Записки вохровского милуимника

Вдогонку обсуждаемым в последние дни фотографиям арабских тюремных трапез я решил собрать воедино прежние свои посты с записками вохровского милуимника и комментариями к ним.

Райская жизнь арабских заключенных, повязанных за терроризм, это только наши внутренние израильские проблемы. Изначально плененных незаконных комбатантов решили не записывать в плененные незаконные комбатанты, поскольку они будут никем и ничем, и их можно смело вешать приказом любого израильского командира. И тогда они все скопом получили статус "что-то вроде" военнопленного. И как военнопленные они имеют все права военнопленных, пищевое довольствие из армейских складов пленившей их армии, медицинское обслуживание по полной, включая зубы, прививки, и дополнительное питание в неограниченных количествах от Красного Креста, опять же закупаемое у местных поставщиков, Штрауса и Тнувы. Вовремя неповешенный бунтовщик имеет право требовать от пленившей его армии ВСЁ. Армия обязана обеспечить вовремя неповешенному бунтовщику достойные условия содержания, включая медицинские. В противном случае ЦАХАЛу записывают в копилку еще одно военное преступление.

Во время операции в Дженине-Дженине нам, тыловикам из охраны тюрьмы Мегиддо, мясное в последнюю очередь поставляли, т.е. две недели мясного не было, а был один луф мерзкий, фарш сосисочный, мы тихо молчали, поскольку тыловым крысам молчать положено. А внизу у меня под вышкой пекарня ночной выпечки. И сидельцы кучками вокруг этих подносов с барашка над кускусом сидят, давятся, почти всё на подносах оставляют, а мы на луфе две недели.

Кто там сидит? Мусульмане и только. Намаз они совершали регулярно, почти все, кого повяжут, ХАМАС, ФАТХ, Джихад Исламский. Увиливающие от намаза стояли в сторонке, без крестов.

Красный Крест собирает по миру членские взносы и выдает жертвователям красивые марки. На марках изображены девочка и мальчик в пионерских галстуках. На плече девочки тяжелая санитарная сумка. На ее локте нарукавная повязка с Красным Крестом. На локте мальчика нарукавная повязка с красным полумесяцем. Мальчик смугленький, от анатолийских родителей. Девочка беленькая, из Саратова. Этих детей хорошо покормили обедом, завтраком и ужином. Ко сну им полагается булочка с кружкой молока, и завтрашние раздачи — тоже не последний день Помпеи.

В Политехническом институте имени Калинина, на Электромехе, тихому и худому студенту поручили собирать членские взносы Красного Креста по пятьдесят копеек. Студент обошел товарищей, собрал с них десять рублей, выдал марки, потом весь день ходил кругами вокруг конверта с медью, а вечером в Хьюстоне пропил всю десятку. Глузман видел, куда идут непропитые членские взносы Красного Креста. Он служил охранником в армейской тюрьме Меггидо и охранял на вышке арабских военнопленных.

В Армагеддоне зэки не голодали, их завхоз еженедельно разгружал завозимое интендантами пищевое довольствие, утрамбовывал бараньими мороженными брикетами складские холодильники, отвешивал на кухне крупы и расхаживал в цивильном пиджаке. Как и все абреки завхоз был обут в кожанные шлепанцы. Появление башмаков настораживает охрану и говорит о предстоящем лагерном бунте. Из кухни арабы выходили с полными дымящимися подносами. Дружескими компаниями они усаживались на корточки вокруг подносов с разварным кускусом. Поверх кускуса повар наваливал вареную баранину с овощами. Здоровые глотки давились, но все это съесть не могли и бóльшую часть подносов опорожняли в мусорные баки. Ночью арабская пекарня возле третьей вышки пекла лепешки и очень раздражала завистливых резервистов.

Скучающая душа армагеддонского зэка требует гастрономических изысков. Тут ей на помощь приходит Красный Крест и оплачивает закупки вкусненького у местных производителей. Тяжелые фуры с израильскими йогуртами подъезжают к лагерным воротам, и завхоз в цивильном пиджаке распоряжается командой шестерок, тягающих коробки. Это солидный и надежный клиент. Хорошему клиенту производитель дарит на пробу несколько коробок с новыми образцами молочных продуктов. С внутренней стороны лагеря вдоль колючей проволоки высились штабеля полуторалитровых бутылок кока-колы. Зэки тянули срок, а резервисты армейскую лямку. Зэки давились разварной бараниной, а резервисты после дежурства пили водку. И тихо было.

Давид Коэн числился среди израильтян, уклоняющихся от гражданского долга ежегодно облачаться в зеленое, покидать семьи и с винтовкой охранять родину. Хорошими справками Давид Коэн никогда не запасался и объявлялся в полку с опозданием на неделю-другую, мрачный и злой. Когда он будет точно, не знал никто, а он тем более.

Стоял Глузман на утреннем разводе караула и слушал инструкцию от дежурного офицера, как служить и чего нельзя делать.

— ... нельзя спать, читать газеты, книги, слушать музыку, покидать пост, обращаться к заключенным с предложением купить шуарму за двадцать шекелей или любые диски по пять шекелей, какие хочешь диски, все по пять.

— Значит, Давид вечером приехал, — пронеслось среди заступающих в караул.

— Разговорчики! — напомнил лейтенант.

После развода лейтенант рассказал, что в два часа ночи старосты лагеря звонят в администрацию. Заткните, говорят, солдата на одиннадцатой вышке, а то он по-хорошему не желает. У нас все есть, как у саратовских и турецких детей.

Я в Мегиддо первый раз попал в 2000-ом году. Группа надзирателей, входящих в зону была снаряжена только дубинками, противогазами и шумовыми/газовыми гранатами. Снаружи у калитки их чаще всего милуимники подстраховывали, с М-16. Солдаты с гауптвахты, когда заступали на вышку или в прикалитную подстраховку, получали полное снаряжение милуимника и искупали дурные проступки с той же винтовкой в руке. Такое единение всех слоев общества умиляло и вселяло гордость за победную поступь сионизма — одни зэки других сторожат, только первые это наши, еврейские зэки, которых месяц военная полиция на гражданке разыскивала, если дурак из увольнительной не вернулся, а назавтра тем более стыдно взыскание получать.

В вахту нашего полка в первую же ночь зеленый милуимник стал с вышки кричать зэкам, кто они такие. Шауиши позвонили в администрацию, жалуются, говорят, что охранник с вышки плюется. Тут же парня сняли с дежурства. Утром разводящий рассказал про ночной балаган и сообщил какое наказание парень получил — неделю гауптвахты.

Знакомый врач рассказывал. Были у него дежурства в Мегиддо от ШАБАСа. И плеснули как-то зэки начальнику тюрьмы кипящим маслом в лицо. Вошли ребята в зону, дубинками спокойно обработали с душой всех подряд и вышли. Очень скоро зэки вынесли к калитке плеснувшего маслом, который от арабских побоев чуть дышал. Врач не спеша оказывает медицинскую помощь — ищет новый бланк, заполняет его, спрашивает больного, на что он жалуется. У больного переносица надвое расколота вертикальным расколом. Промывает переносицу дезраствором и садится на телефон амбуланс вызванивать. Приехал амбуланс. Стали оформлять бумаги, оформили, передали с рук на руки и в РАМБАМ повезли. Выжил больной, живучим оказался.

Враги навалились как тати в ночи,

Как вохра к огню после стужи.

И долго спартанцы вонзали мечи

В персидские чёрные души.

 Хороший еврей любит разговаривать руками. Его красивая речь поощряется армейским начальством. Хочешь преуспеть, следи за чистотой жеста, отрабатывай автоматизм в подборе кистевого взмаха. Выверенное движение ладони побивает любой безупречный силлогизм оппонента, и великий древнееврейский язык неумолимо скатывается в беспомощный жаргон доминирующих арабских прибауток. А что сказать о молчаливом еврее с неподвижными руками? Он еврей? Опасен ли он? Может, задумал недоброе? Почему отлынивает?

Служил в полку Цахи, скромный тель-авивский аккупунктурщик. Любил Цахи расхаживать в шапке-ушанке с опущенными ушами, молчал себе на уме, учился в Пекине и не любил разговаривать руками. После дежурства вынимал Цахи из рюкзака ароматные китайские палочки, возжигал сандал и обкладывал иголками товарищей. После цахиевой аккупунктуры хочется спать, без нее тоже, но в армагеддонской тюрьме отдыхающему резервисту не дают отоспаться, и не проси, служба такая, сирена воет. Амуницию из-под койки на плечи, винтовку из-под подушки в зубы, пластиковый прозрачный щит на локоть и вперед в оцепление. Между кольцом резервистов и толпой повязанных зэков пропасть вражды, колючая проволока и штабеля с кока-колой. Испуганный парнишка из камнеметателей спрашивает у матерого соратника:

— Что это, дяденька?

— Это вохровские учения, мальчик, таргиль по-ихнему, — отвечает матерый соратник в зимней куртке офицера арафатовской полиции.

Ночью дежурить тоже не хочется. Хочется спать и скучно. Скучающие вышки объезжает начальник караула, разливает резервистам горячий кофе из тяжелого термоса и заглядывает им в глаза. В такую обыденную ночь, то есть однажды, не скучали ни охранники, ни зэки. Зэки первые начали. В пятидесяти метрах от вышки Глузмана, правее, ближе к перекрестку Мегиддо, зэки стали громко кричать. Шумели в палатке возле колючей проволоки, как ра напротив соседней вышки, где Цахи стоял. Очень быстро кричащие арабы выбежали из палатки на свежий воздух. Они недолго спорили. Вступив в преступный сговор, они похватали доступные предметы и стали кидать доступными предметами в ближайшую вышку. Завыла сирена. Позвонили из дежурки и предупредили о возможном развитии этого футбольного хулиганства. Выбежали заспанные товарищи с пластиковыми щитами, и у арабов как назло кончился запас того, чем стоит кидаться.

Палатки арабы не жгли, колючую проволоку не штурмовали, и обкиданный Цахи не стрелял по обидчикам. Шум затихал. С разных концов лагеря показались неконвоируемые старосты отделений. Надзиратили впустили их в бунтующую зону утихомирить соратников. Через час отдельные зэки курили возле палаток. Умолкли сторожевые собаки. Еще через час Глузмана сменили. Возле своей койки бледный Цахи зажег несколько ароматных палочек и занялся самолечением.

— Цахи, а что это за тяжелая железяка в твою вышку грохнулась? — спросил Глузман медика.

— Банка с яблочным вареньем, — ответил Цахи.

Утром офицеры рассказали, почему арабы в Цахи кинули яблочное варенье. В той палатке пятая часть зэков была из арафатовского ФАТХа, а остальные хамасовцы. Фатховец ночью решил свести старые счеты с хамасовским недругом, завел себе будильник, встал и проломил спящему голову. Слабо проломил, отчего по ночным израильским дорогам мчался в больницу амбуланс с раненым хамасовцем, и в больнице добрые айболиты бойцу голову залатали.

В тюрьме Мегиддо Глузман сторожил арабских военнопленных. В два часа ночи он слез с вышки и побрел в клубный вагончик кофейку испить. Вохра сидела перед телевизором и напряженно пожирала южнокорейскую порнушку с немецкого канала. Это интересно. Плюгавенький студент искал себя в большом мегаполисе и утешался с такой же плюгавенькой девицей. Хорошо, что их только ночью показывают, и дети не видят. Йоко Оно при белом фортепьяно — Венера супротив порнушкиной девицы. Или они там кино нуар снимали, поди разберись.

Резервисты тоже не понимали, чего это влюбленные задумчивые сидят. У двери вагончика валялись подсумки да противогазы, от кексиков и соленого печенья возле вечнокипящего кипятильника остались одни ошметки, а парочка страдальчески ходит вокруг да около. Резервисты недовольно завозмущались, и всё по-русски, советы посыпались, что парню надлежит учинить, дабы перед людьми не осрамиться. Потом девица заплакала и по-немецки монологом разродилась — как есть нуар, да ну их! И спать хочется в три часа ночи. Глузман двинулся к своей койке. Ботинки под койку, винтовку под подушку, открывается дверь, входит Марик в стоячем положении, приличный человек, на гражданке тфилин лепит, платят хорошо, но зрение садится капитально.

— Пузырь нужен, — требует Марик.

— Нету пузыря.

— Утром два верну. Четыре, — Марик аккуратно развернулся и ушел в ночь. Утром он с Глузманом не разговаривал, он вообще ни с кем целый день не разговаривал.

Боевой рупор ХАМАСа Палестин.инфо обличает кровавый режим сионистов — «Израиль» отказал палестинским узникам в получении образования:

"Узники «израильских» застенков провели акцию протеста, требуя от «израильских» властей соблюдения базовых человеческих прав, прекращения унижений и издевательств, регулярно практикующихся в тюрьмах. В ответ на это «Израиль» отказал узникам в получении образования. Благодаря активному ходатайству международных правозащитников палестинские узники некоторое время назад получили разрешение на дистанционное обучение в различных университетах и начали учебу. Несколько из них уже были близки к завершению курса и экзаменам, когда пришел отзыв разрешения обучения. Это означает, что большинство палестинцев будут вынуждены потерять год обучения как минимум. Правозащитные организации заявили, что «Израиль» обязан обеспечить людям, находящимся в тюрьмах, право на получение образования."

"Некоторое время" это десятки лет, но суть от этого не меняется — арабские зэки потеряют год бесплатного обучения в израильских унивеситетах зазря.

Палестин.инфо рассказывает о новых преступлениях сионистов — После операции на сердце состояние палестинского узника Замиля Шалуфа, отбывающего срок в «израильской» тюрьме в Бир Саба, серьезно ухудшилось. Министерство по делам заключенных обратилось ко всем правозащитным организациям оказать посильную помощь, чтобы спасти жизнь палестинца. Замиль Шалуф находится в сионистских застенках с марта 2008 года. «Израильские» тюремщики из Ашкелона подвергли его жестоким допросам с применением пыток, в результате которых палестинец в тяжелом состоянии попал в медицинский центр «Барзилай». Рияд аль-Ашкар, глава информационного управления при министерстве, рассказал, что больное сердце Шалуфа (о чем были осведомлены и в тюрьме, и в больнице) не выдержало таких издевательств. «Израильские» врачи предложили палестинцу рискованную операцию, на которую Шалуф, видя своё безнадежное положение, согласился.

«После медицинских манипуляций в сионистской больнице, у палестинца начались серьезные осложнения. Слабость, боли во всем теле, бледность кожи, это лишь немногие внешние признаки сердечной недостаточности»..

Израильский налогоплательщик посредством тюремного управления ШАБАС оплатил операцию на сердце пленной твари. Эта пленная тварь Замиль Шалуф в благодарность ашкелонским прифронтовым врачам их же обвиняет в бледности своей нежной кожи. Его гневное слово должно быть услышано. Немедленно прекратить в израильских больницах проведение операций на сердце палестинским узникам! Пусть лучше оптальгином лечатся! Оптальгин надежнее и здоровее.

Нам в Мегиддо командир палатку показал, где скучают полицейские ФАТХа, которые в Рамалле милуимников на куски порвали. Кто-то из ребят хохорился: "Ух, дали бы мне пулемет, рука б не дрогнула." И у меня частенько пулеметные мысли были. И не знаю, дрогнула бы рука или нет.

1. Лисий штремл и пейс вороной

Есть в саду ресторанчик отличный.
Скучно-грустно арабке одной.
Подошёл к ней хасид симпатичный.
Лисий штремл и пейс вороной.

"Разрешите, арабка почтенная,
Одинокий нарушить покой".
И придвинулся ближе к ней парень.
Лисий штремл и пейс вороной.

Ночь прошла так спокойно и тихо.
В Шхем арабка вернулась домой.
И всю ночь ей мерещился парень.
Лисий штремл и пейс вороной.

А наутро начальник Хамаса
Ей повесил корсетик взрывной
И велел через час подорваться
В ресторане, где пейс вороной.

Обкурившись, зашла в ресторанчик,
Надавила на кнопку рукой.
И обрызгал кровавый фонтанчик
Лисий штремл и пейс вороной.

Он лежал так спокойно и тихо,
Как повешенный ключ в проходной.
Лисий штремл валялся на кассе.
Взрывом выдрало пейс вороной.

Есть в аду изолятор бессрочный.
Там начальник Хамаса сидит.
Красит губы помадой ларёчной.
И очко третий год не болит.

А в раю на полянке клубничной
Скучно-грустно шахидке одной.
Не придёт к ней хасид симпатичный.
Лисий штремл и пейс вороной.


2. Крылья сзади и нимб золотой

На небесной полянке клубничной.
Скучно-грустно шахидке одной.
Подошёл серафим симпатичный.
Крылья сзади и нимб золотой.

"Разрешите, шахидка почтенная,
Одинокий нарушить покой".
И придвинулся к ней серафимчик.
Крылья сзади и нимб золотой.

Ночь прошла так спокойно и тихо,
Как рассветный коровий удой.
И шахидка всю ночь вспоминала
Крылья сзади и нимб золотой.

А наутро начальник Чистилища
Ей вручил сковородку с углём
И велел завалить серафима.
Крылья сзади и нимб золотой.

Подкрепилась в полях конопляных,
Поплыла на клубничный лужок
И метнула большой сковородкой
В надголовный златистый кружок.

Он лежал так спокойно и тихо,
Как Титаник под хмурой водой.
Перебито крыло сковородкой.
Искорёжился нимб золотой.

Есть в аду изолятор бессрочный.
Вельзевул там прикован к печи
За характер поганый и склочный,
За полёт сковородки с углём.

На печи средь больших сковородок
Скучно-грустно шармуте одной.
Не придёт серафим, мил и кроток.
Крылья сзади и нимб золотой.

3. Пулемёт и гранат двадцать пять

Есть в аду изолятор глубокий.
Скучно-грустно такой охранять.
На пятнадцатой вышке высокой
Пулемёт и гранат двадцать пять.

"Разрешите, злодеи почтенные,
Ваш острожный покой подорвать".
Улыбнулся и нежно погладил
Пулемёт и гранат двадцать пять.

Ночь тянулась в затишьи глубоком.
Тишину эту не передать.
И с пятнадцатой вышки высокой
Резервист стал гранаты кидать.

Схоронили начальство Хамаса.
Ходит в сиротах фатхова рать.
Поработали боеприпасы,
Пулемёт и гранат двадцать пять.

А наутро начальник охраны
Указал на старинный плакат —
Содержите на вышке в исправности
Пулемёт и полсотни гранат.

Ни пылинки в ручном пулемёте.
Под ногами полсотни гранат.
И на этой возвышенной ноте
Выпил водки резервный солдат.

А внизу средь больших сковородок
Вельзевул и какая-то тёть
Осуждали того резервиста,
Пулемёт и гранат двадцать пять.

Есть в аду изолятор шизовый.
Скучно-грустно такой охранять.
На двенадцатой необразцовой
Пулемёт и гранат двадцать пять.

Только старостам-шауишам позволено открыто ходить по зоне с мобильниками, именно для возможности оперативной связи с администрацией. Всякое бывает — то вохровский придурок замучает предложениями купить у него шварму, то кому-то поплохеет, или же старосту ночью звонком подымают с койки и предлагают немедленно переговорить со своими по злободневным вопросам сохранения мирного течения отсидки. Караульный на вышке на старосту с мобильником не должен обращать внимания, а обо всех остальных случаях, когда обнаглевшие зэки болтают по телефону вне палаток, нужно немедленно докладывать по вертушке дежурному. Зачем тогда красивый такой охранник на вышке нужен? В случае побега из лагеря охранник стреляет на поражение, через внешнюю колючую проволоку живым сиделец не должен выйти, будь ты хоть сам староста отделения.

Откуда у остальных зэков запрещенные телефоны? Кому-то родные передают в посылочках упакованными в оливковое масло. А в конце 90-ых с очередным скачком в миниатюризации электроники зэки стали работать по анусу, своему или навещающих их родичей. Возвели в Мегиддо отдельный барак вне колючки для свиданий с родными, большой, просторный, есть ряды пластиковых стульев, есть и комнатки для свиданий. Там можно спокойно свидеться с далекой женой.

Не правы те, кто считает время вохровского милуима навсегда вычеркнутым из жизни. Отсиди на вышке дежурство, не спи и не читай книгу. Полюбуйся в Мегиддо на этот гадюжник, кишащий у твоих ног, вдохни его запахи, послушай его звуки. Из палаток выносят упакованные в блестящую фольгу малявы и вручают почтальонам — виртуозы точного броска перекидывают малявы из отделения в отделение, а глашатаи выкрикивают имя адрессата.

Стройный молодой человек с упругой походкой вместе с мужчиной заходит в клетушку большой палатки. Затем первым выходит оттуда мужчина, вслед за ним стройный молодой человек. Он всё время молчит как и его гости. В другую клетушку зэки приносят снаряженый неизвестно чем кальян. Шестерки прибирают на кухне и ополаскивают большие армейские кастрюли.

В синих полицейских куртках разгуливают безбородые гвардейцы ФАТХа. Они в упор не видят хамасников и воинов исламского джихада. Отчужденность враждебных сил в тюрьме взаимная, но спят в каждой палатке все масти — у квартирьеров тюремного управления ШАБАС не самые глупые инструкции. И в восемь часов вечера телевизоры всех палаток переключаются на новости второго израильского канала.

В зоне надзирателей никто не замечает, ни одна масть и ни один пятнадцатилетний камнекидатель, которому старшие товарищи быстро объясняют что к чему. А надзиратель не замечает своей прозрачности для сидельцев — как в сортире перед писсуарной стенкой. Входит надзиратель в палатку, возвращается с клиентом. При фатховском гвардейце дорожная сумка, переводят его куда или освобождают. Товарищи его в круг выстроились, и начинается церемония прощания. Рядом почтальоны малявами кидаются, глашатаи адрессатов кличут, утонченный молодой человек клиентов дожидается, надзиратель возле кружка соратников папку с бумагами листает. Гвардеец основательно обнимается с матерыми подельниками, крепко пожимает руку воинам низшего ранга, доброжелательно тем, что в середке, и отечески кивает головой молодняку в конце круга. Все молчат, весь круг, гвардеец и надзиратель. Гвардеец двигается к калитке, надзиратель за ним. Никто никуда не торопится. Кто торопится, тот проиграл.

Когда в Ашкелоне Глузман мыл автобусы, юный деревенский парнишка из-под Газы рассказывал о высоком уровне нравов в их обществе — нет алкоголя, падших женщин и танца живота, заразы этой египетской, запретить бы каирские каналы, но невозможно это. Сидел рядом на лавочке водитель Автобусной Компании из той же Газы, сидел молча как и положено достойному господину, а потом не выдержал и засмеялся. И говорит на хорошем иврите парню:

— Эх, ты! Деревня! Я из Газы, я из Газы! Что ты знаешь о Газе?! В ГАЗЕ ЕСТЬ ВСЁ.

Смутился Васька — парнишку на мойке Васькой звали, он и не возражал. А христиане, спрашивает Глузман, у вас есть? Васька цедит нехотя, что да, есть несколько десятков семей, сидят тихо и не рыпаются, только ваша армия их и защищает. А когда вы уйдете, мы их вырежем. Они это знают и не рыпаются.

Славный был мальчик. Чистый умом как акын. Что думает, о том и поет. Как-то пришел и с гордостью заявил, что он начал алеманский учить.

— И что ты по-алемански уже знаешь? — спрашивает Глузман.

— Гитлер, — отвечает Васька.

— А еще что?

— Больше ничего, только Гитлер.

— А зачем ты решил алеманский выучить?

— Потому что Гитлер убил шесть миллионов евреев.

— А почему же ты, Васька, не идешь за десять долларов камни кидать? — допытывался как-то Глузман.

— Десять долларов за два часа непыльной работы это конечно хорошие деньги, — говорил Васька, — Но очень много препятствий для такого трудоустройства. Неженатый отдает отцу весь дневной заработок. И без согласия отца нельзя записываться в камнеметатели. Потому что если поймают, а ловят солдаты хорошо, то сначала долго бьют ногами, потом дело заводят, и всю родню заносят в черный список и лишают пропуска на работу в Израиле. У кого пропуск есть, ни в жизнь не согласится, чтобы дети в камнеметатели пошли, а если по дурости согласится, то перед братьями и стариками ответ держать должен, и не поздоровится ему. А если какой мальчишка без спроса камни пошел кидать — убьют. Так что десять долларов зарабатывают только там, где родня в черном списке мыкается.

Беседуешь в неофицальной обстановке с агаритянами и радужным надеждам мирного процесса сомневаешься, спасибо Васькам. Лет двадцать тому назад замучили камнеметатели армейское командование. И стали вызывать следователи васькиных отцов, давай мне, говорят, две с половиной тысячи шекелей наличными или же ты сына своего повязанного никогда не увидишь, это мы запросто. В те годы на территориях это были очень большие деньги, но не вызволить из еврейской неволи сына — несмываемый позор. Любящий отец выскребал последние сбережения, собирал-занимал со всей родни, отдавал ироду, возвращался со своей кровиночкой домой и там ее тихо резал, потому что с братьями ему вовек не расчитаться. И камнеметание пошло на нет, сразу и быстро. Поэтому еще не всё потеряно, и остановить этот народный гнев агаритян всегда можно, если захочешь, — и к семействам из черных списков свой опробованный подход есть.

Да, господа, в этом беспокойном мире долгожданный мир или хотя бы хрупкое перемирие наступает только после какого-нибуль хорошего кровопускания или хорошо вколоченного воспоминания о возможном кровопускании тебе лично или любящей родне. Так пусть же они там, порабощенные агаритяне, хорошенько призадумаются.

Года идут, благосостояние евреев возрастает, арабов тоже, и расценки за избавление на месте не топчутся. И не каждый израильский костолом может точно определить текущую кругленькую сумму, лучше доверить это дело профессионалам из судебных чинов. Палестин.инфо жалуется — «Израильские» оккупационные власти наложили на палестинских детей Сильвана (квартал оккупированного Иерусалима) за последние десять месяцев штрафов на сумму 900 тысяч долларов. Член комитета по обороне Сильвана Фахри Абу Диаб сообщил в распространенном пресс-релизе: «Израильские» «суды» шантажируют жителей Сильвана, налагая на них огромные штрафы за детей, потому что знают, что родители заплатят штрафы, чтобы их освободить». Многие вынуждены брать деньги в долг, а некоторые не могут «выкупить» свободу своих детей и те остаются в тюрьме.

Одно и то же событие арабы освещают двумя сообщениями, в разные дни и разной мажорности. Сначала героические федаины или бойцы сопротивления совершили успешную вылазку или морской десант, это радует, а потом сионисты похитили детей, или товарищи по борьбе схоронили шахидов, и это грустно. Потом судья военного трибунала поделит общую сумму ущерба трамваю на четверых с предъявлением оплаты отцам мальчиков, чтобы отцы родную кровинушку зарезали, как и заведено, и это радует.

Есть отделение, которое по склону холма выходит к дороге с хедерской стороны от Вади Ара. Только со склона этого отделения просматривается дорога. Между ним и дорогой ограждение и вышки. Дежурил Глузман на той центральной вышке. Обычно зэки из матерых вышагивают парами между двумя точками, обсуждают что-то или просто молчат, но в своем согласованном ритме, ведут подсчет шагов и с непонятной периодичностью бросают короткие фразы. В каждой паре любой масти выделяются главный и подчиненный, учитель и ученик, мастер и мастеровой попроще. Мастер задает беседу, ритм и бросает редкие короткие фразы. Мастеровой пропроще почтительно или угрюмо принимает такую беседу. Мальчишки-камнемететели в этих прогулках не участвуют. Видит Глузман, что парные гулянья закончились, скорым намазом не пахнет, никто под краном ноги себе не моет, и несколько зэков из матерых стоят бесформенной кучкой, вроде и переступают с места на место, на ногах кроссовки, и на дорогу поглядывают, но тряпок никто под краном не мочит, запаха лука не чувствуется, значит к приему слезоточивого газа они не готовятся.

Звонит Глузман по вертушке начальству, докладывает, что видит, и напоминает о недавно взорванном автобусе как раз на этим участке у перекрестка Мегиддо. Дежурный в штабе отмахивается. Зэки начинают поглядывать на часы. Тот взрыв должен быть хорошо виден со склона, с тем шахид и подорвался в определенном месте на радость товарищам. Зэки стоят неподвижно и уже не исподтишка сверяют по часам какое-то время. Глузман по вертушке докладывает об этом и просит позвонить в автобусный кооператив и предупредить водителей на линии. Дежурный говорит, что всё это глупости. Глузман смотрит больше на дорогу, чем на зэков. Автобусы проходят каждые несколько минут в обоих направлениях. Через четверть часа зэки перестали поглядывать на часы и разошлись по своим делам. Было гнусно и муторно, и хорошо, что никакой автобус не взорвался.

Склон почти опустел. Зэки дрыхли в сиесту, потом выползли из палаток перед намазом, ноги под краном помыли, и перекидыватели маляв с глашатаями угомонились.

Это видеозапись смартфоном вечеринки в тюрьме Эшель по случаю помолвки Насера Абу-Кавика с тремя пожизненными сроками, январь 2013.