Перманентная ливановщина

Когда Андрея Фурсенко сняли с поста министра образования и науки, многие вздохнули с облегчением. Казалось, что худшего министра у нас на этом посту быть уже не может. Но мы ошибались.

Дмитрий Ливанов не просто продолжил политику своего предшественника, направленную на сокращение числа учебных заведений - как высшего, так и среднего образования, не только поддержал курс на тотальную коммерциализацию этой сферы, но и дополнил инициативы А. Фурсенко новыми, куда более радикальными.

На первом этапе он отличился целой серией заявлений, которые педагогическое сообщество сочло откровенно оскорбительными - вроде слов о том, что нельзя считать серьезным профессионалом преподавателя, зарабатывающего менее тысячи долларов в месяц - а затем развернул кампанию против Российской академии наук. Правда, ликвидировать РАН, как первоначально планировалось, министру не удалось - слишком большой шум поднялся. И сопротивление ученых оказалось неожиданно сильным.

Министр и его коллеги явно рассчитывали, что после начатых ими реформ все молодые и активные специалисты просто сбегут за рубеж, или перейдут на заработки в частные фирмы, но они начали отстаивать свое право заниматься фундаментальной наукой у себя на Родине, сохранив Академию. Итогом этой борьбы стал компромисс, хоть и несколько гнилой, но, все же, обеспечивший сохранение академической науки в рамках существующих структур.

Нынешней весной Д. Ливанов вновь привлек к себе внимание прессы, хоть и несколько неожиданным образом и, похоже, не по собственной воле. Он оказался первым в нашей истории министром, которого освистали на коллегии собственного министерства.

Свист раздался в зале, когда Д. Ливанов заговорил о том, что следует задним числом брать с людей деньги за полученное на «бюджетных» местах в вузах образование, если они откажутся от трехлетней работы по централизованному распределению.

И дело тут, конечно, не в самой идее распределения, даже не в скандальном предложении брать с выпускников деньги за то, что государство вроде бы предоставило им бесплатно. Просто терпение лопнуло не только у представителей педагогической и научной общественности, которая давно уже считает Д. Ливанова врагом №1, но и у провинциальных чиновников. Тех, кому приходится на местах расхлебывать последствия проводимой министерством политики.

В рамках стратегии Д. Ливанова даже позитивные начинания, вроде повышения зарплаты педагогам, оборачиваются катастрофическими результатами. Общий фонд заработной платы ни по отдельным вузам, ни по регионам не увеличивается, а, порой, даже и сокращается. Поэтому для того, чтобы повысить зарплату одним, нужно уволить других. В итоге незначительный рост заработков педагогов сопровождается стремительным ростом нагрузки, а, главное, быстрым снижением качества преподавания. Дело в том, что и до ливановско-фурсенковских реформ количество часов, приходившееся на одного преподавателя у нас в стране в полтора-два раза превышало нагрузку, которую - за существенно большие деньги - несли их коллеги из стран Запада. Теперь же эту нагрузку еще и увеличили.

Проблема тут даже не в том, что люди устают, изнашиваются. В конце концов, воспроизводство рабочей силы преподавателя предполагает наличие свободного времени — не только для отдыха, но и для чтения книг, общения с коллегами, профессионального совершенствования. Но и это лишь половина проблемы. Наши люди показали, что работать могут практически в любых условиях, умудряясь доказывать своими результатами, что при желании у нас в сутках будет и 25 часов, а если надо - и 30. Однако как бы ни выкладывались преподаватели, увеличение нагрузки делает технически невозможной индивидуальную работу со школьниками и студентами. Проблема тут даже не в отсутствии свободного времени, а в нерациональном распределении рабочего дня. К тому же, явно ставя перед собой цель развалить образовательный процесс окончательно, министерство заваливает подведомственные учреждения безумным количеством бумаг, на которые требуется отвечать, немыслимым числом всевозможных отчетов, которые надо писать, и форм, которые надо заполнять. Переписка с вышестоящими инстанциями сейчас занимает столько времени, что администраторы низшего звена уже не могут нормально заниматься организацией вверенного им педагогического или научного процесса - все силы уходят на то, чтобы справиться с потопом бюрократических бумаг.

Разумеется, многие действия «минобразины», как ласково называют ученые и педагоги вверенное Д. Ливанову министерство образования и науки, согласованы с общими установками минфина. Строго говоря, реформа образования, проводимая А. Фурсенко и Д. Ливановым - лишь часть общего курса, сформированного либеральными деятелями, контролирующими «экономический блок» в правительстве.

В сфере медицины происходит примерно то же, что и в сфере образования, так что Д. Ливанов в своих попытках все коммерциализировать и заменить Просвещение рынком отнюдь не одинок.

Протесты врачей, доведенных чиновниками до того, что приходится, защищая свои и пациентов права прибегать к забастовкам, говорят сами за себя.

На фоне погрома столичной медицины, который идет на протяжении последних нескольких месяцев, деятельность Д. Ливанова и его приближенных может показаться даже по-своему умеренной. Хотя и тут соревнование еще не закончено. В министерстве здравоохранения, как о большом успехе, рапортуют о закрытии больниц и увольнении тысяч врачей и медперсонала. Д. Ливанов, со своей стороны, отчитывается, что по итогам 2014 года в стране закрыто и реорганизовано путем слияния 96 вузов, а еще ликвидировано 64 филиала столичных вузов в провинции. Пятилетняя подготовка специалистов заменяется четырехлетним бакалавриатом, после которого некоторые счастливчики получают возможность продолжить образование в магистратуре - при том, что количество и распределение бюджетных мест между двумя уровнями принципиально не совпадают.

Если бы министр честно сказал ученым и педагогам, что в стране нет денег и надо сокращать расходы, это многие поняли бы. Мы - общество, умеющее переносить различные тяготы. Но политика урезания социальных расходов началась отнюдь не вместе с нынешним экономическим кризисом, а задолго до него, когда в правительстве, в основном, думали, как избавиться от «лишних» денег. Да и сама идея о том, что в период кризиса надо сокращать расходы на образование и науку, является как минимум спорной. Мало того, что советская власть действовала прямо противоположным образом — и именно благодаря этому достигала беспрецедентных успехов - так в соседней Финляндии во время кризиса девяностых годов правительство вместо того, чтобы сократить научные и образовательные бюджеты, увеличило их в разы.

Результатом стал бурный экономический рост и превращение Финляндии, менее чем за 10 лет, из самой отстающей страны Северной Европы в самую передовую. Сегодня финские школьники занимают на международных олимпиадах первые места, которые некогда неизменно доставались подросткам из СССР.

Говоря о соотношении политики «минобразины» и общего курса минфина, хочется вспомнить знаменитые слова Евгения Шварца: «Мы все учились в школе зла, но кто же заставлял тебя быть первым учеником?». Проблема даже не в том, что Д. Ливанов и его окружение проводят общий курс, диктуемый либералами-рыночниками, а в том, что они делают это с искренним напором и энтузиазмом, причем в сфере, которая по самой природе своей менее всего подходит для подобного рода реформирования.

Кстати, далеко не все министры в таком уж восторге от рыночных мер своих коллег. Например, министр социальной защиты Ольга Голодец регулярно находит в себе смелость, чтобы возражать против инициатив либеральных реформаторов.

Российская власть неоднородна, в ней идет внутренняя борьба. И в этой борьбе именно ведомство Д. Ливанова выступает своего рода авангардом либерального лагеря.

Даже если принять нехватку денег как некую объективную данность, с которой ничего сделать невозможно, возникает вопрос о том, как деньги тратятся. А реформы, начатые А. Фурсенко и продолженные Д. Ливановым, стоят безумно дорого. Собственно, именно на них уходят средства, недостающие провинциальным вузам и сельским школам.

Профессионалы много лет убедительно критикуют систему «единого государственного экзамена». Все знают, что критерии этого экзамена сомнительны, оценки спорны, объективность условна. Все знают, что экзамены по истории и обществознанию превращаются в тест на лояльность либеральной идеологии. На этом фоне, кстати, разработка министерством Д. Ливанова единого учебника по истории не должна вызывать у нас особого патриотического энтузиазма, тем более что текст этой книги остается до сих пор чуть ли не государственной тайной. Между тем, далеко не все знают, что ЕГЭ - это не только издевательство над школьниками и дезорганизация работы педагогов старших классов, вынужденных вместо распространения знаний заниматься натаскиванием детей по заведомо нелепым требованиям, ЕГЭ - это еще очень выгодный бизнес для частных подрядчиков, составляющих задания, огромные расходы министерства.

Чем дороже и нелепее проводимые реорганизации, тем больший энтузиазм в «минобразине» они вызывают. Эти люди не могут ни минуты просидеть без дела. С некоторых пор «масштабы реорганизации» стали постоянным критерием, по которому должны отчитываться университеты. Иными словами, реорганизация становится перманентной, вечной, самоценной и не имеющей ни цели, ни финального рубежа. Куда уж тут покойному Льву Троцкому с его «перманентной революцией»!

Значит ли это, что в нашей науке и образовании менять ничего не надо было? Конечно, нет! Многое из того, что осталось нам от советского прошлого, устарело просто потому, что меняется общество, меняются технологии, возникают новые проблемы. Нет, кстати, и причин считать, что всеобщее распространение высшего образования в постсоветской России всегда и непременно являлось благом: страна утратила значительный потенциал подготовки технических специалистов, которых раньше готовили средние специальные учебные заведения. Ряд вузов и в самом деле являются неэффективными.

Только разбираться с этими проблемами должны не чиновники враждебные самой идее Просвещения, одержимые стремлением все контролировать и одновременно все коммерциализировать, а профессиональное сообщество, которое одно только и может разобраться в накопившихся проблемах.

А разбираться придется, поскольку за годы своей «реформаторской» деятельности «минобразина» наворотила столько, что на одну лишь «расчистку завалов» придется потратить немало сил, средств и времени.

Так или иначе, но общий принцип более или менее понятен. Для того чтобы исправить ситуацию, надо очень внимательно проследить за действиями команды Д. Ливанова, и потом сделать все наоборот.

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений