Удивительный фильм Андрея Кончаловского

№ 40 (432) от 23 октября 2014 [«Аргументы Недели», Татьяна Москвина ]

Неожиданный благотворительный жест Первого канала, показавшего на всю страну картину А. Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», напомнил людям, давно забывшим дорогу в кинотеатры, что такое авторское художественное кино.

Дело труба: труба: нынче не посмотрел фильм на фестивале – в кино его уже не найдёшь. И так-то художественному фильму пробиться на экран сквозь мозги кинопрокатчиков почти невозможно, а тут ещё закон о мате. Режиссёры беды не ждали, снимали себе свободно народную жизнь («Левиафан» Звягинцева, те же «Белые ночи») – пришлось слова, угрожающие народной нравственности, «запикать», хотя по артикуляции героев восстановить правду бытия нетрудно. Ежели вдруг кто её не знает.

Фильм Кончаловского, только что получивший «Серебряного льва» в Венеции за лучшую режиссуру, – удивительное явление и в биографии режиссёра, и в общем ассортименте нашего кинематографа. В нём прежде всего нет ни малейшей агрессии. Режиссёр ничего не хочет навязать зрителю, никакой идеологии, никаких «предрассудков любимой мысли», он элегантно растворяет свою личность в изображении и, отказываясь от нарочитого мастерства, достигает мастерства высшего типа.

Это только кажется, будто Кончаловский простодушно и безыскусно снял быт северной деревни, что близ космодрома Плесецк, любуясь лицами и пейзажами. В его фильме нет актёров, в нём участвуют реальные жители. Однако искусство применено изощрённое, виртуозное, редкостное. Благодаря спокойному и нежному монтажу мы точно перелистываем книгу жизни с живыми картинками, и за спиной не стоит никакого учителя, тыкающего указкой. Нет нагнетания ужасов или сентиментальной истерики (ах, вот вам умирающая русская деревня, рыдайте, проклинайте!). Мы видим Русский Север через влюблённые глаза автора картины, и они полны тихой грусти и ласковой улыбки. Конечно, разрушенная школа вроде бы говорит нам об упадке этих мест, а счастливая молодуха, улепётывающая в Архангельск, потому что чудом нашла там работу, – об отсутствующей перспективе их развития. Но это взгляд реалистический, а у Кончаловского на этот раз взгляд поэтический. И дивный серый кот, что мерещится почтальону Тряпицыну, или обитающая в реке кикимора, о которой он рассказывает другу-мальчику, свидетельствуют о здешней жизни куда убедительнее. В её скудных буднях светится что-то высшее, вечное, нерукотворное.

«Сама-то жизнь есть радость, и бедная, и горькая – всё радость...» – говорит в пьесе А.Н. Островского «Трудовой хлеб» герой – нищий учитель.

Эти слова можно поставить эпиграфом к фильму Кончаловского. Он взял именно людей «трудового хлеба», людей без прикрас и притворства, грешных, земных, подворовывающих, попивающих – но настоящих. Ситуации, в которые они попадают, конечно, предложены им на съёмках, но ситуации эти типовые, возможные, реалистические. Не могли, что ли, поселяне, свистнуть у честного почтальона мотор с лодки? За милую душу. Но и в этом прискорбном происшествии нет драматического надрыва. Вся неказистая жизнь северной деревни утопает в тишине и красоте, которые обволакивают огорчённую душу, очищают существование, связывают людей и землю в единое гармоническое целое. Над горделивыми «отрывами» от земли режиссёр насмешливо улыбнулся – но тоже без агрессии.

Вот почтальон Тряпицын ранним утром сидит на брёвнышке рядом с товарищем, а за их спинами с космодрома Плесецк в небо стартует ракета. Они даже не вздрагивают и не поворачиваются, продолжая свой неспешный разговор о главном, что-де и в магазинах всё есть, и пенсию выдают, а народ что-то нервный... Но зачем нервничает народ? Дома построены крепкие, внутри чисто-вымыто даже у пьющих, в реке рыба не переводится, и, если ловить её удочкой, не браконьерствовать неводом, строгий инспектор не придерётся. Жаль, что поселяне не могут в полной мере оценить красоту своей земли и полюбить её как следует – наверное, для этого надо немало постранствовать и настрадаться на чужбине, как это случилось с самим Кончаловским.

Когда он снимал «Белые ночи почтальона Тряпицына», за его спиной наконец-то не стояло никакого западного продюсера с его невыносимыми пошлостями. Не давили коммерческие задачи. Не толкались в уме разные заветные идеи о русском пути. Он вообще как будто «отключил голову» и погрузился в чистое созерцание. Припал, можно сказать, к родной земле – и она ему что-то навеяла, нашептала, вернула к искренности и свежести его первых шагов в искусстве. К «Первому учителю», к «Асе Клячиной». Это беспримерная и очень поучительная история, что-то важное рассказывающая нам о природе таланта и смысле мастерства. О том, что возможно, вместо того чтобы копить и умножать нажитые штампы, воображая их профессией, взять и отказаться от всего, начать сначала, сказать себе: «Я ничего не знаю о кино». Посмотреть на жизнь смиренным, благоговейным взглядом ученика, а не судьи!

Никогда бы не подумала, что это произойдёт именно с интеллектуалом Кончаловским, таким уверенным и всезнающим, но хорошо бы, чтобы это произошло ещё с кем-нибудь из мастеров кинематографа. Всё-таки приятно иногда вспоминать, что кино может быть искусством, а не только способом траты и добычи денег.