Сыграть вничью с Наполеоном.
7-8 февраля 1807 года (26-27 января по старому стилю) произошло сражение между русской и французской армиями под Прейсиш-Эйлау.
После разгрома Наполеоном прусских войск в сражениях при Иене и Ауэрштедте противником Франции оставалась только Россия. Решительность Петербурга в продолжении войны теперь обусловливалась более вескими причинами, чем, скажем, в 1805 году. Продвижение Наполеона на восток от Берлина довольно явственно грозило русским границам. Кроме того, к Наполеону явилась делегация поляков с просьбой восстановить самостоятельность Польши. Это уже прямым образом затрагивало политические интересы России. Наконец, Александр 1, будучи прозорливым политиком, прекрасно понимал, что после объявления 21 ноября 1806 года континентальной блокады Англии Наполеон не остановится, пока не заставит Россию примкнуть к ней. А это грозило экономическим интересам Российской империи, которая была связана крепкими торговыми узами с Англией, куда поставлялось большинство русской сельскохозяйственной продукции.
На этот раз в России готовились к войне гораздо серьезнее, чем в предыдущую кампанию. 3 ноября 1806 года на помощь уже, по сути дела, разгромленной Пруссии был отправлен 60-тысячный корпус Л.Л. Беннигсена, а чуть позже — еще один корпус, насчитывающий 40 тысяч человек во главе с Буксгевденом.
Активные боевые действия начались лишь 7 декабря 1806 года. Русская армия, находившаяся под началом фельдмаршала М.Ф.Каменского, вела упорные арьергардные бои малыми силами против крупных соединений противника. Дивизионная система, введенная в армии в том же 1806 году, оправдывала себя: командир дивизии, имея 15—20 тысяч человек, мог самостоятельно вести бой в течение 1—2 суток, до подхода главных сил. В связи с приближением наполеоновских войск Каменский сосредоточил большую часть своей армии у г.Пултуска. Однако в ночь на 14 декабря Каменский сложил с себя обязанности главнокомандующего и передал командование Беннигсену, который и дал сражение 14 декабря. Битва, фигурально выражаясь, была сыграна вничью, так как перевеса не получила ни та, ни другая сторона. Но уже по ходу этого боя французы поняли, что им придется иметь дело не с упавшими духом пруссаками, а со свежими и стойкими полками русских.
После сражения Наполеон расположил свою армию на зимние квартиры в Польше и стал подтягивать подкрепление из Франции. К началу 1807 года французская армия насчитывала до 200 тысяч человек, а русские увеличили свои силы до 105 тысяч человек. Боевые действия были перенесены с Польского театра в Восточную Пруссию, где у Пруссии сохранился последний военный склад в Кенигсберге, от которого Наполеон и намеревался отрезать русскую армию. Обе стороны искали встречи. Она произошла 26 января 1807 года у города Прейсиш-Эйлау.

Маневрирование армий перед битвой. Типичный пример «стратегических вензелей».
Задача русских в этом сражении, по планам Беннигсена, заключалась в том, чтобы в оборонительном бою нанести противнику решительный удар и не допустить его прорыва к Кенигсбергу. В связи с этим русские войска заняли позицию северо-восточнее Прейсиш-Эйлау, упираясь своим правым крылом в дер. Шлодиттен, а левым к м. Клейн-Заусгартен. Таким образом, русские занимали позицию, которая одновременно прикрывала две дороги — одну на Кенигсберг, а другую на Фридлянд, ведущую к русской границе. Боевое построение русских войск имело две линии, в третьей линии находились резервы. Артиллерия была сведена в две большие группы и находилась под общим командованием генерала Д.П. Резвого. Конница также была разделена, но на три группы: правофланговую, центральную и левофланговую под общим командованием генерала Д.Б. Голицына. Правым крылом русской армии командовал генерал Н.А. Тучков, центром — Ф.В. Сакен, левым — генерал А.И. Остерман-Толстой.
Общую численность русских войск разные источники определяют по-разному, но, по всей видимости, она составляла 68— 70 тысяч человек при 400 орудиях. (Бескровный Л.Г. Русское военное исскуство XIX века М., 1974. С. 47; Строков А.А. История военного исскусства. Т.4. М„ 1994. С. 275.) Перед сражением Наполеон располагал, по всей видимости, армией примерно той же численности, что и русская, при 450 орудиях.
Главный удар французский император предполагал нанести полевому крылу русских, чтобы отрезать им сообщение с Россией. В общий же план сражения входила задача окружить русскую армию и уничтожить ее.
Три дивизии Сульта занимали позицию левее дороги на Кенигсберг, составляя левое крыло французских войск. Остальные силы образовывали центр и правое крыло французов и должны были при подходе находившегося еще в пути 25-тысячного корпуса маршала Даву атаковать левое крыло русских и, опрокинув их, выйти в тыл. Совместно с Даву должны были действовать дивизия Л.-В. Сент-Илера, корпус Ожеро и вся кавалерия. Таким образом, против русского левого фланга Наполеон сосредоточил три четверти всех своих сил.

На рассвете 8 февраля русские заметили перемещение неприятельских войск и открыли артиллерийскую канонаду. Французы также ответили огнем и двинули свое левое крыло в атаку.
Денис Давыдов писал: "Черт знает, какие тучи ядер пролетали, гудели, сыпались, прыгали вокруг меня, рыли по всем направлениям сомкнутые громады войск наших и какие тучи гранат лопались над головою моею и под ногами моими!" [А. Лашук "Наполеон", 2004, стр. 282]
Маршалу Сульту было приказано овладеть несколькими опорными пунктами на правом фланге русских с целью отвлечь их внимание от движения корпуса Даву. Русские отбили атаки Сульта и сами перешли в контратаку, бросив на французов драгун.
Ввиду появления маршала Даву в поле зрения русских Наполеон приказал Ожеро боевыми колоннами ударить по центру противника, не давая ему возможности сосредоточить силы для отпора Даву. Войска Ожеро и Сент-Илера выполнили приказ.

В этот момент на обе армии внезапно налетела сильная снежная буря. Из-за этого поле боя застелили тучи снега, которые ветер поднял в воздух. Ослеплённые снегом французские войска, дезориентировавшись, потеряли нужное направление и слишком отклонились влево. В результате 7й корпус врага неожиданно оказался менее чем в 300 шагах прямо напротив большой центральной батареи русских из 72 орудий. С такой дистанции промахнуться просто невозможно - почти каждый выстрел попал в цель. Раз за разом русские ядра врезались в плотные массы вражеской пехоты и выкашивали целые ряды французов. За несколько минут корпус Ожеро потерял 5 200 солдат убитыми и ранеными. [А. Лашук "Наполеон", 2004, стр. 283] Ожеро получил ранение, Дежарден был убит, Эдле ранен! Беннигсен бросил на отступающего врага кавалерию и пехоту и перешёл в контрнаступление, пытаясь прорвать ослабленный центр Великой армии.

Давыдов написал об этом моменте битвы:
«Произошла схватка, дотоле невиданная. Более двадцати тысяч человек с обеих сторон вонзали трехгранное острие друг в друга. Толпы валились. Я был очевидным свидетелем этого гомерического побоища и скажу поистине, что в продолжение шестнадцати кампаний моей службы, в продолжение всей эпохи войн наполеоновских, справедливо наименованной эпопеею нашего века, я подобного побоища не видывал! Около получаса не было слышно ни пушечных, ни ружейных выстрелов, ни в средине, ни вокруг его слышен был только какой-то невыразимый гул перемешавшихся и резавшихся без пощады тысячей храбрых. Груды мертвых тел осыпались свежими грудами, люди падали одни на других сотнями, так что вся эта часть поля сражения вскоре уподобилась высокому парапету вдруг воздвигнутого укрепления. Наконец наша взяла!».
Ставка Наполеона в этот день находилась на кладбище г.Прейсиш-Эйлау. С командного пункта император видел, как полки русских гренадер сплошной лавиной пошли вперед, опрокидывая французов. Русская кавалерия почти прорвалась к его ставке, гоня перед собой откатывающихся кавалеристов и пехотинцев неприятеля. Вокруг Наполеона сплошным дождем ложились ядра и гранаты. У его ног уже лежало несколько убитых человек из императорской свиты; лишь его хладнокровие удерживало солдат от бегства. И в этом огне и грохоте приближенные услышали, как, увидев атаку русских, Наполеон произнес: "Какая отвага! Какая отвага!"

Русская конница уже была близко, и сам император мог быть убит или захвачен в плен. Но в этот миг 90 эскадронов маршала Мюрата во весь опор ринулись на поле битвы. Кавалерия Мюрата, поддержанная гвардейской конницей маршала Ж.-Б. Бессьера, обошла неудачно действующую у СерПалена дивизию Сент-Илера и обрушилась на армию противника. Разрезав русские линии надвое, французская кавалерия столкнулась с русской конницей. Начался бой, скорее, настоящее побоище, как отмечал 58-й "Бюллетень Великой Армии". (См.: Тюлар Ж. Мюрат, или Пробуждение нации. М., 1993. С. 170.) Кавалерийский бой, протекая с переменным успехом, в конце концов, закончился с большими потерями для обеих сторон. Тем не менее, блестящая атака Мюрата спасла положение французской армии. Противоборствующие стороны отвели свои силы на исходные позиции, продолжая лишь артиллерийскую дуэль.

Этот момент мог стать переломным в сражении. Имея (пока, до прихода Мюрата) превосходство в силах, Беннигсен мог использовать благоприятное развитие событий и бросить в бой резервы, чтобы разгромить противостоящие ему силы до прихода подкреплений.
Давыдов достаточно прямо «намекал» на такую возможность в своих воспоминаниях. Но, с другой стороны, смешав порядки войск, Беннигсен рисковал, в случае, если бы опрокинуть французов за пару часов не удалось, получить удар свежих войск Даву во фланг и тыл. Чем зачастую кончаются такие «форс-мажоры», военная история знает. Поэтому события пошли своим чередом и нам остается лишь задумываться над возможными вариантами. Командующий несет ответственность за ход битвы, он принимает решения. В этом сражении Беннигсен решил ТАК. (Соображения от И.А.)
В полдень корпус Даву наконец вступил в сражение. Он атаковал передовой русский отряд у Серпаллена, но с ходу не смог добиться решительного успеха. Сопротивление отряда К.Ф. Багговута вынудило Наполеона ввести в дело значительные силы против центра русских позиций и усилить свой правый фланг. Слева к корпусу Даву примкнула дивизия Сент-Илера, а сзади подошли две драгунские дивизии. Все эти силы стали развивать наступление против левого фланга русских. Отряд Багговута, атакованный одновременно с трех сторон превосходящими силами противника, стал отступать к м. Клейн-Заусгартену. Ввод в бой резервных соединений русских не исправил положения. Левый фланг Беннигсена медленно отходил, оставляя в руках неприятеля опорные пункты своей обороны: Клейн-Заусгартен, Ауклаппен и Кучиттен. Подполковник А.П. Ермолов в своих воспоминаниях так описывал этот момент: "Нападение на левый фланг было успешнее. Не остановили его ни благоразумные распоряжения генерала барона Сакена, ни сопротивление неустрашимого генерал-майора графа Остермана-Толстого. Левый фланг отошел назад и составил почти прямой угол с линиею армии". (Записки А.П. Ермолова. 1798-1826 гг. М., 1991. С. 85.)

В этот тяжелый момент начальник артиллерии правого крыла русских генерал А. И. Кутайсов направил с правого крыла к Ауклаппену три конно-артиллерийскиё роты под командованием подполковника Ермолова. Прибыв на место, Ермолов обнаружил наши войска, истекающими кровью и держащимися из последних сил. Огнем 36 орудий подоспевшая батарея отбросила французскую пехоту и стала громить французские пушки. Приободрившиеся русские вновь овладели Ауклаппеном и утвердились в нем.

В 17 часов вечера на поле боя показались передовые части прусского корпуса Лестока. Подойдя на помощь войскам Остермана-Толстого, пруссаки перешли в атаку. (Не совсем «пруссаки», корпус неполной численности был усилен Выборгским пехотным полком и казаками, таким образом, не менее четверти «прусского корпуса» составляли русские. И.А.) На всех пунктах русского левого фланга французы были отброшены; они удержались с трудом лишь у м. Клейн-Заусгартен, откуда их не удалось выбить. На этом сражение при Прейсиш-Эйлау фактически закончилось. До 21 часа продолжалась канонада с обеих сторон, но обессилевшие армии уже не помышляли о возобновлении схватки.

Сражение при Эйлау, одно из самых кровопролитных сражений начала XIX века, превосходящее в этом отношении почти все битвы, данные до этого Наполеоном, кончилось вничью. Потери обеих сторон составили более 40 тысяч человек.
Свидетель этого страшного дня оставил следующее воспоминание об увиденном: "Никогда прежде такое множество трупов не усеивало столь малое пространство. Все было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал мало по малу тела от удрученного взгляда людей". И далее: "Перейдя через одно поле, мы тут же оказались на другом, также усеянном трупами". (Тюлар Ж. Наполеон, или Миф о "спасителе". М., 1996. С. 164.) Говорят, что маршал Ней, видя десятки тысяч убитых и раненых, воскликнул: "Что за бойня, и без всякой пользы!".
Денис Давыдов охарактеризовал напряженность и кровопролитность сражения так:
«Итак, не оспоривая священного места, занимаемого в душах наших Бородинскою битвою, нельзя, однако ж, не сознаться в превосходстве над нею Эйлавской относительно кровопролития. Первая, превышая последнюю восемьюдесятью тысячами человек и с лишком шестьюстами жерлами артиллерии, едва-едва превышала ее огромностью урона, понесенного сражавшимися. Этому причиною род оружия, чаще другого употребленного под Эйлау. В Бородинской битве главным действовавшим оружием было огнестрельное, в Эйлавской — рукопашное. В последней штык и сабля гуляли, роскошествовали и упивались досыта. Ни в каком почти сражении подобных свалок пехоты и конницы не было видно, хотя, впрочем, свалки эти и не мешали содействию им ружейной и пушечной грозы, с обеих сторон гремящей и, право, достаточной, чтобы заглушать призывы честолюбия в душе самого ярого честолюбца».
Потери были устрашающими. Источники весьма разнятся в их оценке. Потери русских оцениваются в 22-26 тысяч. Давыдов доводит их даже до 37 тысяч, но тут он явно «увлекается». Потери французской армии считают от 18 до 30 тысяч (также в зависимости от «оптимизма»).

Обе стороны посчитали итог сражения своей победой.
Наполеон, чтобы обозначить это, стоял на поле битвы 10 дней. Однако, затем он начал поспешное отступление в противоположном направлении. Казаки, бросившись в погоню, отбили и захватили в плен 2000 французских раненых. Снова даем слово Давыдову:
«Обратное шествие неприятельской армии, несмотря на умеренность стужи, ни в чем не уступало в уроне, понесенном ею пять лет после при отступлении из Москвы к Неману,— в уроне, приписанном французами одной стуже, чему, впрочем, никто уже ныне не верит. Находясь в авангарде, я был очевидцем кровавых следов ее от Эйлау до Гутштадта. Весь путь усеян был ее обломками. Не было пустого места. Везде встречали мы сотни лошадей, умирающих или заваливших трупами своими путь, по коему мы следовали, и лазаретные фуры, полные умершими или умирающими и искаженными в Эйлавском сражении солдатами и чиновниками. Торопливость в отступлении до того достигла, что, кроме страдальцев, оставленных в повозках, мы находили многих из них выброшенных на снег, без покрова и одежды, истекавших кровию. Таких было на каждой версте не один, не два, но десятки и сотни. Сверх того все деревни, находившиеся на нашем пути, завалены были больными и ранеными, без врачей, без пищи и без малейшего призора. В сем преследовании казаки наши захватили множество усталых, много мародеров и восемь орудий, завязших в снегу и без упряжи».
Русские тоже не считали себя проигравшими, несмотря на отступление с поля сражения. Множество врученных наград ясно показывают «официальную точку зрения». Для солдат был учрежден знак отличия, для офицеров – крест «За победу при Прейсиш-Эйлау». 18 офицеров получили орден Святого Георгия 3-й степени, 33 офицера – тот же орден 4-й степени. Были также награжденные орденом Святого Владимира. Сам Беннигсен был награжден орденом Святого Андрея Первозванного и получил пожизненную пенсию в 12 тыс. рублей.

Надо признать, что по сравнению с Аустерлицем, по сути дела ставшим для русской армии разгромом и приведшим к отставке Кутузова, сражение при Прейсиш-Эйлау было безусловным успехом. Особенно, если вспомнить, что до сих пор все генеральные сражения с участием Наполеона кончались для его противников сокрушительным поражением. После Ульма, Аустерлица, Иены и Ауэрштедта Наполеон считался непобедимым. Просто устоять против него – уже победа. Правда, время оптимизма для русских было недолгим. И если в июне Беннигсен устоял под Гейльсбергом, то в битве под Фридландом, где таланты Наполеона и мощь французской армии усилились еще и численным превосходством, русскую армию ждало сокрушительное поражение, а Россию – унизительный Тильзитский мир, положивший конец четвертой анитнаполеоновской коалиции.
Вместо заключения.
Отвлекшись же от несколько примитивного, но вечного вопроса «с каким счетом», следует заметить, что нужно присоединиться к процитированной выше фразы Нея. Десятки тысяч убитых и раненых – слишком большая цена, чтобы убедиться в высоких моральных качествах собственной армии. Участие же России в коалициях, направленных на выяснение вопроса «кто главный в Европе, Англия или Франция» трудно обосновать. Россия не имела серьезных, жизненных противоречий с Францией, в отличие от той же Англии, чьи интересы практически и оплачивали своими жизнями русские солдаты на полях сражений в Австрии и Пруссии. Когда же Великая Армия Наполеона вторглась на территорию России (было бы это, если бы не упорное участие России в предыдущих коалициях – хороший вопрос!), помощь Англии свелась к 50 (кажется) тысячам поставленных ружей (ленд-лиз, понимаешь…!).
То же можно сказать и про Наполеона. Имея главным соперником и конкурентом именно Англию, Наполеон последовательно громил австрийские, прусские и русские армии, «укладывая» французов в землю, которую он не мог (а скорее всего и не хотел) удержать в своих руках. Итог также закономерен. Великая армия, в борьбе за господство в Европе с Англией, забралась на максимально далекое от этой Англии расстояние – вглубь России, где и осталась, предрешив тем самым ответ на главный вопрос «наполеоновских войн».

Основные источники описания битвы:
- Мячин. «100 великих битв».
- Д. Давыдов «Воспоминания о сражении при Прейсиш-Эйлау. 1807 г.».
Комментарии
Победа же в войне 1812 года оказалась пирровой, т.к. потери, как людские, так и материальные были страшные, а приобретений - никаких. Ну разве что во Франции бистро появились. Да страшилка про бородатых казаков и дикие восточные орды (не иррегулярная ли башкирская и калмыцкая конница тут "сработала"?) закрепилась на века...
1. Вы как-то "забыли", что агрессором выступили французы, а русские не могли не воевать.
2. Потери России всё-таки от агрессии Франции, а не от того, что вы там наплели.
3. У Вас там указано в числе потерь России байки про "дикие восточные орды". В чём потери-то? По-моему только в том, что вы плетёте полную чушь, так мне лично на мнение идиота наплевать и забыть.
2. Потери русских войск в кампании ТОЛЬКО 1807 года вполне сравнимы с потерями в сражениях 1812 года, а это было за 5 лет ДО агрессии Наполеона. Так что, насчет "наплел" будьте, хотя бы логичны. Что же касается потерь от прямой агрессии Наполеона, тут я спорить не буду, т.к. говорил не об их отсутствии, а о их бессмысленности. Итоги ЛЮБОЙ войны определяются ее материальными результатами. Позволить врагу захватить пол-страны, а потом получить только моральное удовлетворение "мы победили" - слабое утешение. Хотя бы пару островов в Карибском море отхватили бы - и то дело! А так - все сливки выпила Англия.
http://1812.nsad.ru/197
Вообще-то Польшу прикончили на 40 лет раньше. А "Великое Герцогство Варшавское" выкусили практически у Пруссии и Австрии. Что могли бы сделать и "по-американски", присоединившись к коалиции на этапе добивания Наполеона. Или наоборот - поделив с Наполеоном Австрию и Пруссию.
Кстати, "дружба" с Наполеоном принесла России больше, чем война. Во время "позорного Тильзита" Россия смогла "выкусить" Финляндию, Грузию и Бессарабию. С гораздо меньшими потерями.
Так что, если бы "дружили с Наполеоном против Англии" достаточно долго, могли бы укрепить свои позиции на юго-востоке, а может и до Индии добраться...
Ну а Польша оказалась весьма "несъедобной". Пришлось давать ей большую автономию, поссорились из-за нее с Австрией и Пруссией, что в конечном итоге не могла не сказаться на выборе стороны в ПМВ и всей последующей истории. С Англией тоже отношения польским вопросом "не озонировались". В итоге ее и потеряли...
Правда, Александр и его преемники так не смогли ассимилировать в России и те же Финляндию, Кавказ и Молдавию. Так что тут - общая проблема власти...
А Вы и не знали!!!!!
Только вот Финляндию, Бессарабию и значительную часть Грузии (без Венского конгресса) Россия получила не в результате войны с Наполеоном, а наоборот, будучи с ним в союзе. Тут, знаете ли, нужно разобраться со "взаимным позиционированием лошади и телеги"...
И получила Россия Финляндию по результатам Русско-Шведской войны 1808-1809 года, в которой Франция делала вид, что она союзница России, а Англия - тоже делала вид (правда еще и деньги гнала Швеции), что она союзница Швеции. И зафиксировано вхождение Финляндии в Россию было 17 сентября 1809 года в Фридрисхсгаме, а не на Венском конгрессе. Там было просто зафиксировано статус-кво на данный момент и шведам подарили Норвегию, в качестве конфетки, чтобы не сильно обижались. Кстати и за Польшу Австрии Россия в общем-то расплатилась куском Галиции. Пруссия, как и Швеция без подарка не осталась.
Будем дальше разбираться кто что знает? Или вернемся к теме статьи и выясним вопрос ЗА ЧТО погибали русские солдаты в 1807 (а не в 1812!!) году?
Только Я ЛИЧНО поедание Польши считаю ошибкой. Ее не смогли использовать и ассимилировать. Игры со шляхтой не могли закончиться ничем хорошим. И не закончились. А ассимилировать растворяя польское меньшинство в русском населении на просторах Урала и Сибири - метод был бы действенный, но не наш. Так Англия работал - не Россия. Вот и вскормили на груди "панскую польшу" 20х и 30х...
Считать людей в век, когда не было воинской повинности - наивно. Нужно сравнивать системы призыва и резервы. К тому же, как я уже говорил - 1812 год начался "не с себя", а раньше. Именно поведение Александра в конечном итоге и привело к 1812 году. Нельзя, говорите, победить фр. армию? Строй свою! И только потом лезь в драку. Англичане сделали именно так.