, - говорит Петрановская. - Но специальности этой нигде не учат». Речь идет о специалистах по подбору семьи для ребенка, по обучению приемных родителей и сопровождению этой семьи в процессе жизни с приемным ребенком. «Считается, что самое лучшее, что может быть для ребенка, - это если его усыновят, полюбят как своего, возьмут полностью в семью. На практике это не так. Отношения между взрослыми и детьми сложнее. Отношения со старшим другом, хорошим воспитателем, с дальним родственником, с крестным тоже нужны детям, а иногда - именно они и нужны». В некоторых ситуациях (например, когда ребенок до 10 лет жил своей нормальной жизнью, а в последний год мама стала наркоманкой и ее лишили родительских прав) ребенку не нужно, чтобы его усыновляли, меняли ему имя и заставляли называть чужих людей родителями. Ему нужна помощь, забота, уход, взрослые друзья, авторитеты - кто угодно, но не новые мама и папа, - то есть не усыновление, а именно патронат. Со стороны это очевидно, на практике же «за ребенком часто вообще не признает­ся права на сохранение его привязанностей, его связей, его корней, его любви».

Понять, что нужно ребенку, с кем ему это нужно и в какой форме, и есть работа службы устройства. Сейчас, опять же по новому закону, во всех детских домах должны появляться специалисты по уст­ройству и ведению семьи, но без специального образования работников, считает Петрановская, это останется полной профанацией. 10 лет подряд в детском доме №19, сначала на основе английской программы, а потом и с помощью собственных разработок, проводили тренинги по обучению и подготовке семей. «Мы не реагировали на запрос семьи, подбирая ей ребенка. Мы устраиваем детей в семьи, ищем семью, максимально подходящую именно ребенку». Например, если ребенок нуждается в медицинском уходе, ему лучше подойдет семья, где есть врач, способный сам делать уколы и все, что может понадобиться. Некоторым нужен именно папа, такой, который умеет жестко устанавливать рамки. Другим - чтобы в семье были еще дети. «Смотреть надо на ресурсы семьи, в совершенно бытовом смысле - если у ребенка астма, смогут ли они обеспечить ему лечение. Если он хулиганистый - не надо отдавать его одинокой пожилой женщине, - говорит Петрановская и уточняет: - Я не го­ворю, что это можно так четко описать, - но если вам ребенок не неприятен, нет физического отторжения - этого достаточно. Привязанность, любовь рождаются в процессе заботы». Поэтому Петрановская считает, что ее профессия сродни профессии свахи.

Практически любая приемная семья в период адаптации проходит через со­стояние «на фига все это?!» - и в этот момент семье никто не помогает. «Приемные родители оказываются в ситуации неласкового социума, который сначала с подозрением отнесся к идее приема ребенка из детдома, а потом, если вернут ребенка, будет считать их сволочами», - говорит Петрановская. С приемными детьми, по ее опыту, неизбежны две такие волны: в первый год появления ребен­ка в семье (когда проходит эйфория) и в подростковом возрасте (когда начи­нается гормональное взросление и родители начинают ужасаться полезшей из ниоткуда «генетике», хотя в случае со своим списали бы это на возраст или на «молодежь нынче пошла».

Классических ошибок в поведении семьи существует много. Первая - «за­быть про себя, довести себя до истощения, стараясь помочь ребенку на первом этапе, скорей-скорей, и превратиться довольно быстро в психологическую развалину». Попытки быстро наверстать упущенное в жизни ребенка: любовь, нежность, воспитание, образование, развитие, - это ошибка. Когда ребенок попадает в семью, он испытывает сильнейший стресс, на преодоление которого он тратит все свои силы, стресс, который может пройти через несколько недель, а может тянуться больше года. Ни на какое развитие, воспитание и получение новых знаний у ребенка просто не остается ресурсов. То есть не стоит сразу отправлять ребенка в кружки, нагонять школьную программу, таскать по музеям, городам и странам.

Любые негативные высказывания в адрес биологических родителей - вторая классическая ошибка. Сам ребенок может сколько угодно ругать и проклинать своих родителей, но у приемной семьи на это права нет.

Еще нельзя бояться устанавливать границы. Петрановская объясняет: «Кажет­ся, раз он бедная сиротка, он так много пострадал от жизни, то пусть теперь отрывается, а мы лишний раз не будем его огорчать. Ничем хорошим это тоже не заканчивается, потому что ребенок идет вразнос, самому ему тревожно и страшно, - он не понимает, какие здесь правила игры, что можно, а что нельзя». И еще: «Нельзя ожидать благодарности, нельзя ожидать, что ребенок будет таким, каким вы его себе придумали».

К социальной рекламе, обеспечивающей конвейер массового усыновления, Петрановская относится негативно: «Cа­мая главная задача, которая поставлена, - как можно больше детей передать в семью. Что при этом получает ребенок? Соответствует ли форма устройства его потребностям, интересам, социальному статусу, его правам? Об этом никто не за­думывается. Мы не можем опираться на тщеславие: ты возьмешь приемного ребенка - и ты герой. Красивая мать с красивым ребенком, на очень красивой фотографии - «усынови!». Мы не можем опираться на то, что это процесс быстрого излечения. Вот несчастный ребенок, вот семья, вот они его взяли - и завтра они будут счастливы. Все не так. Это со­вершенно другой процесс. Они, может быть, будут счастливы, но лет через пять (может быть, и раньше, но, может, и лет через пять). И встает вопрос: на какую мотивацию мы должны опираться? Какой профиль родителей мы должны искать?» А вообще, убеждена Петрановская, для создания социальной рекламы необходим профессиональный экспертный совет, который включал бы не только креативщиков, но и родителей, и СМИ, и специалистов.

Ситуация с детьми-сиротами:

1) общее количество детей-сирот на начало 2009-го - 670 469 детей;

2) выявленных за 2008 год - 115 627 детей;

3) устроенных в семью - 113 751 детей;

3а) под опеку - 75 933 детей;

3б) в приемную семью - 21 388 детей;

3в) усыновление - 13 173 детей;

3ва) в Россию - 9 047 детей;

3вб) за границу - 4 126 детей;

3г) другие формы - 3 257 детей;

4) возвраты - 7 834 детей;

4а) опека - 6 553 детей;

4б) приемная семья - 931 детей;

4в) усыновление - 113 детей;

4г) другие формы - 237 детей.

Из доклада «Деинституционализация детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей: Москва и Россия» Комитета по вопросам семьи, женщин и детей Государственной думы Российской Федерации

Светлана

Светлана уже стерла свое сообщение с форума об усыновлении на сайте «7я.ру». Стерла, потому что стыдно, что позволила себе такое написать, да и обругали ее там, не поняли все равно. А написала она так: «Я не понимаю вас. Не понимаю, как вы можете так радостно обсуждать только что усыновленного ребенка, так умиляться, а через год сдать ребенка обратно в детский дом. Почему вы это делаете? Наигрались в игрушку и надоело?!» Тут все участники форума бросились защищаться и ругать Светлану за то, что она кликушествует и вообще написала какую-то неуместность. И она эту запись стерла.

Светлане 35 лет. Она работает наладчицей на заводе, муж старше ее на 12 лет, дочке - 7. Мы разговариваем со Светланой по телефону несколько раз, но строго с 9 до 11, пока дочь в школе. Дочь ничего не знает про эту историю, и Светлана не хочет пока, чтобы знала. «Она сейчас этого все равно не поймет, и я, честно говоря, не хочу, чтобы понимала, я и сама не понимаю», - говорит она.

Когда Светлане было 5 лет, ее родителей лишили родительских прав за пьянство, а ее с младшей сестрой отправили в разные детские дома. Все дети там мечтали, чтобы их усыновили, а Светлана мечтала вернуться домой. Первое время к ней приходила бабушка, даже хотела забрать, но ей не дали: старая слишком и необеспеченная. Бабушка приезжала-приезжала, а потом перестала: «Не хоте­ла травмировать меня, наверное, я очень расстраивалась, когда она уезжала», - оправдывает ее Светлана. Когда ей было уже 10 лет и она заканчивала 3-й класс, ее удочерила семейная пара. «Мне по­нравился муж, он коллекционировал значки из разных городов, рассказывал». Они сразу попросили называть их ма­мой и папой. «Лет им было, наверное, под 40 - мне они казались пожилыми». Но называть их мамой и папой Светлана не могла - стала называть по имени-отчеству и на «вы». Новые родители по­казали Светлане новую школу и стали водить гулять в Крылатское, где она когда-то гуляла со своей мамой. «Я все прекрасно помнила и говорила все время: «А вот тут мы с мамой...». Им это не нравилось». Всю весну и лето она провела с новой семьей в Москве. «Они покупали мне платья, игрушки, снимали на камеру, по вечерам мы вместе смотрели, что они отсняли». А в конце лета родители сказали Светлане, что ей нужно перед школой поехать в летний лагерь с детским домом. Когда смена закончилась, за Светланой никто не приехал. «Я не верила, говорила, что за мной приедут. В школу не ходила - говорила, у меня другая школа, мне ее мама с папой показывали уже». Недалеко от детского дома жила мама той женщины, которая удочерила Светлану, и с одной подружкой они отправились к ней. «Мы пришли к бабе Тане, и я ее спрашиваю: почему меня никто не заб­рал? Она нас как-то выпроводила. А де­вочка мне сказала: не ходи сюда больше, они от тебя отказались».

Очень долго Светлана думала, что все так вышло потому, что она не называла их мамой и папой. «Я очень корила себя, люди-то они были хорошие, почему я не могла их называть, как они хотели. Потом думала: может, я их племянницу чем-то обидела, она иногда в гости приходила? Я думала - есть какая-то причина, и я должна ее понять». Никакой причины Светлана так и не нашла, а та женщина снится ей до сих пор.

Через 2 года к ней стала приходить пожилая пара, усыновлять они ее не стали, но всю жизнь помогали, а умерли только год назад. «Я им не верила, никому не верила. Считала, что все люди - предатели. В моей жизни ведь так и было. А эта пара, они меня выхаживали, отогревали, просто жизнью доказывали, что они рядом, и все. Просто потому что оказались хорошие люди, ничего им не надо было, просто любили меня». После детского дома Светлана нашла свою мать и стала жить с ней. «Это были черные годы моей жизни». Мать умерла у нее на руках в белой горячке. Зато появилась троюродная сестра, которая на 16 лет старше Светланы, ее телефон Светлана нашла в телефонной книге: «Они узнавали про меня, им сказали, что меня отдали в семью. Мы с ней теперь каждый день общаемся». А потом и муж. И дочь. «У меня все хорошо ведь сложилось. Не пью, не курю. А те люди - мне раньше хотелось на них посмотреть, на видео то посмотреть, которое они снимали. А теперь не знаю, надо ли». Светлана говорит, что написала в форум потому, что натолкнулась там на осуждение приемных детей, что, мол, они то делают не так, это. И не выдержала. «Я программы об усыновлении спокойно смотреть не могу - плачу. Все эти разговоры. Генетика. Вот у меня плохие гены - и ничего. А у кого-то хорошие - и что творит? Не в генах дело».

Андрей и Варя

Андрей не хотел больше никаких детей. Ему хватало трех своих. Но пару лет назад жена стала невзначай подкладывать ему статьи про усыновление, включала телевизор, когда там показывали передачи про сирот. Андрею 35 лет, он высокий рыжий бородатый мужчина, похожий на героя советского фильма про геологов. На самом деле он работает программистом, содержит семью, привык мыслить рационально и поэтому довольно быстро понял, что к чему. «Я сказал: «Жена, мы можем это сделать? Можем - давай, а если не можем, то зачем мы это смотрим?» Где-то еще через месяц после этой моей фразы, она решилась сказать: «Может, давай возьмем кого-нибудь», - рассказывает Андрей в кафе, где мы встречаемся. Свою историю он описал на одном из интернет-форумов. Почти всю. В интернете история заканчивалась фразой: «Не намерен отказываться ни от одной» - имелись в виду 7-летняя Варя и жена. Но в итоге от одной он все-таки отказался.

С того момента как жена предложила Андрею взять ребенка, до появления Вари в доме прошло 2 месяца. Жена