Юлия Латынина Византия: идеальная катастрофа

Я небольшой поклонник Йули но иногда она высказывает здравые мысли. Как в этой статье опубликованной в Новой газете.

У нас в России новая национальная идея. Забыт Петр, насильно тащивший Россию в Европу. Забыты коммунисты, строившие самый передовой индустриальный строй. Мы, Россия, больше не презренная загнивающая Европа. Мы — наследники духовно богатой Византии. В Москве с помпой проходит державно-духовная конференция «Москва — Третий Рим», духовник Путина показывает по телеканалу «Россия» фильм «Византия: гибель империи» (о том, что еще 1000 лет назад проклятый Запад злоумышлял против оплота духовности), и президент Владимир Путин заявляет в послании сенату о «сакральном значении» Корсуни, в которой, как известно, его тезка перенял сакральность и духовность Константинополя путем разграбления города и изнасилования дочки правителя на глазах ее родителей.

У меня вопрос: мы правда хотим быть похожими на Византию?

                                                                  Бесплодность Византии

Что в этом государстве самое поразительное? То, что, имея непрерывную историческую преемственность от греков и римлян, разговаривая на том же языке, на котором писали Платон и Аристотель, пользуясь великолепным наследием римского права, являясь прямым продолжением Римской империи, — оно не создало, по большому счету, ни-че-го. Европа имела оправдание: в VI—VII веках она погрузилась в самое дикое варварство, но причиной этого были варварские завоевания. Империя ромеев им не подвергалась. Она была преемницей двух самых великих цивилизаций античности, но если Эратосфен знал, что Земля — шар, и знал диаметр этого шара, то на карте Косьмы Индикоплова Земля изображена в качестве прямоугольника с раем вверху. Мы до сих пор читаем «Речные заводи», написанные в Китае в XIV веке. Мы до сих пор читаем «Хейке-моногатари», чье действие происходит в XII веке. Мы читаем «Беовульфа» и «Песнь о Нибелунгах», Вольфрама фон Эшенбаха и Григория Турского, мы до сих пор читаем Геродота, Платона и Аристотеля, писавших на том же языке, на котором говорила империя ромеев за тысячу лет до ее оформления. Но из византийского наследия, если ты не специалист, читать нечего. Ни великих романов, ни великих поэтов, ни великих историков. Если уж и пишет в Византии кто-то, то это кто-то ужасно высокопоставленный, а еще лучше особа царствующего дома: Анна Комнина или, в крайнем случае, Михаил Пселл. Всем остальным страшно свое суждение иметь. Вдумайтесь: несколько сот лет просуществовала цивилизация, бывшая преемницей двух самых развитых цивилизаций античности, — и не оставила после себя ни-че-го, кроме архитектуры — книги для неграмотных, да житий святых, да бесплодных религиозных споров. Это чудовищное падение интеллекта общества, суммы знаний, философии, человеческого достоинства произошло не в результате завоевания, мора или экологической катастрофы.

Оно произошло в результате внутренних причин, список которых читается как рецепт для идеальной катастрофы: рецепт того, чего никогда и ни при каких условиях нельзя делать государству.

                                                               Итак.

Во-первых, империя ромеев так никогда и не выработала механизм легитимной смены власти. Константин Великий казнил своих племянников — Лициниана и Криспа; затем он убил жену. Власть над империей он оставил трем своим сыновьям: Константину, Констанцию и Константу. Первым актом новых цезарей было убийство двоих своих сводных дядьев вместе с их тремя сыновьями. Затем убили обоих зятьев Константина. Затем один из братьев, Констант, убил другого, Константина, затем Константа убил узурпатор Магненций; затем оставшийся в живых Констанций убил Магненция. Может быть, дальше было что-то другое? Император Юстин, преемник Юстиниана, был сумасшедший. Его жена Софья убедила его назначить своим преемником любовника Софьи Тиберия. 

Едва став императором, Тиберий упрятал Софью за решетку. Своим преемником Тиберий назначил Маврикия, женив его на своей дочери. Императора Маврикия казнил Фока, казнив перед тем на его глазах его четверых сыновей; заодно казнили всех, кого можно было считать верными императору. Фоку казнил Ираклий; после его смерти вдова Ираклия, его племянница Мартина, первым делом отправила на тот свет старшего сына Ираклия, намереваясь обеспечить престол своему сыну Ираклиону. Не помогло: Мартине отрезали язык, Ираклиону — нос. Нового императора, Константа, угрохали мыльницей в Сиракузах. Его внуку, Юстиниану II, выпало бороться с арабским нашествием В связи с известным смягчением нравов Леонтий не казнил Юстиниана, а только отрезал ему нос — считалось, что без носа император править не может. Юстиниан опроверг этот странный предрассудок, вернувшись на трон и казнив все и вся. Брата Тиберия, Ираклия, лучшего полководца империи, развесили с его офицерами вдоль константинопольских стен; в Равенне высокопоставленных чиновников собрали на пир в честь императора и перебили к чертовой матери;

Людям, поверхностно знающим историю, может показаться, что подобная кровавая чехарда в Средневековье была свойственна любым странам.

Отнюдь. Франки и норманны уже к XI веку быстро выработали на удивление четкие механизмы легитимности власти, приводившие к тому, что смещение, например, с трона английского короля было ЧП, произошедшее вследствие консенсуса знати и крайней неспособности вышеозначенного короля к правлению. Вот простой пример: сколько английских королей, будучи несовершеннолетними, потеряли престол? Ответ: один (Эдуард V). А сколько византийских несовершеннолетних императоров потеряли престол? Ответ: все. Полуисключениями можно назвать Константина Багрянородного (сохранившего жизнь и пустой титул потому, что узурпатор Роман Лакапин правил от его имени и выдал за него свою дочь) и Иоанна V Палеолога (регент которого, Иоанн Кантакузин, все-таки в конце концов вынужден был поднять мятеж и провозгласить себя соимператором).

Если франки и норманны постепенно отработали четкий механизм наследования, то в империи ромеев на трон всегда мог взойти кто угодно, причем очень часто трон передавала не армия (тогда получался хотя бы император, умеющий воевать), но и обезумевшая константинопольская чернь, соединявшая самую дикую фанатичность с полным отсутствием какого-либо кругозора и предвидения.

Нам хочется подражать? Этому?

                                                      Отсутствие работоспособной бюрократии

Хроническое отсутствие легитимности работало в обе стороны. Оно позволяло любому проходимцу (вплоть до неграмотного собутыльника императора вроде Василия I) занять престол. Но оно же побуждало императора опасаться любого соперника, периодически приводя к тотальной резне и не позволяя выстроить то, в чем нуждается любое государство: устойчивый свод правил и механизм управления. Такой свод правил существовал в Китае, его можно выразить двумя словами: система экзаменов. Меритократическая система, при которой чиновники знали, в чем состоит их долг. Это понятие долга не раз и не два побуждало китайских чиновников подавать доклады о коррупции и злоупотреблениях (за которые им рубили головы), и да, сын первого министра легко делал карьеру, но он при этом и образование соответствующее получал, а если уровень его образования и порядочности не соответствовал занимаемой должности, это воспринималось как отклонение от нормы.

Англия тоже создала подобную систему, ее можно выразить в двух словах: честь аристократа. Плантагенеты правили Англией в сложном симбиозе с военной аристократией и парламентом, и феодальная Европа подарила современному миру одно из его главных наследий: понятие чести человека, его внутреннего достоинства (честь эта первоначально была честью аристократа), отличное от его должности, состояния и степени милости к нему правителя.

Империя ромеев не выработала никаких правил. Ее аристократия была раболепна, спесива и ограниченна. Она разучилась греческой и римской культуре, и так не научилась франкской и норманнской войне.

Не будучи в состоянии построить, из страха узурпации, нормальный государственный аппарат, императоры опирались на тех, кто не представлял сиюминутной угрозы власти: то есть прежде всего на евнухов и на церковь, что и привело к господству той самой знаменитой византийской «духовности», о которой чуть ниже.

                                                                                                Духовность

Про это-то замечательное государство — со всеми его императорами, режущими друг друга, со Стилианом Заутцей, с евнухами и тиранами, с динатами, отжимающими земли у рядовых крестьян, — нам говорят, что оно было очень «духовно». О да. Духовности было хоть ложкой жуй, если под ней подразумевать стремление императоров и черни резать еретиков, вместо того чтобы бороться с врагами, угрожающими самому существованию империи. Накануне возникновения ислама империя чрезвычайно удачно принялась искоренять монофизитов, в результате чего при появлении арабов те массово переходили на их сторону. В 850-х императрица Феодора развязала преследование павликиан: 100 тысяч человек убили, остальные перешли на сторону халифата. Император Алексей Комнин, вместо того чтобы возглавить Крестовый поход, который мог бы вернуть империи земли, без которых она не могла выжить, нашел себе более духовное занятие: он занялся истреблением богомилов и все тех же павликиан, то есть налоговой базы империи. Духовный Михаил Рангаве тратил огромные суммы на монастыри, в то время как армия бунтовала без денег, а авары вырезали его подданных тысячами. Иконоборец Константин V Копроним удачно сочетал религиозный фанатизм с неистребимым пристрастием к хорошеньким и накрашенным юношам.

«Духовность» была призвана заменить вакуум, возникающий в связи с хронической нелегитимностью власти и хронической недееспосбностью госаппарата. Раздрай между монофизитами, монофелитами, иконоборцами и пр., гигантские богатства, отданные монастырям, категорическое нежелание церкви делиться ими даже в условиях вражеского вторжения, геноцид собственных подданных по религиозному признаку — вся эта «духовность», в условиях тяжелейшей военной обстановки, и предопределила крах империи.

Духовные византийцы умудрились забыть, что Земля — это шар, зато в 1182 году обезумевшая толпа, в очередном приступе взыскующая духовности, вырезала в Константинополе всех латинян: младенцев, крошечных девочек, дряхлых стариков.

Мы этому хотим подражать?

                                                                                                          Крах

И, наконец, самое последнее, самое бросающееся в глаза обстоятельство относительно объекта восторженного нашего подражания. Империя ромеев — исчезла.

Это поразительный, почти небывалый случай исчезновения государства, которое было расположено не где-то там, на задворках, а посередине мира, в живом контакте со всеми существующими культурами. От всех них оно могло заимствовать, от всех них оно могло учиться — и не заимствовало, и не училось ничему, а только утрачивало.

Античной Греции нет уже две тысячи лет, но мы до сих пор, изобретая проводную связь на расстоянии, называем ее «теле-фон», изобретая аппараты тяжелее воздуха, сочиняем «аэро-дром». Мы помним мифы про Персея и Геракла, мы помним истории Гая Юлия Цезаря и Калигулы, не надо быть англичанином, чтобы помнить о Вильгельме Завоевателе, и американцем, чтобы знать о Джордже Вашингтоне.

В последние десятилетия наш кругозор расширился: во всех книжных магазинах на Западе продается по три перевода «Искусства войны», и даже тот, кто не читал «Троецарствия», возможно, смотрел фильм Джона Ву «Битва при Красных Утесах».

Положа руку на сердце: кто из вас помнит имя хоть одного константинопольского императора после VI века? Положа руку на сердце: если вы помните имена Никифора Фоки или Василия Болгаробойца, то представляет ли для вас описание их жизни («Фока казнил Маврикия, Ираклий казнил Фоку») хоть долю того интереса, который представляет описание жизни Эдуарда III или Фридриха Барбароссы?

Империя ромеев исчезла: она с поразительной легкостью рухнула в 1204 году, когда очередной инфантильный тиран — сын свергнутого Исаака Ангела (Исаак убил Андроника, Алексей ослепил Исаака) — прибежал за помощью к крестоносцам и пообещал им деньги, которые не собирался платить, и окончательно — в 1453-м

. Обычно так исчезали государства, изолированные надолго, столкнувшиеся с неведомым и летальным для них цивилизационным штаммом: так, например, пала под ударами 160 солдат Писарро империя инков.

Но чтобы государство, обильное, большое, старинное, находящееся в центре цивилизованного мира, теоретически способное заимствовать, оказалось настолько косным, тщеславным и закуклившимся, чтобы не научиться, хотя бы с военной точки зрения, ничему, чтобы не перенять преимущества тяжело вооруженного рыцаря, длинного лука, пушки, чтобы забыть даже собственный греческий огонь, — это случай, не имеющий аналогов в истории.

Даже отставшие в технологии Китай и Япония не были завоеваны. Даже раздробленная Индия сопротивлялась европейцам несколько столетий.

Империя ромеев рухнула с концами — и в Лету. Уникальный пример деградации некогда свободной и процветающей цивилизации, не оставившей после себя ничего.

Неужели наши властители и вправду хотят, чтобы нас постигла судьба державы с центром в Константинополе?

Чтобы мы варились в собственном соку, презрительно отогнув губу и почитая себя пупом земли, пока мир вокруг неудержимо рвется вперед,

чтобы мы считали доказательством собственного превосходства не высокие технологии, а механических, поющих при троне императора птичек?

Это ведь Фрейд в чистом виде. Что, желая подражать, наши правители желают подражать не Римской империи, а исчезнувшей, обюрократившейся, растерявшей престиж, знания и силу, не сумевшей отстоять даже право на самоназвание, — «Византии». Высокая духовность империи ромеев, как известно, кончилась тем, что даже накануне гибели фанатичная толпа и заполнившее собой вакуум власти духовенство не хотели рассчитывать на помощь Запада.

Лучше ислам, чем Запад, считали они.

И по духовности их им и воздалось.