Стоит ли бояться американского глобального удара?

В публикации http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=5003 говорится, что американские работы по тематике Своевременного глобального удара в последнее время привлекают внимание со стороны российского руководства и экспертного сообщества. В контексте ухудшения российско-американских отношений эти работы воспринимаются в России достаточно настороженно и зачастую трактуются как одна из угроз стратегической стабильности и национальной безопасности страны. Стоит разобраться, так ли это на самом деле или нет.

Возникновение концепции

В основе разрабатываемой в интересах американских военных идеи Своевременного глобального удара (СГУ, Prompt global strike) лежит возможность нанесения в течение часа высокоточного удара по любой точке земного шара. Это предполагает размещение баллистических ракет (БР) межконтинентальной дальности на территории США или на кораблях и подводных лодках, а БР или крылатых ракет (КР) средней дальности – на кораблях, подводных лодках или в передовых районах. Акцент делается на снижение зависимости от зарубежных баз и ядерного оружия в вопросе стратегического сдерживания и проецирования силы. Кроме того, БР и гиперзвуковые планирующие головные части (ГПГЧ) должны обладать большими по сравнению с существующими ударными средствами (авиацией и различными крылатыми ракетами) возможностями преодоления развитой ПВО и ПРО противника. В качестве целей для СГУ называются наиболее значимые стационарные и мобильные объекты противника, в том числе хорошо защищенные: командные пункты, шахтные и мобильные пусковые установки (ПУ) БР и т. п.

Работы ведутся по двум основным направлениям: разработка БР/КР с высокоточными головными частями (ГЧ) и ГПГЧ, запускаемых с помощью БР/КР. Разработки по первому направлению, относительно простые и дешевые, вызывают серьезное противодействие со стороны Конгресса, опасающегося, что подобное вооружение может спровоцировать ядерную войну. Разработки по второму направлению сталкиваются с существенными технологическими рисками – пока сложно сказать, будут ли они достаточно быстро преодолены.

Далее будут рассмотрены основные программы в рамках работ по тематике СГУ, их развитие и перспективы.

Морская компонента

Еще в 1990-е гг. ВМС начали исследования по разработке неядерной боеголовки для баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) Trident. Их результатом стало, в частности, понимание, что поражение хорошо защищенной цели неядерной ГЧ потребует существенного повышения точности баллистической ракеты.

На 2003 и 2004 финансовые годы [1] ВМС запрашивали финансирование для начала трехлетней программы E2 по повышению точности существующих ГЧ Mk4. Существующие инерциальные измерительные блоки должны были быть дополнены наведением по GPS и оснащены системой для маневрирования на участке управляемого полета. Это должно было понизить круговое вероятное отклонение до 5-10 метров. Трехлетнюю программу ВМС планировали завершить летными испытаниями. Конгресс отказал флоту в финансировании, но компания Lockheed Martin за свой счет провела исследования, включавшие успешные испытания в2002 г. и2005 г.

Затем ВМС планировали начать программу CTM по оснащению некоторых БРПЛ Trident неядерными ГЧ, созданными на основе высокоточных ГЧ Lockheed Martin. Ожидалось, что в случае начала программы в2008 г. полной боевой готовности система достигнет к концу2012 г. На 2007 и 2008 финансовые годы ВМС запрашивали средства на CTM – 503 млн долларов для пятилетней программы в 2007-2010 ф. гг. в первом запросе и 175,4 млн долларов на год – во втором. ВМС планировали вооружить двумя неядерными БРПЛ Trident с четырьмя ГЧ на каждой 12 из 14 подводных лодок типа «Огайо». По некоторым данным, на боевой службе в Мировом океане могло бы находиться постоянно всего 8 из 96 БРПЛ. Предполагалось поставить на вооружение два вида ГЧ: одну для поражения хорошо укрепленных объектов и другую – с вольфрамовыми элементами (MLRB) для поражения площадных целей в зоне270 кв. м. Установка ГЧ MLRB снизила бы дальность Trident, переведя ее в разряд баллистических ракет средней дальности (БРСД).

Конгресс вновь отказал флоту в финансировании. Основной причиной для подобных отказов стали опасения, что другая держава, например, Россия, может принять запущенную неядерную БР за ядерную ракету и нанести ответно-встречный удар. Было выделено лишь 25 млн долларов на проведение НИОКР общих для всех систем СГУ, анализ потребностей и поиск альтернатив в 2007 финансовом году.

В основе разрабатываемой в интересах американских военных идеи Своевременного глобального удара (СГУ, Prompt global strike) лежит возможность нанесения в течение часа высокоточного удара по любой точке земного шара.

В запросе на 2009 финансовый год флот, желая обойти ограничения Конгресса, запросил 3 млн долларов на испытания на БРПЛ Trident ГЧ LETB-2, которая, по словам представителей ВМС, подходила для любой БР, но по сути оставалась модернизированной высокоточной ГЧ Lockheed Martin. Также ВМС запросили $40 млн на ГЧ MLRB для БРСД для подводных лодок. В дополнение к этому Пентагон заявил, что из 100 млн долларов, которые были ему выделены на 2008 финансовый год в рамках реструктурирования программ СГУ (см. след. раздел статьи), он намерен потратить 6 млн и 30 млн на LETB-2 и MLRB соответственно. Но Конгресс отказался финансировать эти две программы.

Параллельно ВМС рассматривали возможность вооружения подводных ракетных крейсеров (ПЛАРБ) типа «Огайо» БРСД, в том числе неядерными, дальностью около 2000-3000 км. Каждая ракетная шахта на подводной лодке могла бы вместить 2-3 таких ракеты. В 2005-2007 финансовых годах Конгресс выделил на программу по созданию БРСД для подводных лодок суммарно 18,5 млн долларов. В 2008-2009 финансовых годах Минобороны планировало получить 260 млн, но вновь получило отказ в финансировании программы БРСД для подводных лодок. Таким образом, работы над морской компонентой СГУ были фактически закрыты Конгрессом, денег на них не выделялось.

Интерес Пентагона к вооружению подводных лодок неядерными средствами СГУ возродился в2012 г. На этот раз речь идет о возможном оснащении атомных подводных лодок (ПЛА) типа «Вирджиния» крылатыми ракетами или БР с ГПГЧ. В отличие от неядерных БРПЛ, подобные ракеты будут установлены не на ПЛАРБ и будут лететь по пологой траектории, что позволит избежать риска идентификации ракеты как ядерной. ВМС могут испытать систему СГУ средней дальности на подводных лодках в 2015-2016 гг.

Пока сложно оценить воздействие СГУ на стратегическую стабильность, то есть соотношение стратегических сил США и России, исключающее стимулы для нанесения первого удара.

Количество ракет, которые смогут нести подводные лодки, неизвестно, но стоит помнить, что с одиннадцатой лодки ПЛА типа «Вирджиния» оснащаются двумя универсальными шахтами, рассчитанными на 6 КР Tomahawk каждая, а с двадцать девятой к ним может быть добавлено еще четыре шахты, способные нести по 7 КР Tomahawk. Переориентация в работе над СГУ с систем межконтинентальных на системы средней дальности отражена в бюджете на 2014 финансовый год. В этом можно увидеть растущую перспективность программы оснащения лодок типа «Вирджиния» ракетами СГУ средней дальности.

Другим морским проектом занималось агентство DARPA. Он назывался ArcLight и предполагал создание ракеты дальностью около3700 км, приспособленной для универсальной корабельной вертикальной пусковой установки Mk41 или ПУ подлодок. Ракета использовала стартовый ускоритель на базе корабельной зенитной управляемой ракеты-перехватчика SM-3 и ГПГЧ с боеголовкой массой около 45-90 кг. В 2010-2011 финансовых годах на ArcLight было выделено 7 млн долларов, но после этого программа была закрыта.

Воздушная и наземная компоненты

В2003 г. ВВС и DARPA начали НИОКР по созданию наземной межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) с гиперзвуковой ГПГЧ CAV (программа FALCON). Для экономии средств и времени в качестве носителя для CAV рассматривалось переоборудование снятых с боевого дежурства МБР Minuteman II и Peacekeeper (MX); переработанные версии этих ракет получили наименования Minotaur II и Minotaur III/IV соответственно. На 2004-2005 финансовые годы Конгресс выделил на эти работы 38,5 млн долларов при том, что Пентагон запрашивал всего 28,5 млн. Хотя, в отличие от флотской программы CMT, Конгресс и профинансировал работы по тематике CAV, он все равно высказал свои опасения по поводу того, что запуск ракет с CAV может быть принят за пуск ядерной МБР. Опасения Конгресса привели к тому, что Минобороны было разрешено использовать выделенные средства лишь на исследования в сфере гиперзвуковых технологий и запрещено разрабатывать, испытывать или интегрировать CAV с боеголовкой или БР.

На 2006-2007 финансовые годы Конгресс выделил на CAV дополнительно 60,5 млн долларов. Еще 12 млн было выделено на работы по программе CBM, исследующей возможность использования в рамках СГУ в качестве промежуточного носителя ракет Minuteman .

На 2008 финансовый год Пентагон запросил на CAV и другие проекты в рамках СГУ общим счетом 208 млн долларов (не считая запроса на финансирование программы CTM). Конгресс велел Минобороны свести все расходы на СГУ в единую строку бюджета, ограничил их 100 млн долларов, а программу CTM, как указывалось выше, вообще отказался финансировать. Вместо флотской CTM начались работы по программе CSM ВВС, которая предполагала использование БР на базе Peacekeeper и отделяемой ГПГЧ и была менее рискованной с точки зрения возможного провоцирования ядерной войны.

Основным кандидатом на роль ГПГЧ предлагалась HTV-2 ВВС и DARPA, в качестве запасного варианта была начата армейская программа AHW. На 2009 финансовый год на работы по тематике СГУ было выделено всего 74,6 млн долларов. При этом Конгресс обязал военных направить не менее 25% этих средств на программу AHW.

Симметричный ответ на СГУ ляжет тяжелым грузом на российскую экономику, поиск асимметричного ответа – также достаточно трудная задача.

На 2010 финансовый год военные запросили, а Конгресс выделил 167 млн долларов на СГУ, в том числе 91,5 млн на HTV и 47 млн – на AHW. Начались работы по интеграции HTV-2 и БР Minotaur IV. В 2011 финансовом году расходы на СГУ сохранились на уровне предыдущего года, так как вместо бюджета была принята «продлеваемая резолюция» (continuing resolution).

HTV-2, получившая в 2008-2011 финансовых годах общим счетом 324 млн долларов, оставалась фаворитом. Но испытания 22 апреля2010 г. и 10 августа2011 г. окончились неудачей. После этого финансирование программы стало неуклонно сокращаться. Напротив, изначально получавшая значительно меньшую долю финансирования армейская AHW прошла успешные летные испытания 17 ноября2011 г., что не замедлило отразиться на финансировании этой программы.

Бюджет СГУ на 2012 финансовый год вызвал длительные дебаты в Конгрессе и был в итоге сокращен с 205 млн (запрос Пентагона) до 180 млн долларов. При этом успешно испытанная AHW, в отличие от HTV-2, была ограждена от сокращений. Бюджет на 2013 финансовый год также вызвал активное обсуждение. Пентагон просил на СГУ всего 110 млн, а Конгресс был готов выделить 200 млн долларов, предполагая увеличение финансирования AHW для проведения вторых летных испытаний. Но тут вмешался секвестр военных расходов, и в итоге на 2013 финансовый год бюджет СГУ составил 176,5 млн долларов, в том числе 148 млн на AHV и всего 23 млн – на HTV-2. Программа армии окончательно вырвалась в лидеры. Но 25 августа2014 г. вторые летные испытания AHW закончились неудачно.

Несмотря на недавнюю неудачу, Пентагон с оптимизмом смотрит на программу AHW и планирует выделить на нее в 2016-2019 финансовые годы 667,5 млн долларов.

Также нельзя не упомянуть гиперзвуковую КР с прямоточным воздушно-реактивным двигателем X-51 WaveRider, разрабатываемую Boeing. Ракета прошла четыре летных испытания в 2010-2013 гг. Последние испытания, состоявшиеся в мае2013 г. (ракета была запущена со стратегического бомбардировщика B-52), были признаны успешными. Если программа получит дальнейшее развитие, она сможет обеспечить американских военных гиперзвуковой КР воздушного базирования средней дальности.

Реальна ли угроза?

Свою обеспокоенность СГУ высказывали как российские официальные лица, так и представители отечественного экспертного сообщества. Пока сложно оценить воздействие СГУ на стратегическую стабильность, то есть соотношение стратегических сил США и России, исключающее стимулы для нанесения первого удара. С одной стороны, принятие США на вооружение ограниченного количества систем СГУ не оказывает существенного влияния на стратегическую стабильность – на фоне стратегических ядерных силы (СЯС) России значение подобных систем остается незначительным. С другой стороны, системы СГУ представляют заметную угрозу стратегической стабильности и международной безопасности.

Во-первых, как справедливо опасаются члены американского Конгресса, пуск неядерной БР по России, Китаю или третьей стороне может быть расценен Россией или Китаем как начало ядерной атаки со стороны США и привести к началу ядерной войны. На нанесение удара отводится один час, что резко ограничивает возможности консультаций Вашингтона с Пекином или Москвой, а использование ГПГЧ не позволяет четко определить цель пуска и убедиться, что это объекты третьей стороны.

Во-вторых, высокоточная БР, способная прорвать национальную ПРО и поразить высокозащищенную и/или мобильную цель, может обезглавить политическое руководство страны и лишить государство возможности быстро принять решение о нанесении ответного удара.

В-третьих, создание сравнительно дешевых систем вооружения, качественно превосходящих существующие (например, КР морского базирования Tomahawk) по скорости, точности, дальности и возможности поражать мобильные и высокозащищенные цели, и их массовое производство наносят существенный удар по системе стратегической стабильности. Действительно, если такие системы будут развернуты, они могут быть применены против СЯС России, что приведет либо к уничтожению российского ядерного щита, либо, что более вероятно, к немедленному ответно-встречному или последующему встречному ядерному удару со стороны России. Первый вариант неприемлем как минимум для российской нации, второй – катастрофичен для всей планеты. Особенно угрожающе это выглядит в контексте американских работ по тематике ПРО и дальних ударных беспилотников.

Ставится под вопрос целесообразность программы, сопряженной с существенными расходами и военно-политическими рисками, при наличии множества иных инструментов для нанесения конвенциональных высокоточных ударов, пусть и требующих существенно больше времени, чем один час.

Симметричный ответ на СГУ ляжет тяжелым грузом на российскую экономику, поиск асимметричного ответа – также достаточно трудная задача. Самый простой вариант – укрепление и развитие Системы предупреждения о ракетном нападении и СЯС для гарантированного нанесения ответно-встречного удара – не считая сопутствующих финансовых расходов, снижает ядерный порог и таит в себе риск скатывания к ядерной войне.

В американском экспертном сообществе, Конгрессе и среди военных продолжается дискуссия о целесообразности развертывания систем СГУ. Его сторонники приводят такие аргументы, как расширение доступных президенту США инструментов, рост возможностей по глобальному проецированию силы и способность использовать при определенном развитии событий неядерные стратегические системы вместо СЯС, что позволит повысить ядерный порог. Также предлагается широкий ряд мер, которые могут «успокоить» Москву и Пекин – консультации, инспекции, развертывание систем СГУ в районах, удаленных от мест дислокации американских СЯС (например, на авиабазе Ванденберг в Калифорнии или на мысе Канаверал во Флориде), а также использование систем с траекториями, отличными от траекторий ядерных БР. В конце концов, за десятилетия существования межконтинентальных ракет Россия, США и другие страны осуществили многочисленные пуски БР с различными целями, в том числе в интересах СЯС.

Противники СГУ указывают, что все эти меры не могут полностью развеять опасений Пекина и Москвы и исключить риск недоразумений, которые могли бы иметь катастрофические последствия. Кроме того, предлагаемые меры доверия при развертывании СГУ накладывают на США целый ряд ограничений – от обязательства допускать иностранных инспекторов до необходимости учитывать конвенциональные БР в составе своих СЯС. Также ставится под вопрос целесообразность программы, сопряженной с существенными расходами и военно-политическими рисками, при наличии множества иных инструментов для нанесения конвенциональных высокоточных ударов, пусть и требующих существенно больше времени, чем один час. Наконец, на пути к СГУ стоят и такие препятствия, как секвестр военных расходов и технологические проблемы.

Таким образом, даже ограниченное развертывание систем СГУ достаточно рискованно, а массовое их развертывание вернет человечество в начало 1980-х гг., когда мир жил в постоянном ожидании апокалиптического конфликта США и СССР. Остается надеяться, что противники СГУ внутри США, финансовые и технологические ограничения, усилия китайских и российских дипломатов, а также «асимметричный ответ» военных помогут избежать столь негативного сценария. Работы по тематике СГУ подчеркивают актуальность включения проблематики обычных высокоточных вооружений в повестку дня российско-американских переговоров по вопросам стратегической стабильности.