Чехов нашего времени. Почему свои пьесы драматург упорно считал комедиями?

«Писать о Чехове - чистая дер­зость», - заметил однажды драматург Леонид Зорин. В самом деле, об Антоне Павловиче, оставившем 30 томов, написано за минувшее столетие с лишним несравнимо больше: исследования, биографии, критика… 

29 января исполняется 155 лет со дня рождения великого писателя.

«Кремень-человек»

После Шекспира Чехов самый репертуарный автор в мире. Так что по-своему прав был Лев Толстой, всерьёз упрекавший Чехова, что пьесы его ещё хуже шекспировских: «Три сестры всё время разговаривают с офицерами и твердят: «В Москву, в Москву!» Ещё при жизни и творчество Чехова, и сама его личность вызывали полярные мнения. Его превозносили и провозглашали гением. И жёстко уничижали, даже оскорбляли: однажды в серьёзном журнале назвали «беспринципным». Чехов, единственный раз в жизни, ответил резким письмом редактору: «Беспринципным писателем, или, что одно и то же, прохвостом, я никогда не был». И прав был А. С. Суворин, сказавший о своём друге, как отрезав: «Кремень-человек!»

Так в чём же ключ к пониманию загадки чеховского магнетизма? Лев Додин уверен: «Если с умом читать Чехова, можно очень многое понять, что происходит в сегодняшнем времени».

Толстой и Чехов в Гаспре, 1901 г. Фото: www.russianlook.com

Современный режиссёр, мировая знаменитость Важди Муавад считает: «Чехов опустил трагедию до уровня простых смертных. Его герои - это не короли и королевы. Это - люди». Писатель Юрий Трифонов подметил очень точно: «Все дяди Вани мира ответили трепетом и слезами, когда он написал об одном из них». Начинающим писателям Чехов советовал «не совать себя в герои собственных творений»: «Людям давай людей, а не самого себя». В его творчестве - многотысячная человеческая галерея: портреты, лица, характеры, судьбы. Чехов сумел гениально очеловечить даже Каштанку, «помесь таксы с дворняжкой». И увековечить её. Его персонажи с нами с самого детства, иные стали нарицательными, а их фразы - расхожими: Ванька Жуков, написавший горькое «на деревню дедушке»; унтер Пришибеев; «злоумышленник», отвинчивавший гайки с рельсов для рыболовных грузил; «Анна на шее», Мерчуткина - символ тупой назойливости, та, что «кофей пила без всякого удовольствия»; француз Пуркуа, искренне испугавшийся в трактире за жизнь купца, съевшего под водочку порций шесть блинов («Человек не может съесть столько теста, он умрёт!»). 

Редактор журнала «Осколки» Николай Лейкин, у которого Чехов начинал как писатель, велел ему укладываться в рассказе в 100 слов - и чтобы в них виден был характер, и чтобы сюжет, ситуация были, и чтобы смешно. Так краткость стала поистине сестрой чеховского таланта. Он так и не написал романа… Медики считают, что как врач Чехов был отличным диагностом. Точно так же он был зорким и глубоким диагностом российской жизни, русского человека. «Чехов ввёл в наше сознание всю громаду России, - писал Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба», - все её классы, сословия, возрасты… Он сказал, как никто до него в России, даже Толстой не сказал: все мы прежде всего люди, понимаете ли вы, люди, люди!

А потом уж они архиереи, лавочники, рабочие, русские, татары…» 

Жалел ли он людей или смеялся над ними, их слезами, переживаниями? Об этом тоже спорят достаточно, десятилетиями - почему свои пьесы он упорно считал комедиями? И досадовал на Станиславского - «сгубил мне пьесу Алексеев» (это о «Вишнёвом саде», последней постановке в Художест­венном театре, которую Чехов видел). «Сгубил» - то есть утопил в слезах, в трагизме, а сентиментальность, «тр-р-рагизм», «продлинновенные словоизвержения» и пафос он ненавидел одинаково. И в жизни не находил «ни ангелов, ни злодеев». Ни у одного писателя в мире так виртуозно не смешаны слёзы и смех, лирика и ирония.  

Ольга Книппер называла Чехова «человеком будущего». Горький писал, что тот «родился немножко рано». Чехов жил в одну эпоху с Левитаном и Чайковским, Станиславским и Вернадским, Столыпиным и Николаем II. Он застал «новшества» техники - водопровод, телефон, автомобиль, рентген, синематограф. При нём появились Ленин и партия большевиков. Чехов вполне мог бы дожить до 80 и стать свидетелем Второй мировой. Как бы принял, пережил он (и его герои) революцию, он, не доживший даже до 1905 года? Точно выс­шие силы избавили гения от грядущих войн, репрессий, ГУЛАГа, Освенцима, массового уничтожения людей, храмов, произведений искусства. «Человек будущего» не дожил до этого самого будущего, о котором так много говорят его герои, о том самом «через 100-200 лет». 

«Всё, мною написанное, забудется через пять-десять лет», - был убеждён он. Чехов не ораторствовал с трибун и кафедр. Не окружал себя «дежурными» летописцами. Не морализировал, не поучал. В общественной, политической борьбе публично никогда не участвовал - просто совершал высокогражданственные поступки. Почти не писал публицистики. Даже литературного архива не оставил. Пастернаковское «быть знаменитым некрасиво» написано как будто о нём. Его творчест­во никак не причислишь к той, по определению В. Набокова, «Литературе Больших Идей», что «подаётся в виде громадных гипсовых кубков, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век». Просто без Антона Павловича Чехова невозможно представить ни историю столетия минувшего, ни нынешнее время, ни наверняка следующие 100-200 лет…