«Декрет» о национализации женщин

В первых числах  марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре,   где помещался клуб анархистов, собралась  разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины.

Они неистово  колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон  неслись негодующие крики: «Ироды!», «Хулиганы! Креста на них нет!», «Народное  достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!». Толпа взломала дверь и, сокрушая  все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели  убежать через черный ход.

Что же так  взволновало жителей Саратова? Причиной их возмущения послужил расклеенный на  домах и заборах «Декрет об отмене частного владения женщинами», изданный  якобы «Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова»... По поводу этого  документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни  советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят  вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Что же было на самом деле?

В начале марта   1918 года в газете «Известия Саратовского Совета» появилось сообщение о том,   что группа бандитов разграбила чайную Михаила Уварова и убила ее хозяина.   Вскоре, 15 марта, газета опубликовала заметку, в которой говорилось, что  расправа над Уваровым осуществлена не бандитами, а отрядом анархистов в  количестве 20 человек, которому было поручено произвести обыск в чайной и  арестовать ее владельца. Члены отряда «по собственному почину» убили  Уварова, сочтя «опасным и бесполезным» держать в тюрьме члена «Союза  русского народа» и ярого контрреволюционера. В газете отмечалось также,   что анархисты выпустили по этому поводу специальную прокламацию. Они заявили,   что убийство Уварова — это «акт мести и справедливого протеста» за  разгром анархистского клуба и за издание от имени анархистов пасквильного,   сексистского и порнографического «Декрета о социализации женщин». «Декрет», о  котором идет речь, — он был датирован 28 февраля 1918 года — по форме  напоминал другие декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19   параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие  социального неравенства и законных браков «все лучшие экземпляры  прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное  продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года  все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей)   изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью)   народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок  пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо  отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться  саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной  женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого  они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета,   профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье».   За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае  противодействия его лишали права на пользование женщиной.

Каждый «трудовой  член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния»,   обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не  принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло  от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих  отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого  выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232   рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их  предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также  пенсии женщинам, потерявшим здоровье. «Декрет об отмене частного владения  женщинами» был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной  Михаилом Уваровым. Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет»?   Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же  сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К  сожалению, это выяснить уже невозможно.

Убийством  Уварова, однако, история с «декретом» не закончилась. Напротив, oна только  начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране.   Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными  газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью  повеселить читателей; другие — с целью дискредитировать анархистов, а через  них — Советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в  работе Советов). Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс.   Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «декрета» из газеты   «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете   «Вятский край». 18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а  всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного  трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов.   Представители всех партий, стоявших на советской платформе, — большевики,   левые эсеры, максималисты, анархисты — резко осудили публикацию пасквиля,   посчитали, что она имеет своей целью натравить темные, несознательные массы  населения против Советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение  губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур  суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.

В конце апреля   — первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно  обострилась обстановка в стране.

Во многих городах происходили волнения  рабочих и служащих, «голодные» бунты. Публикация в газетах «декрета» о  национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность.   Советское государство стало принимать более жестокие меры по отношению к  газетам, публиковавшим «декрет». Однако процесс распространения «декрета»   вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты. Так,   «декрет», распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с   18-летнего возраста: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж,   обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви.   Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до   50 лет себе в сожители-супруги...»

Кое-где на  местах, в глухих деревнях чересчур ретивые и невежественные должностные лица  принимали фальшивый «декрет» за подлинный и в пылу «революционного» усердия  готовы были осуществлять его. Реакция официальных властей была резко  отрицательной. В феврале 1919 года В. И. Ленин получил жалобу Кумысникова,   Байманова, Рахимовой на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости, Курмышевского  уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая  их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием  здравого смысла». Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому  губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если  подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и  оповестить все население. Телеграфируйте исполнение» (В. И. Ленин и ВЧК,   1987. с. 121 — 122). Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская  губчека провела расследование по жалобе. Было установлено, что национализация  женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель ЧК телеграфировал 10 марта   1919 года Ленину. Через две недели председатель Симбирского губисполкома  Гимов в телеграмме на имя Ленина подтвердил сообщение губчека и дополнительно  доложил, что «Кумысников и Байманов проживают в Петрограде, личность  Рахимовой в Медянах никому не известна» (там же, с. 122).

В годы  гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на  вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они  начали широко использовать его в агитации против Советской власти.  (Любопытная деталь — при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане  мундира обнаружили текст этого «декрета»!). Миф о введении большевиками  национализации женщин распространялся противниками нового строя и позже. Его  отголоски мы встречаем в период коллективизации, когда ходили слухи о том,   что крестьяне, вступающие в колхоз, «будут спать под одним общим одеялом».

«Декрет об  отмене частного владения женщинами» получил широкую известность и за рубежом.   В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков —   разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые  видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам. В  феврале-марте 1919 года в «овермэнской» комиссии сената США во время слушания  о положении дел в России произошел примечательный диалог между членом  комиссии сенатором Кингом и прибывшим из Советской России американцем  Саймонсом:

Кинг:   Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык  некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так  называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?

Саймонс:   Их программу вы найдете в Коммунистическом манифесте Маркса и Энгельса. До  нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили  весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию  женщин.

Кинг:   Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают,   насилуют и растлевают женщин сколько хотят?

Саймонс:   Конечно, они это делают.

Диалог  полностью вошел в официальный отчет сенатской комиссии, опубликованный в 1919   году.

Свыше  семидесяти лет прошло с того времени, когда владелец чайной в Саратове Михаил  Уваров предпринял оказавшуюся для него роковой попытку дискредитировать  анархистов. Давно улеглись страсти вокруг придуманного им «декрета». Ныне  никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин.   «Декрет об отмене частного владения женщинами» является теперь не более чем  историческим курьезом.