Мистическая хворостина. Захват.

На модерации Отложенный

Захват

   Возвращаясь с кладбища домой, Петрович вспоминал, как он с Настей однажды ездил отдыхать на Азовское море. Один раз. Много это или мало? Осталось оно сначала в памяти двоих, а когда один ушёл, осталось в памяти и море, и ушедший.

   Поехали Толька и Настя на авось. Нашли частный дом, чтоб был недалеко от моря. Так и получилось. Дом стоял почти на берегу моря. Рукой подать. Они сняли небольшую комнату с одним окном, через которое был виден бескрайний морской простор с голосистыми чайками, которые, словно стрелы носились над водой и, пикируя вниз, ввинчивались в воду, видя рыбу. Часто показывались дельфины. Они мощно разрывали воду, зависали в воздухе, будто показывая своё блестящее тело на солнце. Бурлила жизнь. Им казалось, что ей никогда не будет конца. Они верили, да и как они могли не верить, когда молодость захлёстывала их. Они были Одно.

   Утром вставали пораньше. Настя первой, брала Тольку за нос: вставай соня. Быстро одевшись, выбегали и смотрели, как из-за горизонта выкатывалось пышное, огромное и тёплое Солнце, распуская лучи над морем. Настя махала рукой, словно подзывала его к себе и кричала: здравствуй! Как тихо было вокруг. Они увезли тишину в посёлок, где она и взорвалась. Так непривычно было видеть Настю на больничной койке. Она умирала тихо, спокойно. Из высушенных глаз изредка выкатывались слёзы, но они были не о себе, а о Тольке, которому хотелось кричать: как же так? ты ходила, смеялась, улыбалась, и вдруг стёрлась жизнь. Уход Насти оказался для Тольки настолько непонятным, что он со злобой стал принимать жизнь. Зачем она такая нужна, но время смирило Петровича.

   Зайдя во двор, Петрович крикнул: Настя и спохватился.

   Сколько кричать можно. Язык уже обдёргался. Кричи Петрович, хоть весь посёлок собери, чтобы крикнули, всё равно не докричишься. Понёсся голос, а услышит или не услышит – вера с неверием путается.

   Он прилёг, потянулся, малость вздремнул. Короткий сон освежил. На душе было спокойно, но спокойствие улетучилось, когда он увидел через окно, как подъехали два полицейских бобика и бронетранспортёр, из которого, пригнувшись, сыпанули фигуры в пятнистой форме и рассеялись вокруг его дома.

- Это ко мне, - пробормотал он. – Вы к кому, ребята, - крикнул он, открыл окно и выглянул. – Ловите кого – то или учения проводите?

   Ответа не последовало. Стекло в окне разлетелось вдребезги. Перед глазами мелькнул кулак. В голове потемнело. Рухнул Петрович. Очнулся, когда почувствовал, как на его лицо льют воду.

- Очухался.

   К его лицу склонилось лицо, но чьё, он не смог сразу разобрать, а разобрался, когда услышал голос. Константин Абрамович довольно потёр ладошку об ладошку, отошёл и сел на стул за столом. Мысль поползла к ордену, на худой случай к медали, далее, перепрыгнув через медаль, к огромной пекарни маковых булочек, которые так въелись в душу Абрамовича, что мысль с частных булочек перескочила на государственные с огромным доходом: половина на половину, шагнула и за границу: замки, личные самолёты, катера, дотянулась бы и до космических плантаций, но запнулась, когда Абрамович решил начать допрос.

- Вот - это захват, - бросил он, - как в настоящем чистом боевике. Без стрельбы, взрывов. Трутень! Позови Хвостова.

- Он остался в Вашем кабинете.

- Струсил. Мелковатый мужик. Не боец. Понятно, но, когда вернёмся назад, ты скажи ему: пусть снимет фильм по нашему захвату.

- Так он же завклуб, а не режиссёр.

- Пусть станет режиссёром и снимает.

- А деньги, где он возьмёт?

- Ты хочешь сниматься в кино? Кроме полицейского ещё в артистах покрасоваться. На экран попасть. Народу себя показать. Прославиться, - затянул Абрамович.

- Не хочу, - отбрил Трутень, поняв, куда клонит Пугайло.

- Не хочу в полиции не бывает. Всё равно делай инвестиции в фильм. Ты же будешь смотреть этот фильм? Будешь, когда его станут показывать, Хвостов тебя бесплатно пропустит. Вот тогда все твои инвестиции окупятся.

- А кого вы ловили, захватывали, - вмешался Петрович.

- Что строишь из себя невинного, - голос Пугайло сильно отличался от голоса в кабинете. - Тебя и ловим.

- Зачем меня ловить? Я никуда не собираюсь убегать. Да и что я сделал, чтоб меня ловить?

- Не отмазывайся, а показывай.

- Что показывать, - пытаясь понять, что происходит, забормотал Петрович.

- Как что. Автоматы. Гранаты. Пулемёт. Фигуру, которую ты стащил у Рустама Андреевича.

   Петрович подумал, что ослышался, потряс головой, но Константин Абрамович повторился: медленно и с нажимом.

- Ты что совсем обалдел от власти, - мазнул Петрович Абрамовича.

- Ты это, - сорвался Пугайло, а сорваться было от чего, в кабинете Рустам, Марковна клевали, теперь новый клёв пошёл от Петровича. – Слова аккуратные и соответствующие подбирай. Перед тобой не деповской работник в шахтёрках, а начальник полиции в государственном масштабе.

- Да какие тут слова подбирать, когда ты настоящую хрень несёшь, - заехал Петрович прямо в душу майора. Как плюнул.

   Да что же это такое? Пугайло готов был рассвирепеть. Мажут и мажут. Скоро совсем   заляпают. Он хотел подбрить Петровича матом, но решил пока сдержаться. Потом прижму.

- Так. Фиксируем. Ты говоришь и настаиваешь, что никакого оружия у тебя нет.

- Почему нет. Имеется, - охотно ответил Петрович. – Через край.

- Молодец. - Пугайло повеселел и даже хотел дружески пожать руку Петровича, но осторожность. Это же буйвол. Схватит за руку и перекинет через себя - Начинаешь сотрудничать с полицией. Скидка тебе будет. Показывай оружие.

- Пусти со мной Трутня. Я с ним пойду и принесу. Один не донесу.

- Трутень, - закричал Пугайло. – Иди с Петровичем. Поможешь ему принести оружие. Он сдаётся и во всём признается.

   Минут через пять в огородной калитке показывается Трутень, груженный лопатами, тяпками, пилами. Сзади него Петрович с топором и вилами.

- Подходит, - Петрович вываливает принесённое.

   Трутень тоже.

- Так это же не оружие, - вскакивает Пугайло.

- А попроси Трутня. Пусть он попробует тебя топором. Ты тогда поймёшь: оружие это или не оружие.

- Я же не об этом оружии говорил, - срывается майор. – Автоматы, пулемёт. Фигура Рустама.

- Да ничего такого у меня нет. Ошибка вышла, майор. Запутал тебя кто-то. Зачем я буду держать эту вшивоту у себя.

- Потому, что ты террорист.

- Ты что сбрендил.  

   Это чуть не добило Пугайло. Ну, откуда Рустам, Марковна и Петрович берут эти слова и заделывают в них его. Начальника милиции. Майора. Если считать по весу, то он третий человек в посёлке после главы администрации и прокурора.

- А ну покажите ему ошибку, - рявкнул Пугайло.

   Петрович опешил, когда увидел, что в кухню втащили железную фигуру врача. У неё был залеплен рот. Тело крепко стягивали верёвки, на руках бряцали наручники.

- Зачем вы её запеленали, - бросил Петрович.

- Не твоё дело. Так нужно. На всякий случай. Вдруг бросится.

- Да ты что очумел?

   Нет. Это невозможно. Никуда не годится, лают на него, но майор крепкий мужик. Его пытались закопать булочками с маком, а он выскользнул. Терпение.

- А как она попала сюда? Зачем привезли? - спросил Петрович.

- О, - воскликнул Пугайло, вскинул руки вверх, словом проделал всё то, что делают, когда сильно удивляются. – Мы привезли. А не ты ли притащил её?

- Да на хрен она мне нужна? Что я с ней буду делать. Пугалом поставить на огороде.

- Не уходи в сторону. Говори, где тайник.

- Нет у меня никакого тайника. Курятник, погреб и коровник. Что пристали? – разозлено крикнул Петрович, так как ему надоели непонятные вопросы.

- Ты голосочек – то поубавь. У меня целая гвардия. Вмиг скрутит.

- Пусть попробуют, - набычился Петрович. – В таких случаях, - громыхнул он, - мы берём сначала командира гвардии за глотку, - что он и сделал: оторвал Пугайло от стула и поднял вверх. – А теперь командуй своей гвардией.

- Ты это, это, - захрипел Абрамович, - не хорошо, не - по-дружески поступаешь. Нужно всё по – честному, по – товарищески.

- Ну, коли так, другое дело. Садись за стол. Что вы у меня хотели искать? Тайник? Ищите.

- Трутень, - закричал Пугайло, - проверь вначале курятник, потом коровник и так далее.

   Трутень так и сделал: проверил, но лучше бы он и не проверял. Однако, приказ есть приказ. и он вошёл. Вначале в курятнике было тихо. Трутень, наверное, присматривался к темноте, после чего раздался дикий, разрывающий душу вопль.

- Ложись, - скомандовал Пугайло и первым оказался. – Окружите. Дайте микрофон. Нужно провести переговоры с захватчиком Трутня. Чувствую, что его захватили. Трутень, - заорал он. – Ты цел. Захватчик с тобой.

- Да я цел, - грустно донеслось из курятника.

- А почему голос у тебя такой. Где захватчик?

- Я и сам не узнаю свой голос. А захватчика нет никакого.

- Если захватчика нет, тогда плевать на него, - затрещал микрофон. – Почему не узнаешь свой голос?

- Я сам себя не узнаю. Только не стреляйте, товарищ майор, когда я буду выходить, потому что я стал другим.

- Сдался захватчику?

- Да захватчика нет.

- А что есть?

- Сёма, - вставил Петрович.

-Ты повнимательней, повнимательней посмотри. Петрович говорит, что так окопался Сёма. Дружок Петровича. Ты это. Как учили. Ребром правой руки по горлу. Дыхание сбей ему. А потом бери за ноги и тащи сюда.

- Да у него и ног нет.

- А что есть?

- Петушиные лапы.

- Петух, что ли?

- Ну, да.

- Так, - протянул майор. – А почему ты говорил, что сам себя не узнаешь?

- Я не знаю. Знаю, что стал другим.

- По виду или в мыслях?

- И по виду, и в мыслях.

- Ты конкретнее. Каким именно?

- В основном белым.

- Ты имеешь ввиду в идейном плане?

- Нет. В этом. Как его философски - материалистическом. Только не стреляйте, товарищ майор. Меня тут сильно преобразовали.

   Трутень вышел, но в каком виде. В обгаженном мундире, растеряно и недоуменно развёл руками.

- Гранат там нет и кур тоже, - сказал он. – А Сёма спит.

- Плевать мне на Сёму. Почему мундир у тебя белого цвета. Кто перекрасил? Ты же не смог бы его так перекрасить?

- Не смог.

- Значит, другие его красили. Это - куры? - спросил Пугайло. – Куры обделали?

- Я же говорил, что кур там нет.

- А откуда эти белила на твоём мундире? И почему он так противно пахнет.

- Не знаю. Вошёл, как полицейский человек. Тихо, незаметно. Никого не трогал. Начал осматривать и это благородно шептать: цыпочки, цыпочки. А вместо цыпочек на меня сверху и обвалилось. Полилось что – то странное. Да таким сильным потоком, что я чуть не захлебнулся. Я, – ни с того, ни с сего понёс Трутень, - даже в Лондоне такое не встречал.

- Ты Лондоном не прикрывайся, - бросил Пугайло. – Лезь в коровник.

- В коровник не полезу,

   Трутень крепко опасался, что в следующем заходе непонятный обвал окажется   потяжелее и с сильным запахом.

- Ну, и не нужно, - махнул Пугайло. – Там ничего нет. Я вижу даже отсюда. Верно, Петрович. Вот скажи, только честно - он похлопал его по коленке, - если бы у тебя была граната, разве ты подложил бы её под корову.

- Нет.

- А под кого?

- Под тебя, - бросил Петрович. - С коровы молоко можно выдоить. А что с тебя?

- Ты это, - взвился Абрамович. - Словами не кидайся, а то обстригу.

- А толк? Тебе не шерсть нужна.

- Так, - сказал   Пугайло. – Допустим, что автоматов и гранат нет у тебя. Мы всё обыскали. Не нашли, но фигура – то есть. Не сама же она пришла. Ты уволок.

- Фигура есть, но она же тяжёлая, - ответил Петрович. - Как бы я её утащил?

   Майор почесал затылок. Правда в словах Петровича была. Не утащил бы, но как она оказалась здесь? Рустам Андреевич приволок. Пьяным был, но ведь тяжёлая. На тачке вёз. Словом, что-то путано.

- Разберёмся потом, - сказал Абрамович. – Сейчас признайся вот в чём. Кого ты порол хворостиной? И за что?

- Я никого не порол.

- А почему у Рустама, Марковны, Хвостова, директора школы отметины на одном месте? Они утверждают, что ты.

-А когда это было? Время?

- Рустам сказал, что ровно в двенадцать часов дня.

- У меня свидетель, что я в это время был дома. Сосед. Спросите его.

   Спросили и соседа. Не клеилось. Петрович не мог в то время хворостиной мотать. И тайника у него не было никакого. Одна неразбериха.

- Ладно, - сказал майор. – История тёмная, но мы её вот таким способом растемним. Едешь с нами к Рустаму и проводим следственный эксперимент.

- Фигуру брать? – спросил Трутень.

- Да ну её на хрен, - бросил майор. – С такой тяжестью таскаться. Пусть тут стоит. Это, Петрович, как не крути, как не верти, а вещественное доказательство, которое нашли у тебя. Она железная и уйти не сможет. Пусть стоит. Если нужна будет, подскочим и заберём.

- Это же вещественное доказательство, - сказал Трутень – По инструкции мы должны его сразу брать.

- Инструкция инструкцией, но логически рассуждая, могу сказать следующее. Мы забираем её, а Петрович потом говорит, что никакой фигуры у него не было. Нет. Пусть стоит, а Петрович пусть едет с нами.