В начале 30-х власть пыталась уговорить инакомыслящих и оппозицию по-хорошему

Любой историк вам подтвердит, что сталинский период чрезвычайно неоднороден, противоречив и совершенно неоднозначен. Но вот что удивительно – почти во всех фильмах о том времени неизменно присутствует тема злодеев из НКВД.

На Первом канале показывают сериал о великом советском кинорежиссере Григории Александрове и великой советской актрисе Любови Орловой.

Все как полагается – отдаленное портретное сходство основных героев, подробности создания шедевров, грандиозная музыка Исаака Дунаевского, песни и танцы. Не обошлось, конечно, без репрессий. А как же без них в фильме о 30-х годах, пусть даже не второй, а первой половины того десятилетия?

В разгар съемок «Веселых ребят» прямо на площадку приезжает НКВД и арестовывает сценаристов. В дело вступает даже Лаврентий Павлович Берия, который в момент съемок этого фильма к НКВД отношения уже не имел, а был первым секретарем Закавказского крайкома при сохранении должности первого секретаря ЦК КП(б) Грузии. Но делать ему больше нечего – он ищет вредителей в съемочной группе Александрова.

В современной России снимается немало фильмов, где действие происходит в так называемый сталинский период. Они очень разные – по жанру, формату, качеству, соответствию специфике интересов и предпочтений определенного зрительского сегмента аудитории. Большая часть фильмов, понятное дело, о войне. Но попадаются и о мирном времени.

Любой историк вам подтвердит, что этот самый сталинский период чрезвычайно неоднороден, противоречив и совершенно неоднозначен.

Но вот что удивительно – почти во всех фильмах неизменно присутствует тема злодеев из НКВД (если речь идет о мирном времени) или особых отделов народного комиссариата обороны (если речь о войне).

Сюжетная схема в этих случаях предельно проста. Главный герой в рамках основного драматургического конфликта самоотверженно преодолевает стоящие перед ним проблемы – бьется насмерть с превосходящими силами противника, решает задачи строительства и подъема народного хозяйства, культуры или науки, а злодеи в фуражках с голубым околышем или униформе обслуживаемого рода войск всячески препятствуют исполнению его миссии.

При этом чаще всего другая сторона основного конфликта –например, фашистско-немецкие захватчики – показывается схематично и очень абстрактно: ну, подумаешь, фашисты, чего с них возьмешь, с ними и так все ясно. Зато антигерои из коллизии про НКВД выведены тщательно, с подробностями и мельчайшими психологическими деталями, характеризующими их глубокую античеловеческую природу.

Из-за такой диспропорции в мере художественной убедительности второстепенные отрицательные герои поневоле становятся главными, а главные – второстепенными.

У зрителя создается ощущение, что основная проблема советской страны заключалась не в том, что на нее напала самая сильная армия в мире, не в том, что приходилось строить страну практически с нуля, без опоры на опыт предыдущих поколений, в силу эксклюзивности и исключительной грандиозности стоящей задачи, неповторимости исторических обстоятельств, а из-за злодейской сущности НКВД и некоторых маниакальных изъянов товарища Сталина.

Последовательность и упорство, с которыми штампы о злодеях из НКВД и ходульные сюжеты об особых отделах РККА кочуют из фильма в фильм, рождают предположение о наличии чьей-то воли, способной ставить условия индустрии производства кино и телефильмов. Что это за воля и для чего она нужна, остается только предполагать.

С политической точки зрения происходящее можно объяснить наличием необходимости существенной корректировки общественного сознания – задачей оторвать Победу и масштабные успехи советской страны от имени Сталина и практики управления, существовавшей в годы его власти.

Такую задачу практически невозможно решить рациональными методами – слишком очевидна и бесспорна связь полученных результатов с конкретными персоналиями и способами их достижения. К счастью для постановщиков, для задач в сфере политики наиболее эффективными средствами являются не рациональные аргументы, а эмоциональное воздействие.

Поэтому мы не видим на эту тему подробных научных исследований (которые, конечно, есть, но не поддерживаются информационно), широких общественных дискуссий на уровне специалистов – историков, политологов, социологов, экономистов, зато хорошо видим мощное воздействие в сфере кино и телевидения.

На моей памяти это уже вторая генерация антисталинской темы. И если первая, в период перестройки, имела безусловный успех, то вторая, на мой взгляд, обречена на провал. Почему? Потому что теперь мы можем сравнить.

Те, кому от 40 лет и больше, успели пожить в четырех странах – брежневском и горбачевском СССР, ельцинской и путинской России. Они увидели, что декларативное объявление на территории страны «свободы и демократии» при отсутствии сильного, независимого государства ведет к внутренним вооруженным конфликтам, распаду и разложению, моральной деградации и экономической несостоятельности.

И, напротив – усиление суверенитета и государственных институтов ведет к миру и стабильности, усилению экономики, оздоровлению общества, улучшению жизни. Поэтому большинству сегодняшних российских граждан очень сложно поверить в безусловное зло сильной роли государства. В их памяти свежи воспоминания практически полного отсутствия такового, и более того – перед глазами пример украинских товарищей, практически полностью избавившихся и от суверенитета, и от собственного государства.

Что касается фильма «Орлова и Александров», то да, действительно, сценаристы Николай Эрдман и Владимир Масс были арестованы во время съемок «Веселых ребят». Произошло это в 1933 году, когда времена еще были более-менее либеральные, и арестованных не посадили, как чаще всего пишут обличители «кровавого режима», а отправили в ссылку на три года.

В своих ссылках Эрдман и Масс продолжали заниматься литературной деятельностью, Эрдман в 1941 году был удостоен за сценарий фильма «Волга-Волга» Сталинской премии – самого высокого государственного поощрения в сфере культуры и искусства того времени.

Пьеса «Сады цветут», написанная Владимиром Массом в ссылке в соавторстве с Николаем Куличенко, перед войной обошла чуть ли не все театры страны. После войны он долго и плодотворно работал в Москве – писал для Аркадия Райкина, сотрудничал с журналом «Крокодил», был соавтором фильма «Трембита».

В начале 30-х власть пыталась уговорить инакомыслящих и оппозицию по-хорошему. Некоторые, как те же Эрдман и Масс, Сталина поняли и сделали верные выводы. Некоторые не смогли или не захотели этого сделать.

А у Иосифа Виссарионовича и его соратников выбор был невелик – после революции в молодой, бурно развивающейся стране с совсем еще свежим опытом мировой и гражданских войн была высвобождена социальная энергия невероятной силы. Эту энергию, как сейчас принято говорить, необходимо было канализировать, направить в созидательное русло.

Если бы Сталин не справился с этой проблемой, страна была бы разнесена в пыль. Были ли его действия в этом направлении чрезмерными, можно ли было обойтись менее жесткими действиями, вопрос, на мой взгляд, до сих пор открытый. Поэтому тема сталинских репрессий требует академических исследований, спокойного, глубокого осмысления, а не поверхностных обвинений в опереточном формате.