Битва в тупике

Акция «Антимайдана» в Москве / Евгений Фельдман / «Новая»

«Новая холодная война» становится расхожим штампом. В описании некоей новой политической реальности — а нынешнее осложнение отношений РФ с западными партнерами, несомненно, поворот в мировой политике — всегда проще использовать готовые образы. Отношения между СССР и США в послевоенный период принято называть «холодной войной», многие ее участники с обеих сторон по-прежнему здравствуют, почему бы не использовать старые меха? Так описание настоящего и возможного будущего подменяется цитатами из прошлого. Между тем есть все основания утверждать, что нынешнее положение в отношениях Кремля с миром качественно отличается от эпохи послевоенного противостояния, завершившейся четверть века назад.

Дело не только в географии: если железный занавес в Фултонской речи Черчилля простирался от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, то сегодняшний занавес, назовем его «деревянным», опустись он окончательно, проляжет где-то от Пикалево до станицы Кущевской. Холодная война была не просто противостоянием двух стран, но двух блоков, антагонистических систем, где одни развивали систему рынка и демократии во главе с США, а другие грозили построить «новый мир» коммунизма.

У западной системы было больше силы, как экономической, так и технологической.

Советская система, будучи изначально слабее, обладала большим потенциалом того, что теоретик международных отношений Ганс Моргентау называет influence — способностью увлекать других своими идеями,

предлагать и продвигать некий универсалистский идеал не просто национального, но мирового порядка. На советский проект были готовы ориентироваться многие лидеры в освобождавшемся от колониализма третьем мире, левая идея была и остается весьма популярной на самом Западе.

Впрочем, довольно скоро лживость и недостижимость коммунистической утопии стала настолько очевидной, что к концу холодной войны западная модель развития оказалась хоть не идеальной, но единственной привлекательной. Все попытки сделать что-то альтернативное сегодня, как правило, строятся на западном опыте в сочетании с «местной спецификой», как в том же Китае, да и в любом более-менее успешном проекте догоняющей модернизации. При этом Запад и его образ жизни остаются желаемой целью, которую просто нельзя достичь сию секунду и потому приходится искать смешанные варианты. В рамках советской модели, кстати, в 60-е делали примерно так же: «мы встали на социалистический путь развития».

Советской модели, однако, больше нет. Восстановить ее невозможно, так как даже те, кто верит в результативность ее политической практики, не верит в ее экономическую результативность. Что может Россия предложить миру вместо коммунизма? Свои действия на международной арене мы объясняем исключительно групповыми эгоистическими интересами в сочетании с угрозой применения силы. СССР никогда, по крайней мере открыто, не угрожал ядерным оружием, потому что это было несовместимо с коммунистическим идеалом «мира без эксплуатации и насилия». Теперь Россия только и делает, что угрожает. Чем мы способны увлечь других? Борьба с геями — интересно, но слишком мелко.

Пока вся внешняя политика РФ строится на подростковом понимании суверенитета:

«Мы никому не хотим подчиняться, это наша тайга, не трогайте нас, а то мы за себя не ручаемся». Простой месседж понят, причем не только на Западе: все сделали шаг назад и на всякий случай увеличили военные бюджеты.

На устах мировых лидеров написан простой ответ: «Help yourself». России пока так и не удалось найти союзников, за исключением нескольких мелких анклавов, находящихся на ее полном содержании. Казахстан и Белоруссия, мягко говоря, выжидают. «Братская» Сербия недавно подтвердила намерение идти в ЕС и НАТО. Китай, конечно, не против, чтобы ему продавали то, в чем он нуждается, по цене, которую он назначит, но стратегическая цель Пекина — более тесное сотрудничество с США и ЕС, как экономическое, так и военное. Еще можно пообещать вернуть арабам Иерусалим, только ведь даже СССР не смог этого сделать, да и гибель исламских боевиков в Афганистане и Чечне вряд ли нам кто-то простит. Остаются Северная Корея, Венесуэла и Куба. Но Пхеньян содержится на китайские деньги и зависит в первую очередь от него. Венесуэла достигла таких успехов, что люди оттуда бегут даже в соседнюю, не самую благополучную Колумбию, а Куба, как раз в прошлом году, восстановила диалог с Вашингтоном.

Нет, конечно, Россия не в изоляции, но и союзников у нас как не было, так и нет.

На самом деле в нашей стране, конечно, есть немало привлекательного. Русская природа, русская литература, русский авангард, способность к фантазии и изобретательность русского ума, русское гостеприимство — все это не пустые слова. Впрочем, именно самые ценные свои качества мы стремительно теряем в последние годы. Обида и злоба теснят в нашей душе доброту и хлебосольность.

Одна из больших бед сегодняшней России — русские перестали верить в справедливость и равенство — в то, чему посвящена лучшая часть и нашей культуры, в то, к чему страна так долго стремилась.

Но пришла в тупик. И нынешняя наша миссия в чем-то все равно гуманна — оборонять этот свой тупик, не пуская туда больше никого.

Автор: Василий Жарков