Философические размышления в канун Нового Года

Философические размышления в канун Нового Года

 

На днях дочь меня просто сразила наповал фразой: «Папа, мне нечего делать». Сказать, что я был в шоке, значит не сказать ничего. Для меня уже давно подобная ситуация просто не существует. Мои матросы от призыва к призыву рассказывали, что эта фраза запретная, что её ни в коем случае нельзя употреблять. А как я радовался, когда подобный прокол допускали мои мичмана или офицеры…. Вот и пришлось мне рассказать ребенку о том, как двадцать семь лет назад у меня выработался иммунитет к этой фразе и философии мышления. Именно философии, потому, что человек существует только тогда, когда ему есть чем заняться. Или, вы не согласны?

А дело было так…. Стояла зима восемьдесят седьмого. Мир тогда был совсем другим, где – то за пределами КПП играли в какую – то демократию, требовали какой – то свободы, говорили непонятные вещи. А у нас, внутри военных городков и в казармах всё было чинно, благолепно и, почти по Уставу. Всё в соответствии с генеральной линией партии. Но даже в этой размеренной и спокойной жизни я где – то умудрился проколоться. Да и не мудрено, получив свои первые лычки и получив под команду отделение первокурсников, я стал слишком самоуверен и нагл не по годам. Расплата последовала стремительно. Я получил свой второй срок и в сопровождении ротного командира отправился на гарнизонную гауптвахту Ленинградского гарнизона, на улицу Садовая. Центр города, как раз напротив ресторана «Баку», по моему, сейчас он называется «Шанхай» и по соседству с кинотеатром «Молодёжный».


В сержантской камере нас было пятеро. Кроме меня курсант с Ленкома и три сержанта срочника. Нормальная такая компания сидельцев. Приближался Новый год, не переставая, валил снег и я, попав в камеру последним, сообщил сокамерникам благую весть, о том, что пришла «запретка». Каждый раз, накануне праздников, приходит телеграмма Командующего  гарнизоном, Флотом, да любым, имеющим власть над военными, о том, что все работы вне части, учения, выхода в море запрещаются. Думаю, что всё это делается по одной простой причине – начальство не хочет усложнять себе жизнь, ведь мало ли, что может случиться с этими непредсказуемыми военными и им, бедолагам, вместо праздников и заслуженного отдыха, придется заниматься административными и служебными расследованиями, воспитательными мероприятиями и прочей важной и необходимой работой. Надо ли объяснять, что новость была принята на УРА!

И тут, со скрипом отворилась дверь и на пороге нашей камеры появилась легендарная личность – старшина гауптвахты, старший мичман по прозвищу Таракан. О, о нём надо писать.

Это одна из самых колоритных фигур, которые я встречал в своей жизни. Хотя этих встреч, к счастью было не много…. Учась на Высших специальных офицерских классах в 1997 году, прибыв в комендатуру заступать начальником гарнизонного патруля, я сразу же наткнулся на него. Он еще служил и по-прежнему был старшим мичманом. Он очень внимательно посмотрел на меня, капитана третьего ранга и к моему безумному удивлению произнёс:

- Надо же, до майора дослужился. Снег помнишь?

- Помню, благодарю за науку.

- То – то…

И пошёл по каким – то своим делам. Интересно, многие ли на такое способны и так помнят?

Так вот, этот Таракан обвел нас тяжелым взглядом и произнёс:

- Разлагаемся?!

- А делать – то все равно нечего…

Старший мичман ничего не сказал, только хмыкнул в бороду и сказал:

- Да. Хотел я вас на внутреннюю уборку определить, но вижу, тут все гораздо сложнее…

Через десять минут мы уже стояли на занесенном снегом плаце, надо сказать, достаточно вместительном. Нам была поставлена задачу отчистить его от сплошной стеной падающего снега и сложить его аккуратными брикетами в левом углу. Нам уже было что делать. К счастью, снег, сжалившись над нами, прекратился и к вечеру, едва дыша от усталости, но доделав работу до конца, мы свалились на нары, едва дойдя до камеры. Следующим утром, сразу после завтрака наша пятерка снова стояла на плацу. Старшина гауптвахты, расхаживая перед нами, объяснял, что стать настоящим военным можно только тогда, когда дурь уйдёт не только из тела, но и из головы, а поэтому, мы должны аккуратно, переместить снежные брикеты по диагонали и, безусловно, расчистить плац от нового снега. И так три дня подряд. В камере я был только ночью. Всё остальное время плац и, три раза в день, столовая. Как я ненавидел. Всё, начиная от Таракана, и кончая снегом и мирозданием в целом. Даже мелькнула мысль написать рапорт об отчислении и навсегда порвать с этой идиотской системой. Но, пришел Новый Год, сессия. Отпуск. Всё забылось и, постепенно,  устаканилось. Через полгода я стал старшиной роты и, впервые услышав фразу «Делать нечего», сразу вспомнил мудрого старшего мичмана и в душе поблагодарил его за науку. Больше в моей роте такие фразы никто не слышал….

Мы меняемся. Меняется мир. То, что раньше казалось нормальным и повседневным, сейчас, уже, невозможно. И мне часто становится жаль, что мир, тот мир, в котором я жил, перевернулся и стал другим. Хотя, может быть, просто я стал старше?