КОМУ И ЗА ЧТО МСТИЛ СИМОН ПЕТЛЮРА?

Имена «двуликих Янусов», что прославились как отцы нации и одновременно как свирепые палачи, на слуху: Иван Грозный, Ленин, Сталин, Мао Цзэдун, Гитлер... В этот ряд можно поставить и Симона Петлюру — организатора украинской государственности и одного из самых кровавых террористов.

РОВЕСНИК СТАЛИНА
Он родился в 1879 году в Полтаве, в многодетной семье мелкого предпринимателя-извозчика. Царский указ о «кухаркиных детях», закрывавший доступ в гимназию, оставлял единственный шанс способным мальчикам — духовные семинарии. Уроки в них велись на русском языке, знакомство с национальной литературой жестко дозировалось, и тяготевшие к родной «мови» ученики в знак протеста разговаривали между собой исключительно на украинском, любили запрещенный «Кобзарь» больше всех других книг, а обязательное знание русского языка использовали для знакомства с марксистской и народнической литературой.
  Так в 20 лет Симон вступил в Революционную Украинскую партию (РУП), провозглашавшую странное сочетание социалистических и националистических лозунгов. Что парубок любил больше — «себя в революции» или «революцию в себе», — он и сам не знал. Играл на скрипке, руководил музыкальным кружком, разучил с семинаристами кантату известного украинского композитора М. Лысенко «Бьют порогы». Когда Лысенко приехал в Полтаву, пригласил его послушать кантату, чем вызвал резкое недовольство руководителей семинарии. Однако от увещеваний ректора отмахнулся, и дерзкого богослова исключили из семинарии — как, кстати, и Джугашвили в Гори.

    Репетиторство юношу не увлекло, а вот ассистировать академику Щербине, писавшему в Екатеринодаре историю кубанского казачества, понравилось: если доказать, что здешнее войско вышло из переселенного по указу Екатерины Запорожского, можно в будущем политически и территориально воссоединить регионы! Но темпераментного-импульсивного-предприимчивого-честолюбивого Петлюру арестовали за создание в Екатеринодаре кубанского отделения партии РУП под названием «Чорноморской вильной громады», и, выпущенный на поруки, он перебрался в Киев.
     Там начинающий политик с бойким пером активно сотрудничает с журналами «Громадьска думка» и «Рада». В 1905-м он уже в Петербурге — выступает за автономию «вильной Украины» на посту редактора одноименного ежемесячника. А для хлеба насущного служит скромным бухгалтером в «Транспортном товариществе». Из-за сырого климата Симон переехал в Москву, женился, родилась Леся...
    В Москве Петлюра уже самостоятельно редактирует газету «Украинская жизнь», в которой активно публиковались украинофильские авторы. С началом Первой мировой газету закрыли, национальные общества запретили, и оставшийся не у дел редактор Петлюра завалил инстанции жалобами, доказывая: «Украинцы защищают Россию. Мы отдадим государству своих сыновей, братьев, свою жизнь...» Не стоит считать его российским патриотом — просто он как политик выбрал для себя меньшее зло: на передовую его не послали, служил во вспомогательной военной организации «Союз земств и городов», что позволило ему после февральской революции возглавить Украинский фронтовой комитет.
     В марте 1917-го он вновь в Киеве. После разгона большевиками Учредительного собрания в Петрограде Центральная Рада провозгласила полную независимость Украины, а после Брестского мира ставший уже военным министром Петлюра заключил сепаратный договор с немцами «для борьбы с большевизмом». У него 10 дивизий гайдамаков и «вольных козаков», в Белой Церкви — полки сичевых стрельцов из галичан, служивших в австро-германской армии (по иронии судьбы, некоторые из них вернулись к аббревиатуре СС 20 лет спустя, вступив в гитлеровскую дивизию СС «Галичина»).
      Сугубо штатский человек, Петлюра ощущал себя полководцем. Желто-голубые (жовто-блакитные) знамена, длинные «языки» на папахах, широкие шаровары, забытые воинские звания (куренной и кошевой атаман и пр.), старые казацкие песни — все бралось им на вооружение и должно было вдохновлять «новых гайдамаков». Он не был силен в ведении дискуссий, но на митингах, где требовалось не доказывать, а зажигать сердца яркими лозунгами, ему не было равных.
     Увы, немцы сделали ставку на гетмана Скоропадского, и «украинскому Керенскому» пришлось повышать свой рейтинг, обещая крестьянам владения помещиков, а рабочим — фабрики и заводы. В итоге он зарекомендовал себя в глазах народа как смелый, патриотический «главный атаман» и якобы антигерманский деятель, занял в свежеиспеченной Директории пост главнокомандующего, то есть фактически первого лица, и объявил себя собирателем «великой Украины», простирающейся от моря и до моря, включая Дон, Кубань, Бессарабию и даже Воронеж и Курск. Петлюровская печать развернула оголтелую пропаганду превосходства украинцев над другими народами, «хлопцям» официально рекомендовалось брать жен только из своей среды «в целях спасения казацкой нации от вырождения».
      Преподавание русского языка было запрещено, в армии шли массовые чистки от «неукраинцев»... (В то же время Петлюра согласился на использование солдат чехословацкого и польского корпусов для подавления революционных выступлений крестьян, призвал Антанту на помощь в борьбе против коммунистов, завязал близкие отношения с Западом через масонские ложи — странные действия на фоне лозунгов о самоопределении. Франция, к примеру, обещала помощь на условиях превращения Украины в протекторат. Типа Алжира...)
       К 1919-му гонения на русских отличались от гонений на евреев лишь тем, что первых расстреливали под классовыми и идеологическими лозунгами, вторых — под национальными. «Объединительная» версия: «Евреи суть скрытые большевики, поскольку московский режим во главе с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Радеком и т. д. — еврейский режим». Полуграмотные «хлопци» охотно соглашались: евреи — не православные, продали Христа, не признают его Спасителем и вообще чужаки.
       А ведь до кровавых событий на Украине Петлюра исповедовал не АНТИ-, а ФИЛОсемитизм. В семинарии его дразнили «еврейским батьком» — он заступался за евреев; в своих публикациях призывал «пробуждать любовь к невинным жертвам, а строй, при коем возможно издевательство над целым народом, ненавидеть». Что же случилось потом? Почему «Петлюрия» стала местом одного Большого Погрома? В поисках ответа обратимся к прошлому.
 

ЭКСКУРС В XVII — XVIII — XIX...
    Вспомним «Тараса Бульбу». Гениальный, болезненно честный Гоголь не стал выдумывать высокие мотивы для похода, в котором Тарас потерял обоих сыновей. Поход был «учебным», повод высосан из пальца, вот только кровь была настоящей — разве что своя перемешана с вином, а чужая — со слезами.
    В школьных хрестоматиях «неаппетитные» места повести (где избитые младенцы, отрезанные женские груди, содранная по колени кожа, утопленные в Днепре жиды...) пропущены, а после школы немногие, увы, берут Гоголя в руки. Случись это, читатель испытал бы не злые, а добрые чувства к тем, кого топчут, топят, режут и жгут.
    Это неожиданно — ведь «Тарас Бульба» написан тогда, когда еще отношением к евреям не мерили моральный уровень человека. (Это лишь в конце XIX — начале XX настоящие интеллигенты перестали подавать руку антисемитам любого ранга. А Гоголь и Шевченко воспринимали антисемитизм как не чуждую им национальную болезнь.)
     Евреев любить было трудно (может ли покупатель любить продавца, должник — кредитора, крестьянин — помещика?), однако «не любить» и «убивать» — разные понятия. Евреев же не столько не любили, сколько убивали. Восстание Богдана Хмельницкого обошлось им в 120-150 тысяч жизней, Колийивщина — в 30-40 тысяч. За что?!
     В свое время, ограбленные и гонимые испанцами, преследуемые лютеранами и кальвинистами, но, в отличие от цыган, не стремившиеся кочевать, миллионы евреев докатились до польско-литовских земель и осели здесь. Не ютились в шатрах, а строили дома-лавки-мельницы-маслобойки; не имея университетов, были поголовно грамотны; перенимая чужие языки, свято сохраняли свой древний язык.
     Еврей Янкель у Гоголя продавал все необходимое «по очень дешевой цене». «Широкодушные» казаки не торговались, не мелочились. Пока везло на богатый трофей... Если же поход заканчивался не викторией, а конфузией и нечем было расплатиться, вот тогда, вспомнив все обиды (от Христова распятия до недавнего заклада), можно было «рубануть саблей по тонкой жидовской шее, вспороть беременное брюхо его поганой Хайке, поднять на пики верещащих по-поросячьи детей да и забрать все, что поднакопил проклятый жид»! Еврейские погромы естественны, как град, мор, чума.
      Почему же эти люди все-таки выжили и не стали ни глупее, ни слабее?! Вот что ставит в тупик и распаляет душу антисемитов. Сколькие «приличные» народы исчезли с лица земли, а этот вот, сатанинское племя, живет и процветает...
Низкий поклон Гоголю за то, что он, как истинно великий художник, показал плоть народного антисемитизма. Погромная истерия захлестывала и самого писателя (не отвращение ли к себе в такие минуты стало одной из причин его безумия?)
     Кровь, грязь, предательство, пьяный разгул и похмельная одурь — это «Гайдамаки» Шевченко. В предисловии к поэме великий Кобзарь пишет: «Сердце болит, а рассказывать нужно: пусть видят сыновья и внуки, что отцы их ошибались, пусть братаются опять со своими врагами. Пусть покрытой рожью-пшеницей, не размежеванною останется навеки славянская земля».
     То есть да будет мир между народами-братьями — русскими, украинцами, поляками? Веками они беспощадно резали друг друга, заключая и нарушая союзы, призывая на помощь то турок, то татар, то шведов, то немцев. Пора бы и помириться.
     Но как быть с евреями, с жидами то есть? Как быть с теми, кто в многовековой вакханалии всегда был жертвой и никогда — палачом?
     Тысячи вольных «хлопцив» не знали иного труда, кроме ратного («Война живет войною и кормится войной»). А рядом, здесь же — рукой достать — другой мир, непонятные люди, которые не разрушают строения, а до бесконечности, с нелепым упорством восстанавливают их после очередного погрома, БУДТО ОН ПОСЛЕДНИЙ.

Детей учат не воевать, а читать, писать, торговать, ремеслам всяким обучают. Горилку, как надо, не пьют. Жен не колотят, не «учат». Деньги копят, а не раскидывают щедро по сторонам... И если внутриславянские счеты худо-бедно свести можно (кровь за кровь, смерть за смерть), то расчеты с евреями неизбежно заводят в тупик.
     У многих, даже дружественных элементов, понятие «еврей» ассоциируется с понятиями «буржуй», «лавочник» или просто «спекулянт». И за тысячелетия, кроме физического истребления, нашелся единственный «идеологический» выход — АНТИСЕМИТИЗМ. Болотный огонь его то тлеет, то разгорается, выкашивая сплошняком, выкуривая за кордон еврейские семьи и целые общины. Но к началу Гражданской войны их в Украине оставалось еще достаточно для Большого Погрома.

 РЕПЕТИЦИЯ ХОЛОКОСТА
    Быстрый в движениях, говорящий зажигательные речи на цветистой «мови», открытый простому народу символ национальных надежд, верховный атаман Симон Петлюра оказался на пьедестале, откуда не хотелось, да и не было возможности спуститься — можно было только упасть. Как часто его действия напоминали барахтанье неважного пловца в поисках дна или берега...
     Шесть армий одновременно сражались в Украине: петлюровская, большевистская, Белая, Антанты, польская и махновская. Временные блоки создавались и распадались (лишь большевики и деникинцы никогда не вступали в альянс), солдаты перебегали из лагеря в лагерь, Киев пять раз переходил из рук в руки.
      Некоторые историки нынче упрекают Деникина за отказ от сотрудничества с Петлюрой (мол, в этом причина краха Белого движения). Некорректная постановка вопроса! Генерал был стопроцентный государственник и воевал во имя Российской державы, а не только ради того, чтобы сокрушить большевизм. Потому во время Великой Отечественной войны он в эмиграции поддерживал Советский Союз, а украинские националисты формировали дивизию «Галичина»...
      В советской историографии и художественной литературе многое сфальсифицировано. Мы превратно представляем махновское движение благодаря столь же талантливому, сколь порой лживому роману Толстого «Хождение по мукам». Нестор Махно, последовательный анархист и демократ, искренне хотел освободить низы от любого гнета и пользовался поддержкой простого народа. Это была честная, а не лицемерная утопия, что приводило в бешенство куда менее романтичных большевиков.
     Шолохов правдивее рассказал о вступлении тысяч казаков в полонившую их Красную Армию. А о том, как и до этого не любившая жидов Конармия, «побелев» после вливания «свежей крови», стала отчетливо антисемитской, жестко поведал Бабель. К великому неудовольствию Буденного, хотя маршал сам с усмешкой говаривал: «Моя кавалерия, как редиска, — сверху красная, внутри белая».
      В 1924-м, когда «Красная новь» опубликовала фрагменты «Конармии», еще свежи были раны и трудно было обмануть память. Спустя 10 лет начали поголовно вырубать носителей ее, и «былинники речистые» (многие тоже еврейского происхождения) сделали Красную Армию стопроцентно героической!
     Сегодня мы находимся на очередном витке искажения нашего прошлого. Осторожно, господа, мы идем по минному полю нашей истории!
     Петлюровские «синежупанники», плохо организованные и недисциплинированные, часто не знали, кого и что они защищают. Лишь две силы удерживали армию от полного развала: авторитет Головного атамана и возможность пограбить. Погромы стали первой в истории попыткой «окончательного решения еврейского вопроса (терминология Гитлера) на ограниченной территории». Невозможность предвидеть события даже на день вперед, дешевизна человеческой жизни, безграничная возможность мгновенного обогащения — хаос и погром шли рука об руку.
     Сценарий простой: евреев обвиняли в сочувствии большевикам (подготовке восстания, саботаже и т.п.), требовали огромную контрибуцию (чтобы потом не рыться среди трупов) и, получив ее, начинали резню. Могли быть варианты: предлагаемые ассигнации петлюровец небрежно рвал: «Мы денег не берем — мы за душой пришли», в другой раз снимали одежду и обувь с убитых, срывали серьги, отрубали пальцы...
Анекдот тех лет:
- Бей жидов и почтальонов!
- Простите, а почтальонов за что?
     О евреях вопрос не возникал... Возбудить свое воинство на борьбу с большевиками социалист Петлюра — при равенстве (или близости) политических программ — мог лишь нажимая на самую чувствительную, самую действенную педаль. На доставшуюся ему от предков ненависть к жидам. С его одобрения действовали атаманы-погромщики Ангел, Зеленый, Тютюник, Булат-Булахович, и местечковые евреи боялись петлюровцев больше, чем любых других военных.
      Во все времена они поддерживали законную, легитимную власть куда энергичнее, чем разрушали ее. Сильная власть казалась менее опасной, чем анархическая вольница, как бы ни были красивы ее лозунги. Вот почему многие евреи не имели ничего против прихода немцев в 1918-м: культурные люди, не жгут, не стреляют без толку, не напиваются до полусмерти. И в 41-м немало евреев не спешило эвакуироваться: воспоминаниям двадцатилетней давности доверяли больше, чем разговорам о фашистском перерождении «приличной нации». В сравнении с петлюровцами очень выигрывали и большевики: до борьбы с космополитизмом, до «убийц в белых халатах» было еще далеко, а изрубленные тела родных — вот, перед глазами...
    За время гражданской войны деникинцы совершили 213 погромов, красные — 106, петлюровцы — около тысячи. Расхождение в данных о количестве жертв измеряется десятками тысяч: у погромов не было порядковых номеров, они не включались в месячные и квартальные отчеты.

КТО ВИНОВАТ? НУ ЯСНО...
      После разгрома Петлюра попытался сделать хорошую мину при плохой игре: «Главный итог моей деятельности — то, что я заставил Европу считаться с существованием Украины как самостоятельного государства». А сам в Варшаве заключил предательское соглашение с Пилсудским: в обмен на признание Петлюры верховным правителем Украины Польша получила Восточную Галицию, Западную Волынь и часть Полесья. В правительстве Петлюры появился польский надсмотрщик, начались ограничения для украинской культурной жизни...
    «Синежупанники» же в период интервенции белополяков превратились в обыкновенные бандформирования. После разгрома они оказались заграницей. Но Петлюра все же ухитрился создать очередной Всеукраинский повстанческий комитет, воспользовавшись враждебностью крестьян к Коммунии, от которой они ничего не ждали, кроме реквизиции хлеба да карательных экспедиций «кацапов и жидов». Неугомонный атаман вошел в контакт с румынскими властями, заручился поддержкой польского генштаба, побратался с Савинковым, так что ликвидация формирований петлюровцев отняла много сил у новой власти.
     Лишь в декабре 1921 года, преследуемый бригадой Котовского, Петлюра был окончательно выдворен за кордон. Но и отсюда пытался руководить антисоветским подпольем, пока НЭП и объявленная амнистия повстанцам не внесли успокоение в крестьянские массы. Известный петлюровец Хмара публично обратился к своему «атаману» с призывом вернуться домой.
      Но реалист Петлюра, спрятавшийся под именем Степана Могилы, отлично понимал, что ждет его в стране, в которой он благословил массовый террор. После Венгрии, Австрии, Германии он добрался до Парижа — Мекки российских эмигрантов — и предпринял попытку объединить украинские эмигрантские группы вокруг еженедельника «Тризуб».
    На страницах нового детища Петлюры практически не встречается слово «еврей», которым он пользовался в молодости, — только «жид», «жидовская политика», «украино-жидовские отношения» и т.д. Он все больше проникался ненавистью к евреям. За фальшь своего положения, за гнусность и гибельность погромов, развращавших душу движения и уничтожавших жалкие остатки дисциплины. Недаром он во время войны расценивал резню «жидов» — этих нарушителей спокойствия, от которых исходят все беды, — как храбрость, равную фронтовым заслугам.
    Если бы был суд, подобный Нюрнбергскому процессу, Петлюру судили бы не за то, что он не добился определенных результатов, а за то, что он их и не добивался. Мелкий обыватель, готовый поверить в то, во что выгодно верить, способный пожертвовать всем миром, но не своим тщеславием, он скомпрометировал и погубил дело возрождения нации. Его умственных способностей хватило лишь на создание имиджа. И свиты, которая делала короля...
     А роль судьи над Петлюрой взял на себя еврейский юноша Шолом Шварцбад. 25 мая 1926 года он сам приговорил к высшей мере и сам казнил кровавого авантюриста и антисемита, отомстив за своих родителей и за десятки тысяч погубленных петлюровцами евреев.
   «Совесть — это еврейская выдумка», — провозгласил Адольф Гитлер, запуская колесо Холокоста. О природе антисемитизма написано очень много: «Евреев ненавидят, потому что...» И выстраиваются цепочкой мотивы...
     Позволь предложить тебе, читатель, мою гипотезу.
    Антисемитизм лишь в некоторой степени явление политическое, религиозное и экономическое. По преимуществу же это явление психологическое. Это защитная реакция человечества на самое себя, БОЛЕЗНЬ СОВЕСТИ МИРА.
     Мы постоянно заходим в тупик, пытаясь понять, за что данный человек, которому евреи ничего плохого не сделали, так их ненавидит? Ищите другое: что он сам, его предки сделали евреям? Может, раздражают воспоминания о «подвигах» отцов, дедов, прадедов? Грех ведь считать их преступниками: они карали «христопродавцев», мстили за кровь христианских младенцев, на худой конец просто «гуляли». Потребность оправдать свою историю, а затем и самих себя столь велика, что любые аргументы идут в ход и используются даже высокими интеллектуалами.
    Кто не знает о бурном расцвете антисемитизма после погромов? О всплеске его после Отечественной войны? У побывавших «под немцем», у кого и хату сожгли, и скотину угнали, и родичей убили как партизан, чувство к оккупантам какое-то вялое, формальное, что ли, зато к евреям — бывшим соседям по улице, приятелям по детским играм, которых выгнали за околицу и всех положили в яру, — и ненависть, и страх. Как будто призраки их однажды ночью могут вернуться и чего-то такое припомнить...
И саднит душа, и нужно залить ее. Самогоном. Или ненавистью...