И всегда, когда ты думаешь, что это уже всё...

Известно, что в 1988 году я получил отравление газом в ирано-иракской войне. И в изобилии. Иранцы только что опубликовали свой ​​рассказ об этом и мои фотографии. Через некоторое время я получил полноценную неходжкинскую лимфому. Сегодня известно, что это, одно из наиболее распространенных смертельных раковых заболеваний, люди получают от контакта с ядовитым газом на поле боя.

В конце октября 1989 года моя болезнь так далеко продвинулись, что можно было предвидеть мою смерть. Тогда, 25 лет назад, немецкие врачи не имели никакого опыта с жертвами иприта. У меня было полтора литра воды в перикарде, неоперабельная опухоль средостения, размером с кулак, и мне не было дела ни до чего другого, и, конечно, точно не до воссоединения Германии. Мою тогдашнюю подругу в то время я знал только очень коротко. 

Когда она посетила меня однажды в университетской больнице Эссена в палате для обреченных, врачи сказали ей, (я был не в курсе), что семья должна заказать гроб заранее. Моя подруга (и теперь жена) не отказалась от меня в то время. Напротив, она забрала меня из клиники якобы для последнего свидания с семьёй и сегодня мы празднуем, как 25 лет назад, 2 ноября 1989 года, мы зарегистрировали наше супружество в небольшом ЗАГСе. Без обручальных колец, со случайными свидетелями (они были просто взяты с улицы) - что-то подобное небольшая община  никогда ещё не испытывала.

Все родственники, никто из них не присутствовал на быстро организованной свадьбе, думали, что мы сошли с ума. Как вы можете жениться тогда, когда человек должен жить ещё всего несколько часов, или не более трех дней? Моя жена тогда сказала University Hospital в Ессене, что мы поженились, и я не вернусь в следующую ночь в больницу.

Что она потом услышала, было ужасным: расшифровка последнего рентгена грудной клетки, оказывается, свидетельствовала, что я имел к тому же  большое количество метастаз, в отличие от предыдущего снимка.

И я должен немедленно вернуться в клинику.

Мы ничего не делали. Просто сидели и плакали. Мы ревели до утра и не забудем эту слезную от боли и печали "брачную ночь" никогда. 

На следующее утро мы были полностью готовы ехать в ессенскую клинику, но решили сначала сделать сравнительный рентгеновский снимок во Франкфурте. Удивительно! Метастаз не было. 

Это уже потом, в Ессене, выяснилось, что рентгеновская плёнка была с дефектом. Никаких метастаз не было. 

Я был болен, это верно. Но на самом деле излечила меня, абсолютно точно, любовь моей жены.  Женщины, которая после химикатов и радиации подняла меня на ноги. Она сказала, "что мы женаты и ты не можешь меня сейчас сделать вдовой, мы будем планировать наше будущее каждый день, будем планировать, как мы хотим его прожить".

В палате для обречённых умерли все, чьи родственники смирились со смертью. А моя жена пришла и стала "ковать" планы со мной. С 200 лейкоцитами в стерильной камере я листал каталоги и выбирал, куда мы поедем в первое наше путешествие. А позднее я планировал наше венчание в церкви.

У меня не было больше ни секунды, чтобы думать о смерти. Я отказался от морфия, который снимал боль. Я был женат. Вот об этом вспоминали я и моя жена сегодня за завтраком в наш юбилей.

О нашей "первой брачной ночи", о моём смертельном страхе и о её страхе, что она может стать вдовой и должна будет организовывать похороны. 

Я получил на многих войнах и залечил множество ран, работая в качестве военного корреспондента. И пережил три инфаркта. 

Если я чему то в жизни и научился, то это тому, что часто всё оказывается не так, как думается. И очень важно, чтобы вы никогда не сдавались, даже в самых безнадёжных ситуациях. 

Если кто-то тяжело болен и потерял всякую надежду, или больны ваши близкие или знакомые, подумайте, пожалуйста, хоть минуту о том, что я вам тут, спустя 25 лет после смертного приговора, в день моей серебряной свадьбы, написал. И всегда, когда ты думаешь, что это уже всё, приходит откуда-то луч света...