Воспоминания личного секретаря Григория Распутина

Воспоминания личного секретаря Григория Распутина

Распутин и евреи

Конечно, не приходится распространяться о том, что при улаживании

еврейских ходатайств, вскоре ставших моим главным занятием и поглощавших

массу времени, дружба Распутина была для меня весьма ценной. Он никогда не

отказывал в своей помощи.

   Правда, в первое время он в еврейских делах проявлял некоторую

сдержанность. Он охотнее со мной соглашался, если дело касалось других

вопросов, и у меня создалось впечатление, что с еврейским вопросом он мало

знаком.

   Он также мне часто рассказывал, что царь сетует на евреев. Так как

министры постоянно жаловались на еврейское засилие и участие евреев в

революционном движении, то царю еврейский вопрос причинял немало забот, и он

не знал, как с ним поступить.

   Это было недолгое, но для евреев весьма опасное время. Я уже начал

опасаться, что Распутин сделается антисемитом, и применял все мое умение и

энергию, чтобы направить мысли Распутина по другому пути.

   В известном смысле я должен был противопоставить мое влияние на Распутина

царскому, так как царь посвящал Распутина во все свои заботы и постоянно

жаловался на евреев. Вопрос касался того, вникнет ли Распутин в мои

пояснения по еврейскому вопросу или поверит жалобам царя. Представители

еврейства, которых я считал нужным посвятить в создавшееся грозное

положение, были в большой тревоге и обязали меня принять все меры, чтобы

предотвратить переход Распутина к антисемитам.

   Для нас всех было ясно, что такой поворот имел бы ужасные последствия.

   В то время Распутин находился уже на высоте своей славы и царь вполне

находился под его влиянием. Николай в то время увлекался реакционными

организациями и состоял сам членом "Союза русского народа", устраивавшего

еврейские погромы. Если бы Распутин присоединился к реакционным деятелям,

которые очень об этом хлопотали, то для евреев настали бы последние времена.

После долгого колебания он стал на нашу сторону. Его здоровый человеческий

рассудок победил. Он сделался другом и благодетелем евреев и беспрекословно

поддерживал мои стремления улучшить их положение.

   Руководящие еврейские круги прониклись большим доверием ко мне и моей

деятельности. Они поняли, что при моих связях и моих способностях я мог бы

побудить правящие круги окончательно разрешить в положительном смысле

еврейский вопрос.

   Я имел много конференций с представителями еврейства, и мне была дана

задача стремиться к еврейскому равноправию и, если только возможно, добиться

его. Это означало также, что намеченные мною пути и применяемые средства для

достижения этой цели были признаны правильными.

   Я принял к исполнению данное мне поручение, но революция в завершении его

меня опередила. Во всяком случае, я горжусь тем, что мне было суждено помочь

евреям в столь тяжкое для них время и хоть отчасти облегчить их судьбу.

   Самым горячим и энергичным защитником еврейства был Мозес Гинцбург,

который в Порт-Артуре нажил большие деньги и в Петербурге занимался

еврейским вопросом и еврейскими делами.

   Как-то раз во время войны Гинцбург по телефону просил зайти к нему для

переговоров по очень важному делу. Я нашел его очень озабоченным. Он пояснил

мне, что положение еврейского вопроса вызывает очень сильные опасения и

необходимо принять в срочном порядке меры, чтобы предотвратить нависшую

опасность. Во всяком случае, должны быть приняты меры к прекращению страшных

преследований евреев в полосе военных действий.

   Гинцбург подчеркивал, что война принесла значительное ухудшение

еврейского вопроса. Создается впечатление, что Верховный командующий,

Николай Николаевич, желает воспользоваться случаем, чтобы совершенно

истребить еврейство. Положение с каждым днем ухудшается. Все еврейство

пришло к заключению, что наступило время, когда необходимо выступить

энергично против гонителей еврейства. Момент очень удобный, так как в

Петербурге существуют прекрасные связи. Эти связи необходимо использовать не

только для помощи отдельным евреям, но для улучшения положения всего

еврейского народа. Еврейское общество постановило мобилизовать все свои

связи, средства и силы, чтобы добиться равноправия евреев. В средствах

недостатка не будет. Евреи постановили за помощь в этом деле пожертвовать

огромные суммы. Если я сумел бы провести равноправие евреев, я мог бы

сделаться самым богатым человеком в России и, кроме того, мое имя будет

занесено в еврейские памятные книги ("пинкес").

   "Ты имеешь прекрасные связи, -говорил Гинцбург, -и бываешь в таких

местах, где еще никогда не ступала нога еврея. Бери на помощь Распутина, с

которым ты находишься в столь близких и коротких отношениях. Было бы грех не

использовать такие обстоятельства. Я пришел к заключению, что Распутин может

провести все, что он захочет. Он способен переубедить всех министров. Мы не

можем терпеть, чтобы Николай Николаевич и его сподвижники в районе военных

операций грабили и убивали несчастных евреев и чтобы их по всей России так

притесняли. Ты получишь от нас все, что тебе понадобится. Возьмись сейчас за

работу, и если ты сделаешься жертвой твоих стараний, то вместе с тобой

погибнет весь еврейский народ".

 
 
 
   Разговор с Гинцбургом произвел на меня глубокое впечатление. Я обещал ему

всецело предаться борьбе за права и интересы моего народа, и мы советовались

относительно предпринимаемых шагов. Положение было опасное и требовало

сугубой осторожности, Мы признали, что сперва необходимо заполучить на нашу

сторону министров, чтобы провести у царя необходимые мероприятия.

   Я предложил созвать конференцию еврейских представителей с Распутиным,

чтобы они лично могли убедиться во взглядах Распутина на еврейский вопрос.

Гинцбург согласился с моим предложением. После этого я навестил Распутина и

рассказал ему, что мы все ждем его содействия в борьбе за равноправие

евреев. Он дал мне свое полное согласие и также согласился участвовать в

конференции с еврейскими представителями. Она состоялась в доме Гинцбурга, и

в назначенный час я привез туда Распутина. Там собралось много виднейших

представителей еврейства; между ними находились: известный своей

благотворительностью барон Гинцбург, присяжный поверенный Слиозберг, Лев

Бродский, Герасим Шалит, Самуил Гуревич, директор банка Мандель, Варшавский,

Поляков и др.

   Нарочно к участию на конференции не были привлечены ни один адвокат,

кроме Слиозберга, так как Распутин заявил, что он с адвокатами и

социалистами не желает разговаривать. А Слиозбергу сделали исключение, так

как Распутин против него ничего не имел. Он его считал хорошим евреем и

поэтому на его профессию он не обращал особого внимания.

   При появлении Распутина в салоне Гинцбурга ему была устроена очень

торжественная встреча. Многие из приветствовавших его плакали.

   Распутин был очень тронут встречей Он очень внимательно выслушал наши

жалобы на преследования евреев и обещал сделать все, чтобы еще при своей

жизни провести равноправие евреев. К этому но прибавил:

   - Вы все должны помогать Симановичу, чтобы он мог подкупить нужных людей.

Поступайте, как поступали ваши отцы, которые умели заключать финансовые

сделки даже с царями. Что стало с вами! Вы уже теперь не поступаете, как

поступали ваши деды. Еврейский вопрос должен быть решен при помощи подкупа

или хитрости. Что касается меня, то будьте совершенно спокойны. Я окажу вам

всякую помощь.

   Эта встреча с всемогущим при царе Распутиным оставила на всех

присутствовавших евреев колоссальное впечатление. Они стали верить, что наше

начинание должно иметь успех.

   После конференции состоялся ужин. Распутин собирался сесть рядом за

столом с молодой и красивой женой Гинцбурга. Хозяин дома, который знал славу

Распутина как бабника, очень просил меня сесть между его женой и Распутиным.

Я исполнил его просьбу, и его ревность утихла. Эта небольшая сцена была

замечена другими гостями, которые очень смеялись над ней. После встречи с

еврейскими представителями Распутин уже не скрывал свое расположение к

евреям и охотно исполнял их просьбы. Я старался по возможности использовать

его настроение. Он часто жаловался на противодействие враждебно настроенных

к евреям министров и других влиятельных лиц. В связи с этим он просил меня

познакомить его с людьми, которые могли давать ему интересную информацию по

еврейскому вопросу.

   При этом он мне рассказывал, что в общем царь уж совсем не так враждебно

относится к евреям, как это принято думать. Слово "еврей" все же неприятно

действует на царскую семью. Неприязнь к евреям прививается в детях

императорской семьи уже с малых лет няньками и прочей прислугой. Распутин

рассказывал, что министр внутренних дел Маклаков при играх с наследником

старался его запугивать словами: "Подожди только, тебя заберут жиды"! Из

боязни наследник при этих словах даже кричал.

   После составления подходящего списка кандидатов в министры Распутин стал

все чаще и чаще заговаривать с царем относительно еврейского вопроса, причем

царь все же высказывал большую осторожность не столько из-за своего

антисемитизма, сколько вследствие других причин.

   Я вскоре сам нашел подходящий случай хлопотать перед царем о моих

единоплеменниках. Дело касалось следующего. Двести еврейских зубных врачей

были приговорены к арестантским ротам из-за того, что будто они приобрели

свои дипломы врачей, только чтобы обойти закон еврейской оседлости. Все они

были честные, спокойные люди и многие из них имели семьи. Я решился ими

заняться Я пригласил к себе представителей приговоренных врачей и предложил

их свести с Распутиным. Когда Распутин явился, все взмолились о его помощи

против министра юстиции Щегловитова. Он ответил: "Как вам помочь? Щегловитов

столь твердолоб, что не выполняет даже царских приказов, если они гласят в

пользу евреев. Вы должны поручить дело Симановичу. Он перехитрит

Щегловитова. Подайте прошение".

   Мы решили прошение о помиловании подать в следующее воскресение. Этот

день Распутин собирался провести в Царском Селе, а именно, утром он хотел

присутствовать вместе с царской семьей на обедне, а потом завтракать у

Вырубовой. Все шло по программе. На завтрак явился также царь со всей

семьей. Он был в отличном расположении духа. Вырубова была посвящена в наш

план и хотела нам помочь. После завтрака она сказала царю:

   - Симанович также здесь.

   Царь вскочил шутливо из за стола и сказал:

   - Он, наверно, хочет меня провести. Он вышел ко мне и спросил:

   - Что ты хочешь?

   Скрывая мое волнение, я сказал, что имею один бриллиант в сто карат и

желаю его продать. Я уже предложил этот бриллиант царице, но она находит его

слишком дорогим.

   - Я не могу во время войны покупать бриллианты, - ответил он, - ты,

наверно, имеешь другое дело. Говори.

   В этот момент к нам подошел Распутин. Он слышал последние слова царя.

   - Ты угадал, - сказал он ему.

   Царь, по-видимому, не имел охоты входить в подробности нашего дела. Он

уже предчувствовал, к чему наше дело сводилось.

   - Сколько евреев? - спросил он.

   - Двести, - ответил Распутин.

   - Ну, я уже знал, давайте сюда прошение.

   Я передал царю прошение, которое он просмотрел.

   - Ах, эти зубодеры! - сказал он. - Но министр юстиции и слышать не хочет

об их помиловании.

   - Ваше Величество, - возразил я, - что означает: не хочет слышать?

Министр не смеет прекословить, когда Ваше Величество приказывает".

   Распутин ударил кулаком по столу и вскричал:

   - Как он смеет не повиноваться при исполнении твоих приказов!

   Царь, видимо, смутился.

   - Ваше Величество, - сказал я, - осмелился бы предложить следующее. Вы

подписываете прошение. После отъезда Вашего Величества я передам прошение

Танееву (начальнику царской канцелярии), и он уже распорядится о дальнейшем.

   Царь последовал моему совету. Дантисты были помилованы. Они устроили

денежный сбор, собрали 800 рублей, и на эти деньги была куплена и поднесена

Распутину соболья шуба.

   Я же получил еврейский медовый пирог, бутылку красного вина и серебряный

еврейский кубок.

   Мое возрастающее влияние заставило моих реакционных противников следить

за мной. Таким путем они хотели добыть обвинительный материал против меня и

установить круг моих знакомств.

   Чтобы избежать этой слежки, я не принимал лиц, обращавшихся ко мне по

еврейским делам на моей квартире. Я обычно встречал их в одном из

учрежденных мною игорных клубов, где мне легче было укрыться от глаз моих

шпиков. Очень странно было положение охранной полиции в этом деле. Она также

считала нужным за мной следить, но по моему распоряжению одновременно агенты

охранной полиции также следили за агентами моих противников. Я должен

заметить, что за мою деятельность в пользу евреев я не получил ни копейки

денег. Я отклонял гонорар, так как не хотел испортить мою репутацию перед

министрами и уменьшить значение моего влияния, а предпочитал зарабатывать

другими путями.