Еще раз о систематизации несистемного

Я собирался написать о пакте Навального и Касьянова (и примкнувшего к ним Ходорковского), когда наткнулся вчера на длинную политологическую очередь, выпушенную в несчастных повстанцев. Трое молодых людей, называющих себя политологами, каждый своими словами, но в целом очень похоже, пересказали, как некое пра-евангелие, один и тот же текст, написанный явно кем-то четвертым. Может быть – методичку. Этакое копирайтерство.

Дело было вечером, и фамилий я не запомнил. Подумал – утром, перед тем, как писать, посмотрю. Но к своему удивлению утром этих плачей по политической оппозиционной судьбе я уже не нашел – исчезли. На сайте "Эха" висел лишь некролог Борового, горюющего, что блистательный политический проект Парнас отдан теперь на попрание нацисту Навальному.   

Но похоже, что жаждущих присоединиться к защитникам родины от касьяно-навальновщины еще немало. Кто-то от чистого сердца, кто-то "по заданию редакции", а кто-то – чем черт не шутит – просто в виде черного пиара. Ну, и конечно, кто-то – в стремлении уничтожить политических конкурентов: ведь речь-то идет на вскидку о тридцати-пятидесяти миллионах голосов тех, кого госсоциологи сосчитали как 14 процентов.

Присоединяться к этой компании (или кампании?) как-то не очень хочется. Но придется. Потому что грабли, на которых собирается потоптаться новая грозная политическая сила, привлекательны не только для новых заединщиков, но и для остальных представителей наименее больной части нашего политического спектра.

Грабель этих двое. Первые, менее драчливые – поход в политику с привязанным к спине шкафом со скелетами. Не разобравшись с этими скелетами, трудно надеяться на безусловное доверие избирателя. У обоих несистемных лидеров, мечтающих о систематизации, таких скелетов (я говорю о крупных) по два.

У Касьянова первый скелет – соратничество с Путиным в вертикализации РФ и в чеченском преступлении. Касьянов был в РФ человеком номер два. Это очень рослый скелет. Второй скелет – благодарность за каторжный премьерский труд в виде сусловской дачи. Ее, правда, потом у экс-премьера отняли. Как сказали бы в брежневские времена – за небрежность; в наш же ремейк правильней будет – за распутство. Но потенциальный избиратель догадывается, что отобрали, наверное, не всё. Впрочем, этот второй скелет пугает меньше первого: ворюги нам милее, чем кровопийцы. Гораздо милее.

У Навального национализм кажется скелетом поменьше по сравнению с тенью Кремля, которая нависает над ним, то непостижимо спасая от тюрьмы, то ведя его легитимизировать московские выборы. Но, конечно, национализм – а он у Навального и не скелет даже, а такой вполне живенький национализм – зло не меньшее. Национализм, то есть смесь коллективного эгоизма с ксенофобией, свидетельствует об узости сознания и об озлобленности, то есть о низком уровне духовного развития. Националисты не могут любить, а значит не способны и к созидательной работе. Или, чтобы быть совсем точным – способны к ней только в той степени, в какой они не поражены национализмом.

И поэтому националисты патриотами быть не могут – их способность любить что бы то ни было, включая и родину, парализована.

Сам по себе факт скелетов в шкафу не критичен: те или иные есть у любого. Критично другое – нежелание от скелетов избавляться. "Полюби меня черненьким" – здесь не проходит. Десятки миллионов потенциальных избирателей Парнавала – народ не глупый, и представителем себе эти люди ищут не Жириновского и даже не Путина. Нежелание же претендента на руку этих миллионов помыться перед свадебным обрядом может привести, да и непременно приведет к тому, что день свадьбы придется отложить.  

Но нежелание чистить свои шкафы и хоронить своих мертвецов – еще не самая большая проблема несистемных, рвущихся в систему. Самая большая – отсутствие четких политических ориентиров и четкой программы. Что собираются эти люди предложить обществу? Кроме счастливой возможности видеть и слышать себя любимых среди охотнорядцев. Какую социальную политику? Какую культурную? Какую экономическую?

"Свободное общество, основанное на ценностях демократии, прав человека, честного свободного труда и предпринимательства, социальной справедливости, верховенства права" – красивые слова. Хотя и не без внутренних противоречий. Например, интересы предпринимателя и работника, как это заметил еще Маркс, не совпадают: оба хотят взять кусок прибыли побольше. Свободный же труд – вообще, проблема, не решенная ни в одной общественной системе. Труд везде яляется, в первую очередь, способом добычи средств существования, и только во вторую – способом самореализации. Как следствие свободность труда ограничена общественными требованиями.

Именно рекламная красивость слов без серьезной мысли за словами производит впечатление попытки втюхать потребителю залежалый товар, или даже хуже того – одну упаковку без товара вообще. И поэтому так мало верится в "мы готовы предложить гражданам России новую программу развития, в основе которой лежат прагматичные идеи экономического и социального созидания на основе открытости, уважения к человеку и его правам".

Готовы ли? Ну, так предлагайте. Кто мешает? Или все же не готовы? Что эта за прагматичность? У нас уже было это слово в большой моде – в 2000-м году. Что это за открытость? Об уважении к какому человеку идет речь? И в чем это уважение будет проявляться? Ну, и так далее.

С такой мутной стратегией о тактике спрашивать уже нет смысла. Насколько существующая система реформируема в принципе? Насколько парламентский успех возможен в принципе? Насколько этот успех (даже если бы такое чудо свершилось) вел бы к успешной реформе? Все эти вопросы ведь риторические. Ответы слишком хорошо известны.

Но тогда зачем всё это? Зачем это нужно самим вождям несистемной оппозиции – понятно. Зачем – власти, тоже понятно: чем бы дитя ни тешилось... Но зачем это нам?

Впрочем, это тоже вопрос риторический.