Следственный эксперимент

   Дорогой, сидя в бронетранспортёре, Пугайло напрягал мозги, как бы закрыть это дело, но так, чтобы было тихо и спокойно. Разогнать всех, но Марковна это же такая расхлябанная баба, с разболтанным языком, несдержанным характером, что сфотографирует своё отбойное место, сманит других и попрутся к высшему начальству. Она любую дверь пробьёт. Покажет фотографии. Начальство, конечно, спросит меня: кто? А что ему отвечать? Да, чтобы я не ответил – не примут. Кинуть на лапу, так у них лапы стали, как грабарки. Выгребут всё и выкинут. Пугйло не напрасно нажимал на мозги. Он всё – таки нашёл выход. А какой именно – посмотрим.

   Марковна, завклуб и директор школы, узнав о проведении в кабинете Рустама Андреевича следственного эксперимента, который задумал в бронетранспортёре Константин Абрамович, потребовали произвести следственный эксперимент и с ними, но потом отказались. А отказались потому, что запутавшийся в деле майор, к тому же ещё разозлённый тем, что его поездка к знакомой вот, вот сорвётся, а ещё и по причине того, что до него стали доходить нехорошие слухи о том, что пышное тело знакомой уже не раз оказывалось не в его руках, а в руках прокурора и главы администрации, и в этот раз могло проскользнуть мимо него, сказал, что следственный эксперимент будет проводиться в более новом и совершенном виде, чем прежние.

- Всё катится к чёртовой матери вместе с руководством, - воодушевлённо начал Константин Абрамович и спохватился, так как к «к чёртовой матери» и руководство мог шепнуть н Трутень, который, хотя и был в мелком звании, но метил на место майора, надеясь, выбить кресло из – под Абрамовича и свалить его доносами высшему руководству, в которых он кляузничал, что майор не патриот своего дела, а забулдыга и проводит секретные, оперативные совещания не в кабинете за закрытыми дверьми и зашторенными окнами, а в бусугарне с мужиками. Начало речи Пугайло оказалось неудачным, но он быстро поправился. - Всё прогрессирует, и мы должны идти не в числе отстающих, а в первых рядах

- И что это за совершенный следственный эксперимент, - не упустила Марковна.

- И всё тебе нужно знать, - бросил Пугайло. - В более совершенном виде это эксперимент точь-в-точь. Без всяких отступлений. Натурально. Так, как было в оригинале.

- Это хорошо, мне нравится, я люблю в оригинале, - сказала Марковна, не зная, что скрывает точь- в – точь.

- Вот и отлично, что нравится и любишь, - подхватил Пугайло.

-Пусть пострадает Петрович.

- Страдать будет не Петрович, - отрезал Абрамович.

- А кто, - полюбопытствовала Марковна.

- Ты, Рустам, завклуб и директор школы.

- Это почему же? – взвивалась неугомонная Марковна. – Мы уже и так пострадали. Объясни.

   Майор объяснил. И объяснил так ясно и доходчиво, что Рустам, Марковна, директор школы и завклуб твёрдо и клятвенно решили: ни в какие следственные   эксперименты не ввязываться: ни в прежние, ни в совершенные.

- Совершенный следственный эксперимент точь – в - точь, - сказал Пугайло, - это выяснение того, что произошло в действительности, а не того, что часто выдумывают и сбивает с толку. Вот недавно один мужик в городе, как бы убил другого. Его спросили, в каком месте убил, чем. Нужно провести следственный эксперимент.

- Правильно, - вклинилась Марковна.

- Ты помолчи пока. Слушай дальше и смотри в перспективу. Провели, а он и не то место показал, и не то, чем убивал. Так и в нашем случае. Нужна доскональная и объективная точность. А чтобы добиться её, надо будет провести следующие мероприятия. Они, конечно, неприятные. Я искренне сочувствую, но нарушать установленные правила – не могу. – Абрамович замолчал. Удар нужно нанести так, чтоб сразу наповал. - Нужно будет найти хворостину, вас раздеть, положить на лавки и отпороть вас по всем правилам, как Петрович порол вас, вы же утверждаете, что Петрович вас оттягивал, сфоткать, записать ваши голоса.

- Это - зачем, - взвилась Марковна.

- Я же сказал, что для точности, чтоб не вышла ошибка.

- Плевать я хотела на ошибку, - отбрила Марковна. - Он порол и всё.

- А время? Время показывает, что Петрович не порол вас. Он в то время был дома.

- Я и на время плевать хотела. Часы мог подвести.

- Сосед подтверждает.

- И сосед подлец. Я его знаю. Заходит в магазин, а водку никогда не берёт. Ещё говорит: запретить бы её заразу. Я ему запрещу. Если запретить, страна трезвой станет, а с трезвой страной, что захочешь, не сделаешь.

- Перестань молотить Марковна и не спеши, - ответил Пугайло. - Вы же ошиблись с террористами. Говорили, что их много, а оказался один. Ошиблись. Не исключаю, что, может быть, вы и тут ошибаетесь. Никто вас не порол, вы не кричали, а придуривались.

- Это я сама себя порола? - взъерошилась Марковна. - С какой стати?

- Да ведь бывает, что человек порит самого себя со злости. Вот что – то не понравилось ему в себе. Он и выколачивает себя. Так что придётся вам раздеваться, отпороть ещё раз, чтоб найти достаточно веские доказательства.

- Умру, но не разденусь, - отрубила Марковна.

- Против закона и эксперимента идёшь? Наказуемо.

- Плевать я хотел на законы. У меня в магазине их целые залежи.

- У тебя же продовольственный, а не книжный магазин.

- Ну, и что?

- Ты читаешь законы?

- Нет.

- А почему тогда собираешь их?

- Я их листки использую, чтобы из них делать кулёчки для кильки. Человек ест кильку и читает законы. Благое дело вершу для людей.

- Да ты знаешь заноза от ерша, что, - грянул Пугайло, главное сбить, завалить, спутать, замотать, закрестить, заматерить строптивую бабу, которая всё время стояла поперёк дороги Абрамовича, - что те, - помчался Константин Абрамович, - которые не едят кильку, законы не читают, а те, которые едят, плюют на них, как ты. А знаешь ли ты, что это сильно отягчающее обстоятельство. Я могу тебе впаять годика три и в тюрьму. Ты там не в магазине будешь торговать, а рукавицы шить, полы мыть. Как это тебе? А ты в курсе, что в тюрьмах делается? Какие там порядки. Убивают, - пугнул Абрамович. -Да, и кроме того, тебе же лучше за прилавком вольным человеком стоять, - ещё крепче нажал Пугайло, - деньги считать, а не баланду хлебать. А она хуже водки в твоём «Интеллектуальном отделе», которая пахнет чем – то домашнем, и мне нужно проверить. Так как?

   Марковна даже не стала задумываться. Слова Пугайло так припекли её, что в пятках загорелось. Терять такое место, где она оттяпывала государственные деньги, ну, нет. Да ещё «Интеллектуальный отдел».

- Ошиблась я, Константин Абрамович, ошиблась, - чуть не заголосила она. - Все законы признаю. Наверное, сама себя отпорола во сне. Или где – то упала. Мозги затуманились. Муж отхлестал. Ну, всякое может быть.

- Да, - выдохнул Пугайло, забарабанил пальцами по столу, - жизнь такая пошла тяжёлая, что и во сне отпорешь себя, а потом от злости на другого свалишь. - Абрамович посмотрел на Хвостова и директора школы. - А вы?

- Как и Марковна.

- Вот и хорошо, - Пугайло облегчённо вздохнул. – Все мы ошибаемся. И проблему с поркой закрываем.

   «Добавка, - подумал Абрамович, - не помешает».

- Ты, Хвостов, над клубной кассой работаешь, а ты, Михаил Иванович с невидимой охраной школы. Тут тоже нужны совершенные следственные эксперименты, и дело может дойти до них. Смотрите.

- А компенсация? А деньги, которые пропали? - Не выдержала Марковна.

- Решим, но в дальнейшем, - тяжело выжал Пугайло. - А если посмотреть с точки зрения фильма. С интеллектуального плана. Вот давайте вместе подумаем. Ты, Хвостов, что скажешь на этот счёт? Ты у нас спец по этому делу.

- По какому делу.

- По фильмам.

- Ну, знаю все современные фильмы. И что, - буркнул он.

- А вот что. Ты самый, самый кассовый фильм хочешь сделать.

- Конечно. Да где найти такой сюжет и артистов. Наши все выродились.

- Снова ошибаешься. Не выродились, а попристроились. Объясняю. Мы же имеем самый крутой сюжет для боевика. Сейчас все помешаны на боевиках. Хвостов снимать вас будет. Вас на экране покажут, - набирая темп, выхлёстывал Пугайло. - А вы компенсация, - упрекнул он. - Это вы должны платить Хвостову. Благодаря ему вы на экран выскочите. Порку он чем – нибудь заменит, а покажет, как вы ловите террориста. Главное ведь, как вы хитро ловите, - распарился Пугайло, развернулся на триста шестьдесят градусов. - Этот фильм по всем кинотеатрам пройдёт, нашим и мировым, - нёсся Абрамович. - О вас узнают. Деньги вам за роли кучами посыплются.

Знаменитости. Известность. Автографы. Фанаты. Цветы. Машины к подъезду, машины от подъезда. Фотографии на журналах. Реклама. Разве это плохо? – расчехлился Пугайло. - В артисты вас зачислят. А вы компенсация. Мелкий народ. Так как? Согласны? Вижу, что согласны. Тогда несите. А что нести, Вы знаете. И кому тоже в курсе. А если не согласны, то тоже несите. Сейчас жизнь пошла такая: все несут. Кто-то кому-то. – Абрамович опять тяжело вздохнул. – Хвостов. Забирай их и начинай репетировать с ними. Чтоб к вечеру они были готовы, проверю, а кто будет самым главным героем, я подскажу, а сейчас мы поедем к Рустаму Андреевичу. Нужно с его фигурой разобраться. Наверное, тоже крепко что – то напутал. Вот так всегда. Наворочают, а ты, Абрамович, разгребай.

   Пугайло вышел. Марковна минут пять сидела молча, о чём – то думая, потом недоумённо развела руками.

- Что нести и кому – это я поняла, но не поняла, кто же нас отпорол? Петрович?

- Да какой там Петрович, - взвинтился Хвостов. – Что тут понимать?

- Ты знаешь и молчишь? – прорвался Михаил Иванович.

– А ты бы сказал, если б знал. Он отпорол.

- Кто он? – спросила Марковна.

- Он и грабанул тебя и меня. Чисто сработал. Даже Фантомаса переплюнул.

- Он что Фантомас, - брякнула Марковна.

- Чокнулась. Фантомас ему и в подмётки не годится.

- Да кто он? - не отставала Марковна.

- Не понимаешь. Ты к своему прилавку приросла и ни хрена не видишь. Абрамович замаскировался, и сам нас же отпорол, чтобы я фильм о нём, как о главном герое снял.

- Так он же с нами ползал по полу.

- Эх, Марковна. Только и умеешь, что на деньгах надувать. Он притворялся, роль репетировал, вживался. Ты думаешь, что роль легко играть. Я вот несколько раз пытался сыграть Фантомаса. И велосипед брал, в железнодорожную тужурку одевался и   фуражку натаскивал, и на лошади сказал.

- Это тогда, когда ты лошадь пытался украсть, - подлетела Марковна.

- Я роль тренировал, - отбил Хвостов. – Вживался.

- Да. Он тренировался. Вживался. А почему же ты на лошади убегал, когда за тобой гнались. Я слышала, как ты говорил лошади: давай, давай быстрее, скотина, а то эти подлецы догонят.

- Не говорил я этого. Да и тебя там не было. Что мелишь?

- Я в толпе бежала и всё слышала.

- Ты всегда всё слышишь. Ни одно слово мимо себя не проскакивает. Роль играть трудно, - вздохнул Хвостов, - мне так и не удалось скопировать этого ворюгу Фантамоса.

   Хвостов, словно попал в центр урагана, завертелся, как бешённая юла, потом поднялся на несколько сантиметров вверх. Завис, замахал руками, пытаясь уцепиться за воздух, но не помогло, и он   всем телом шмякнулся на пол.

- Мне кажется, что я слышала голос, - сказала Марковна.

- Почудилось, - ответил Хвостов, поднимаясь с бледным от страха лицом. – Это что – то с крыши упало. - Он сам не верил в сказанное, но поверить в другое было для него ещё сложнее. На всякий случай он решил: отзываться о Фантомасе только с лучащей стороны.

- А почему ты в воздухе оказался?

- Подпрыгнул. Не отрывай от дела. Фантомас, - он оглянулся по сторонам, прощупал потолок глазами – мужик деловой и благородный, не то, что Абрамович. Он грабил богатых, а Пугайло? Так ты думаешь, - напустился он на Марковну, которая никак не могла утихнуть, - что играть благородную роль легко. А ну ка сыграй мне эту, как её из фильма «Здравствуйте! Я ваша тётя». У неё миллионы.

- Плевать я хотела на тётю и её миллионы. Я сама тётя, и дома у меня целые залежи миллионов. – Марковна спохватилась и застрочила. -   А кто же к нам приходил с хворостиной? Кто?

- Да он и приходил, - заголосил Хвостов. – Замаскированный. Недаром он нам целую лекцию о маскировке прочитал, а мы не догадались.

- Только кровью, только кровью, - выскочил Михаил Иванович.

- Ну, если её у тебя много, то расходуй, - бросил Хвостов. - А лучше будет, если мы пойдём репетировать.

   Приехав к Рустаму Андреевичу, Пугайло увидел, что железная фигура стояла на том же самом месте, но сказать об этом, он не успел. В кабинет ввалились Марковна, Хвостов и директор школы.

- А вы зачем приехали.

- В качестве свидетелей, - выскочила Марковна.

- Ладно. Оставайтесь. Так, - майор посмотрел на врача, - напраслину наводишь на человека. Ты доказывал, что фигуру утащили, а она стоит на месте.

   Константину Абрамовичу шепнули, что в доме Петровича тоже железная фигура. Что же выходит? Непонятно.

- Это не важно, - ответил он. – Рустам Андреевич. Ты утверждал, что Петрович утащил фигуру.

- Богом клянусь, что утащил, - промямлил опешивший врач.

- Как же он мог её утащить, если она вот перед твоими глазами.

-Так их же две. Одна у Петровича дома. А, как появилась вторая и почему у меня не знаю. Их две, понимаете?  

   «Надоело, - подумал Петрович, - хотя бы о чём – нибудь другом поговорили».

   В ту же секунду Пугайло, вскочив с кушетки, чеканя шаг с такой силой, что пол даже стал трещать, подошёл к Рустаму Андреевичу и пожал ему руку.

- Знаешь, Рустам, я такой подлец, которого свет ещё не видел.

- Я хуже, Константин. Когда ты болеешь, и я иду к тебе с сумкой со всеми инструментами, то матерю тебя на чём свет стоит.

   Из – за такого неожиданного признания Андреевича и Абрамовича друг другу находящиеся онемели и даже раскрыли рты. Ещё бы! Неслыханное признание!

   Пугайло провёл рукой по лбу, словно сгребал пот, встряхнулся и, повернувшись к врачу спиной, осмотрелся, а потом вцепился в Марковну.

- Ну, что раскрыла рот, Марковна.

- А как тут не раскроешь, ты сказал Рустаму, что ты такой подлец, которого свет ещё не видел, а Рустам сказал, что, когда он тащит к тебе сумку со всеми лечебными инструментами, материт тебя на чём свет стоит.

- Ты что ошалела?

- Я никогда не шалею, а всегда говорю правду.

- Ну, да. Не шалеешь и говоришь правду особенно тогда, когда сдачу даёшь. – бросил Пугайло и, не дожидаясь ответа, повернулся к врачу. - Я уже говорил: не важно, что две. Важно, что ты говорил. Утащил, утащил. А она стоит. Значит твои слова не правильные. Одно твоё доказательство снимаем. Ложное оно.

- А вот это, - взвился врач, - что у меня на заднем месте тоже ложное доказательство? Или как? Кто лечить будет?

- О, - воскликнул Пугайло. – Ты врач.

- И что с того?

- Ну, ты же врач. Ты и лечи.

   Против этого Рустам Андреевич возразить ничего не смог, но бушевавшая в душе буря не давала покоя, и он перекинулся на другое.

- Я что сам себя отпорол?

   И тут осечка.

- Так ты же вчера, - вмешался Петрович, - чокнулся пивной кружкой со своей лысиной. Никто тебя не бил, а лысина вся в зелёнке.

- Вчера это произошло случайно, - наскочил Рустам Андреевич, - из-за запутанности движения моих рук.

- Так, может быть, ты и сегодня запутался в своих руках, - подрезал Петрович. – Отпорол сам себя. А на меня валишь. А валишь потому, что я обозвал тебя: пьян - угарная, зелёнкой обмазанная, отпороть бы тебя на твоей кушетке хворостиной.

- Так. – Пугайло подошёл к фигуре, поднял руку, чтобы похлопать её по плечу, но она, как уже и бывало, качнулась и стала падать на майора и смяла бы его, если бы Петрович не подставил плечо.

   Подставить - то он подставил и вернул фигуру на место, но в ушах хлестнуло: дурак.

   Проводить следственный эксперимент с Рустамом не стали, так как Пугайло, измотанный мыслями о знакомой, заявил, что дело закрывается из-за отсутствия доказательств.

- Извиниться бы тебе нужно, Абрамович, - сказал Петрович. - Не виноват оказывается я.

- Нет времени, - отрезал тот. – В следующий раз.

- В следующий, так в следующий. Отойдём в сторонку. Я тебе секрет один открою. – Он обнял Пугайло за плечи и отвёл в сторонку. – Хороший ты мужик. Быстро раскрутил. – Абрамович подтянулся к улыбке, но не дотянул и окаменел, так как   Петрович обрушил его – Морду я б тебе от души начистил бы, но кругом твоя публика. А начальник у Вас молодец. Классный, - закричал он, не давая отбиться майору. – Молодец, - застолбил Петрович и вышел.