Очевидно, для того чтобы ответить на первый вопрос (как отразились особенности западного душевного склада в демократическом устройстве), необходимо сказать о том, что представляет собой сам этот душевный склад, в чем его специфика по сравнению, например, с душевной особенностью русских или восточных народов? Отчасти об этом уже было сказано выше: западное душевное устройство (понятно, что речь идет о самой обобщенной характеристике) есть устройство шизотимическое (здоровый, не болезненный вариант замкнуто-углубленного, аутистического характера - не путать с аутизмом!), при этом шизотимическое с преобладающей рационалистической, интеллектуальной составляющей. Этим данный душевный склад отличается, с одной стороны, от природной душевной особенности россиян (природная душевная реалистичность, часто с переживанием своей неполноценности, глубокими нравственными исканиями), а с другой - от тоже природного душевного устройства многих восточных народов (тоже шизотимический склад, но иной структуры, с чувственно-образной, иногда даже чувственно-эротической, доминантой). Поясню здесь. Под шизотимическим (аутистическим, замкнуто-углубленным) душевным устройством (имеющим, впрочем, множество вариантов) понимается характер людей идеалистического склада души (в противоположность людям с материалистическим мироощущением-мировоззрением), идеалистичность которого сказывается в переживании изначальности духовного по отношению к телесному, материальному. Примерами такого переживания, известными из культуры, могут быть и возвышенно-стройные музыкальные композиции И. С. Баха, и столь же стройное, углубленно-символическое (психосимволическое) литературное творчество Г. Гессе, и утонченно-бестелесные образы обнаженных женщин на картинах Модильяни, и отстраненно-теоретическое, лишенное земного полнокровия, но прекрасное в своей сложности-концептуальности научное творчество И. Канта, Г.-Ф.-В. Гегеля, З. Фрейда, А. Эйнштейна, многих других ученых-теоретиков, представителей разных наук (особенно в математике, теоретической физике, идеалистической философии, психологии). Таким образом, именно отвлеченность-теоретичность мышления и чувствования, особая, с чувством первичности Духа, погруженность в себя (интровертированность) отличает людей данного душевного склада от представителей иных характеров (см.: Бурно, 2008a: 43-57; 250-254; Волков, 2000: 227-268).
Между тем, как уже отмечалось, шизотимный (аутистический) характер в реальности может иметь множество вариантов, создающих большое многообразие его проявлений в науке, культуре, искусстве, как и в общественной жизни, в политике. Одним из таких вариантов шизотимного склада можно считать западную, интеллектуально-рациональную, аутистичность. Данный тип аутистического характера можно было бы назвать еще аутистически-прагматическим, из-за свойственной ему особого рода практичности - практичности, основанной не на земной расчетливости-расторопности (как, например, у русских купцов), а на (пускай и миниатюрной) концепции. М. Е. Бурно так пишет об этом в своем рассуждении об американском прагматизме (и основанном на нем сегодняшнем профессионализме в психотерапии): «Предполагаю, что Америка стала прагматической, как, в известной мере, прагматической была еще раньше и Европа, прежде всего благодаря природным идеалистически-интеллектуальным особенностям западной души в сравнении с дальневосточной идеалистически-чувственной душой и душой российской, особенной, склонной к сомневающемуся, тревожно-материалистическому, более мечтательному, нежели деятельному, анализу с неэнергичным состраданием к тому, кто в беде. Это задушевно-аналитическое российски-чеховское, как известно, уживалось, переплеталось в России с российской агрессивностью-жестокостью. Аутистичность-идеалистичность, в широком (блейлеров-ском) смысле, нередко весьма практична, но именно теоретически-концептуальной, прагматической практичностью, с ее неослабевающим чувством порядка-гармонии. Американская аутистичность при этом, видимо, более реалистоподобна, нежели европейская. В любом случае аутистичность наводит более или менее основательный, серьезный распорядок в делах, занятиях с трезвым анализом, режимом, осторожностью, совершенствованием, со строгими экзаменами и перспективой» (Бурно, 2008b: 17) (курсив мой. - Г. К.). И, замечу уже от себя, такая прагматичность, по-видимому, отчетливо проявляет себя как в бытовых вопросах, в делах профессии, в духовной жизни (известная деловитость американцев даже в вопросах религии), так и в обустройстве хозяйственной и политической жизни.
Но, как пояснил профессор Бурно, прагматизм - свойство не только американского характера, он присущ и европейцам (составляет типичное душевное у них), вообще составляет известную душевную особенность не только современной, но и Старой Европы (Европы прошлых веков). В этом отношении весьма ценными представляются рассуждения философа, известного специалиста по истории западноевропейской философии (в частности философии европейского Просвещения) Т. Б. Длугач о понятии здравого смысла. В своей книге, выдержавшей несколько изданий, о жизни и творчестве трех крупнейших мыслителей Просвещения (Гольбах, Гельвеций, Руссо), профессор Длугач показывает принципиальное значение здравого смысла (понимаемого ей как «особая способность рассудка, а именно умение самостоятельно рассуждать о предметах и событиях повседневной жизни, умение, которое соотносится с более широкой способностью разума судить обо всех явлениях и объектах бесконечной действительности») для становления новоевропейской культуры, и в частности для вышедшей из нее политической демократии (Длугач, 2008: 4). Интересно то, как описывает исследовательница в своей книге «человека здравого смысла»: «Что же скрывается за здравым смыслом? Если исходить из самых общих интуитивных представлений, то здравый смысл предстает как способность каждого человека самостоятельно решать вопросы и преодолевать трудности своей повседневной жизни, исходя из собственных интересов, но при этом учитывая интересы и других и действуя таким образом, чтобы жизнь протекала нормально и чтобы не возникали конфликты, способные потрясти ее основания. Человек, обладающий здравым смыслом, спокойно налаживает свой быт, оптимально организует работу, находит наилучший выход из возникающих на жизненном пути тупиков. ...Отсутствие здравого смысла оборачивается полной неприспособленностью к житейским ситуациям, ведет к непрерывным коллизиям и даже катастрофам» (там же: 4) (курсив мой. - Г. К. ). В другом месте Т. Б. Длугач также отмечает такую специфическую черту здравого смысла, как его особая внутренняя связь с индивидуальной ответственностью, ответственностью человека за свою повседневную жизнь, «за этот поступок, за этот день, за это содержание своего поведения» (там же: 9).
Безусловно, рассуждения исследовательницы о здравом смысле носят теоретический характер и не связаны с характерологией, но за ее описаниями здравомыслящего субъекта Нового времени без труда угадываются черты определенного характерологического склада, душевной структуры аутисти-ческого европейца-прагматика («автономного индивида» классических философов Нового времени). Как утверждает сама Тамара Борисовна, «фактически понятие здравого смысла тождественно понятию автономной личности, которая формируется, начиная с XVII в., и постепенно становится основой демократического общества» (там же: 9) (курсив мой. - Г. К.). Однако в каком смысле прагматически-аутистическое душевное устройство обнаруживает здесь связь с определенной политической формой, с демократией? Думаю, дело в том, что сама демократия по своей сути - вполне прагматическое устройство и представляет собой не что иное, как искусно разработанный механизм, машину согласования интересов. И этот механизм, машина (точнее, ее модель) не случайно возникла в период раннего европейского модерна (ранней Современности) с его нарождающимся капитализмом, бурно утверждавшим себя индивидуализмом собственников и неизбежно возникавшими в этой конкурентной среде экономическими и политико-правовыми конфликтами (вплоть до состояния «войны всех против всех», описанного Томасом Гоббсом). И вот именно демократия (и в более широком смысле общественный договор, социальный контракт, теоретически описанный новоевропейскими мыслителями XVII-XVIII вв.) как особого рода искусственное изобретение становится для новоевропейского человека спасительным выходом из создавшегося положения. «...Полагаясь на себя, преследуя свои собственные интересы, каждый человек как будто совершенно игнорирует других и, более того, на каждом шагу рискует вступить с ними в конфликт. И тем не менее тот самый здравый смысл, который, казалось бы, побуждает каждого стремиться к собственной выгоде, заставляет его считаться и с интересами других и искать с ними компромисса. В собственном смысле демократия и есть система компромиссов; это не власть большинства (или даже всего народа), а реальность компромиссов между различными группами, слоями, партиями, индивидами. В подобных компромиссах (или, как сказали бы сейчас, консенсусах) утверждается не что иное, как партнерство, способствующее укреплению социального равенства. Иными словами, компромисс, по сути дела, есть выражение обоюдного (всестороннего) уважения и признания прав других автономных личностей» (там же: 9-10; 284-288) (курсив мой. - Г. К.). Что это, если не прагматизм, с его аутистически-теоретической основой в виде идеи формального равенства индивидов, разумного компромисса, уважения прав, немного холодноватый, но зато весьма расчетливый, с красиво-интеллектуальной, полезной, а главное - четко выверенной концепцией?
Комментарии