Повесть о пяти морпехах

Узнав недавно о том, что Миша Никифоров нынче работает профессором в Нью-Йорке, я нисколько не удивился.

Мы познакомились с ним в 1985 году, Воронеже, на Всероссийской биологической олимпиаде школьников. Миша был москвич, интеллектуал, и, главное, знал, чего хочет добиться в жизни. Мне, в то время дремучему провинциалу, было до его уровня знаний и культуры как до Китая пешком. Однако Миша не пренебрёг нашим знакомством и года через два мы, уже будучи он студентом, а я курсантом, встретились в Москве. И с той поры больше не виделись.

Но профессорство это ладно, бывает. Недавно, найдя Мишу в одной из социальных сетей и немного с ним пообщавшись, я был поражён тем, что этот умный и достойный человек, весьма скептически относившийся к военной службе, в своё время не отмазался от армии, хотя, наверно, имел все к тому все возможности и основания.
Срочную службу он проходил в морской пехоте. Оказалось даже, что служили мы в одно время и примерно в одном месте: он в Мурманской области, а я в Карелии. Это ж надо, Миша Никифоров - морпех! В голове не укладывается.

***
Примерно в те годы, а это было самое начало девяностых, случилось мне по пути в командировку выйти покурить в тамбур мурманского поезда. Там уже стоял здоровенный дембель-морпех. Он был при форме, в берете и пьян до безобразия. Лишь армейская закалка и стена вагона не давали отслужившему своё солдату упасть на заплёванный пол.
Мы перекинулись парой слов. А потом, крикнув «Морская пехота»! боец без всякой на то нужды и причины кулаком высадил стекло в двери. Варвар, блин, безбашенный. Миша бы так никогда не сделал. Наверно… Впрочем, это я сейчас так думаю, а тогда, разумеется, даже не вспомнил о своём старом знакомом.

Осколки со звоном, заглушившим на несколько секунд грохот колёс, посыпались на пол и в межвагонное пространство. Ручьём хлынула кровь из разбитых и сильно порезанных пальцев бойца.
Пришлось идти за проводницей. Кое-как мы остановили кровь и оказали помощь членовредителю. Сколько я помню, за стекло он хозяйке заплатил. А потом упал на полку и на долгое время выпал из этого мира в алкогольное забытьё.

Говорите, нехороший какой солдат? Напился служивый как свинья и стал чудить? Ага, как в том анекдоте про цирковых крокодилов:

- Ой, крокодильчик, как же вы научились выделывать все эти восхитительные трюки? – Спрашивает у одного из них зрительница.
- Ах, мадам, если бы Вы знали, как нас там ****ят! – грустно отвечает ей крокодильчик.

Не знаю как сейчас, но тогда примерно то же самое происходило в Советской Армии с морпехами, десантниками и прочими бойцами так называемых элитных войск. Командиры, говорят, гоняли их как сидоровых коз, полностью ограничивая в элементарных правах и свободах. И, доведя ребят до полного отупения, через два года отпускали их на дембель.
Сжатая пружина подавленных человеческих желаний распрямлялась. Едва вырвавшись на волю, солдаты начинали пить, буянить и искать приключений. Примерно такая реакция бывает у сторожевой собаки, когда ей удаётся сорваться от цепи. Она тогда разве что только спиртное не употребляет в силу своей животной породы.

По этой причине я, если был выбор, предпочитал в поездах компанию наших дембелей-стройбатовцев. На службе они, конечно, были не подарок, но домой ехали тихие-тихие, пресытившись пьянством и разгильдяйством в своих частях и мечтая довезти до дома немалые, иной раз, деньги, заработанные во время службы.

***
Но Миша и тот безымянный боец, который высадил стекло в поезде, были парни рослые и крепкие. Людьми именно такого сложения комплектуются элитные войска и роты почётного караула.
Прапорщик милиции Витя Б-ев, напротив, был хоть и крепко сложен, но ростом не вышел. Таких как он обычно берут в танкисты.

Как-то раз мы с ним выпивали. Я тогда только устраивался на службу в РОВД и числился стажёром. Витя никогда не был не любитель рассказывать о себе, но тогда, то ли захмелев, то ли в силу так называемого синдрома попутчика, он разоткровенничался и рассказал, что срочную служил в морской пехоте.

- На первом году моей службы нас отправили в Анголу. – сказал он, в очередной раз наполнив стаканы. – Высадили на острове, и корабль ушёл. Заняли позицию. Вот тут наша рота, а тут негры. – показал он диспозицию руками на столе. - Островок небольшой, коралловый. Пальм немного и торчат редко. Кустов вообще никаких. Ни окопаться, ни спрятаться. К счастью, ни у негров, ни у нас не было тяжёлого оружия. Даже гранатомётов, и тех не было. Три дня мы с ними перестреливались, иногда, для вида, пытаясь атаковать друг друга. Если бы ты знал, как больно бьёт коралловая крошка, которую вышибают пули! Гимнастёрку рвёт как тёркой, тело тоже. У меня до сих пор шрамы. Хорошо хоть, что только от рикошетов этой самой крошки.

- А что было потом? – спросил я, поднимая стакан.

- Потом? – Витя выпил и закурил, - потом пришёл другой корабль, который высадил подкрепление и поддержал атаку огнём. Остров очистили от противника, оставили местный гарнизон. Нас забрали обратно в Союз. Через год я дембельнулся, пошёл служить в милицию. Тут развал начался. Меня начальство спрашивает: воевал? Да, отвечаю, было дело. Хрен врать, всё в личном деле отражено. Ладно, говорят, раз ты человек опытный, поедешь в Армению, в Спитак. Поехал я охранять завалы после землетрясения. Первая командировка. Потом были Карабах и Ингушетия. Осетия неоднократно. Скоро опять в Чечню поеду.

Мы допили водку. Меня развезло. Витя держался молодцом. Военный опыт, его не пропьёшь.

В отделе Витю видели нечасто. Он почти постоянно был в командировке или в отпуске после неё.
- Как тебя жена отпускает в горячие точки? – Спросил я Б-ева перед очередной его поездкой.
- Что значит отпускает? – Удивился Витя. – Наоборот, отправляет. Говорит, езжай, надо дом достраивать, деньги нужны. Да я и сам не против, втянулся.

В последней поездке боевой прапорщик всё же не уберёгся. Где-то в Шалинском районе злой чечен всадил ему пулю в ногу. В отдел Витя после госпиталя вернулся с тросточкой. Он, кстати, до сих пор хромает.
Злые языки поговаривали, что в своём ранении он виноват сам – полез по пьянке куда не надо. Может и так. Но удивительно не это, а то, что за полтора десятка командировок это было его единственное ранение. В общем, ушёл Витя на пенсию по болезни. Ну, и по сроку службы, разумеется. Квартиру получил и все положенные выплаты. Сейчас возглавляет охранное предприятие. Меня к себе звал, да я не пошёл, там мало платят.

***
После этой истории я почти не удивился, что Серёжа У-ков по прозвищу Адмирал тоже был морским пехотинцем. Мы с этим парнем из Оренбурга учились в одном взводе Таллиннского военного училища. Серёжа был мал ростом, худ, меланхоличен и угрюм. У него был талант вытягивать сигарету в две затяжки.
Бывало, войдя в курилку и видя, что Серёжа достаёт сигарету, крикнешь ему:
- Адмирал, оставь покурить!
- Ага. – отвечал он и, выпустив дым, протягивал просящему обмусоленный фильтр.
- Ты чего, прикалываешься?! – Возмущению моему не было предела.
- Да ну, я только две затяжки сделал… - Честно и недоумённо отвечал Адмирал. И ведь не врал, действительно – две затяжки. Мы потом проверяли.

Ещё в училище Серёжа женился на девушке из Калининградской области. Они и сейчас вместе, двое детей.
По выпуску уехал Адмирал с молодой женой служить к себе домой, в Оренбургские степи.

А когда через несколько лет тот стройбат расформировали за ненадобностью, жена убедила Серёжу переехать к Балтийскому морю. Типа, там заграница ближе и с работой лучше.

Но с работой в те годы везде было худо. Зато народ втихаря вербовали в армию. Так что вскоре Серёжа то ли по своей воле, то ли под нажимом родни снова надел погоны и теперь щеголял в чёрной форме и коротких сапогах.
Чему удивляться? Я в те годы, оказавшись на гражданке, в поисках работы тоже чуть не завербовался пограничником в Таджикистан. В Смоленске один дяденька прямо на вокзале набирал туда людей. Но Бог миловал, подвернулась служба в милиции, и вместо юга поехал я на северо-запад.

Что же касается Серёжи, то он почти повторил подвиг Вити Б-ева. Вы будете смеяться, но их батальон тоже погрузили на корабль и отправили в Анголу. Мёдом там, что ли, намазано в этой Анголе? Уже ведь у нас Россия была, не СССР, а корабли с войсками опять отправлялись в Африку.

- Подошли к берегу. – писал мне в электронном письме Адмирал. – Началась высадка. Наша группа шла на броне. Это меня и спасло. Едва БТР выполз на песок, негры по нему засадили из гранатомёта. Помню только вспышку, и что я куда-то лечу. Пришёл в себя через сколько-то времени. Лежу на кромке прибоя. Волны в харю плещут. Бронетранспортёр догорает. Кто внутри был - никто не выжил. Убитые лежат, дым стелется, и бой где-то уже вдалеке шумит. А я, значит, отвоевался, встать не могу. Насилу от воды отполз.
Наши меня потом подобрали. Подлечили в госпитале полгода, и по контузии я уже в делах не участвовал, На берегу в штабе дослуживал, пока на пенсию не вышел.

К письму была приложена фотография: на плацу стоят человек десять огромных морпехов в чёрных беретах, тельняшках и зелёном камуфляже, а среди них таки да, затесался мой некрупный бывший сослуживец.

Сейчас Адмирал пожарным в порту работает и на жизнь жалуется не более чем как тогда, когда был курсантом военного училища.

***
Но всё же самым крутым морпехом был солдат из моей третьей роты 909 ВСО Коля Антонов.

Числился Николай среди разгильдяев, типа, злостный нарушитель воинской дисциплины. Это его начальник штаба майор Шарипов невзлюбил. А по мне так Антонов был не хуже других солдат стройбата. Вот Юра Романов да, тот был алкоголик. До армии даже в ЛТП лечился. Как-то раз я лично убедился, что он способен найти выпивку и ужраться в хлам за пятнадцать минут. Талант, одним словом.

Так получилось, что этим самым Романову и Антонову майор Шарипов как-то по осени объявил за их грехи пять суток ареста каждому.
Ага, молодец, объявить-то не проблема. Вопрос, как приговор исполнить?

В далёкие патриархальные времена была у нас в посёлке Новый Софпорог военная комендатура с гауптвахтой. Говорят, мрачное было заведение, злое и жестокое, а службу в нём несли безжалостные отморозки. Тем не менее, бывший солдат нашего отряда, ныне ленинградец Саша Скутин даже его умудрился описать с юмором. Хотя и чёрным. У него такая книжка есть, «Самые страшные войска» называется. При желании вы без труда найдёте её в Сети и, прочитав, не пожалеете. Так вот, я, приехав на службу в 1989 году, комендатуру уже не застал. Её за год до того отправили охранять армянское землетрясение и назад она больше не вернулась. По этой причине арестантов приходилось возить в Кемь. Недалеко, всего за триста километров на губе посидеть.

Ехать пришлось мне. Сдал я обоих арестантов помощнику коменданта тамошней гауптвахты и вернулся домой.
Юра, отсидев своё, тоже был возвращён в часть. А вот Коля и на губе чего-то натворил и приказом коменданта получил ещё пять суток. Потом ещё пять.

Он-то сидит, а у нас в 909 ВСО тем временем начался ударный квартал. То есть морозы ударили, болота встали, и по зимним дорогам началась активная вывозка леса. Только успевай пилить. Тут уже не до какого-то арестанта.
Каюсь, забыли мы про нашего солдата. До сих пор стыдно. И если бы не комбат, подполковник Пантета Ростислав Арсентьевич, то не знаю, что и было бы. Он, однако, всех своих людей знал и помнил. Вызвал нас с командиром роты, капитаном Ли:
- Где ваш солдат?
- Какой солдат?
- Антонов.
- Дык, это, на губе сидит.
- Вы у меня сами сейчас на губу поедете. Полгода солдата нет, и никто не беспокоится!
Блин, а ведь в натуре уже полгода прошло!

Оказывается, в морской пехоте, к которой относилась кемская гауптвахта, тогда была та же проблема, что и у нас, и у всей тогдашней Красной Армии – нехватка людей.
Дополнительные сутки ареста Антонов честно заслужил своим борзым даже в условиях несвободы поведением. И комендант задумался. У него в полном распоряжении имелся хоть и наглый, но умный арестант, которого никто не торопится забирать с гауптвахты. А у них в части не хватает людей. Какой напрашивался вывод?

Короче, по приказу коменданта Колю освободили с губы и отвели в казарму. Помыли, дали тельняшку, переодели в чёрный бушлат, прикомандировали к части и закрепили за ним оружие.
Антонов, быстро войдя в курс дела, нёс службу наравне с другими морскими пехотинцами и даже ходил в караулы и увольнения. Более того, вскоре он стал считаться в той части одним из лучших солдат. Его новые командиры даже назад отпускать не хотели, говорили, пусть служит до дембеля. Но отпустили, ведь он был у них хоть и прикомандированный, а всё же чужой солдат. Не положено. Так что вернулся Антонов в родной 909 ВСО. И ещё несколько дней ходил по его территории в чёрной форме, пока комбат не приказал его переодеть и привести к общему военно-строительному знаменателю.

Дней через пять после возвращения морпеха я дежурил по отряду. Во время ночного обхода территории заглянул в санчасть. Антонов, в чём мама родила и в сапогах, сидел на табуретке в центре процедурного кабинета. Фельдшер Манзюк ходил вокруг него с поллитровой банкой и ватным тампоном.

- Это что здесь за порнография? – Поинтересовался я у лекаря и его пациента.
- Да вот, товарищ лейтенант, я в Кеми, в увольнении, мондавошек подцепил. Теперь выводим. – Прикрыв срам ладонями, бодро доложил бывший морской пехотинец.
- Лечу вот его. – Фельдшер показал мне банку.

Запах от неё шёл противный и знакомый.

- Лизолом что ли лечитесь? – Искренне удивился я. Мне и в голову не могло прийти, что эту дезинфицирующую жидкость можно использовать против лобковой вши.
- Им, родимым. – грустно сказал фельдшер, макая тампон в банку с малиновой жидкостью. - Больше ведь всё равно нечем.
- Так ведь лизол же хуже хлорки кожу разъедает. – Ахнул я, с содроганием вспоминая, как мы этой гадостью мыли полы в училищной столовой и как потом чесались от неё руки.
- Раствором мажу. – Пояснил Манзюк.
- Главное, без бритья помогает. – Весело подтвердил его слова пациент. – А то хорош бы я был с лысыми яйцами.
- Ну-ну, занимайтесь, раз помогает. – Только и смог сказать я, закрывая за собой дверь санчасти.

Воистину настоящего морского пехотинца ни коралловая крошка, ни пули с гранатами, ни даже лизол не берёт.

***
К чему я рассказал эти истории? Да так просто. Приятно было молодость вспомнить и армейско-милицейских сослуживцев.
Ну, и ещё я обещал Мише Никифорову, когда узнал, где он служил, написать рассказ про бойца Антонова. Взялся за дело и понял, что про него одного маловато будет, поэтому решил упомянуть всех своих знакомых, которые в морской пехоте служили. С нью-йоркским профессором их как раз пять человек получилось. Так и сочинилась эта повесть.