Дороги жизни. Глава 4.

Война еще шла, а в освобожденных территориях началось великое переселение народа. Из эвакуации возвращались те, кто был отправлен на работу в Среднюю Азию, Казахстан и Сибирь. Многим жить было негде: разбитые дома, а кое-где и занятые чужими людьми квартиры. Приезжих размещали по коммуналкам, едва приспособленным для жилья.

Хуже было с продовольствием. В первые послевоенные 1946-47 годы население голодало. Не было хлеба. Погиб или вырезан скот, на полях не было техники. Страна лежала в руинах. В центральных областях России, в Украине, Белоруссии – там, где прошла чумой война, люди умирали от голода...

Родители Николая Лемешева, пережившие в Орле страшные бомбежки, голод пережить бы не смогли. Спас их сын. Он перевез родителей в Тарнополь, и они, исхудавшие, тощие, едва смогла подняться на второй этаж дома, куда их буквально втащил на себе Николай.

- Две комнаты, в одной стене дыра, мы ее заделаем, окна застеклим. Внизу, под нами – аппаратная радиоузла. Там у нас техника, все комнаты приведены в порядок. И здесь справимся...

Спустя неделю стена и окна были в порядке. Стариков поселили в большую комнату.

- Мы с женой на кухне поживем.

С едой здесь было проще. Что такое колхоз - местные жители не знали (они на западной Украине не были созданы до войны), каждый хозяин имел землю, небольшое хозяйство и продавал продукты, деньги нужны были на одежду, ремонт разбитых домов, корма для скотины. Меняли на сапоги, обувь, одежду...

Сюда шли люди пешком с Восточной Украины, спасая от голода детей. Власти их расселяли, где могли, устраивали на работу. Местное население приглашало беженцев на сельхоз работы, платили едой. Так и выживали.

Николай Ильч получал жалование, паек, и мог потихоньку откормить своих стариков. Они ели очень мало, отвыкли.

Николай сутками пропадал в командировках, Гелена занималась хозяйством – она любила и умела готовить, Мария Петровна шила-вязала, Илья Александрович стал первым юристом в разрушенном, но ожившем городе. Семья жила дружно, все были заняты делом.

Город понемногу вставал из руин, пленные немцы строили школу, больницу, ремонтировали мосты.

Население прибывало, заработали хлебный и промтоварный магазины, аптека, почта, телеграф. Восстановили железнодорожный узел. Вокзал был одним из первых новых строений. По разнарядке и комсомольским путевкам сюда ехали из востока учителя, врачи, инженера.

Однажды, когда Гелена гладила свое бельшко: три платьица и рубашку, в дверь постучали, и на пороге появилась пани Мария - мама Гелены, встревоженная, уставшая, печальная. Приехала из Черткова забирать дочь.

- Нас вывозят поездом через три дня. Всех поляков отправляют на запад, на польские земли, занятые немцами. Каждому из нас разрешено иметь 15 кг поклажи. Мы с папой и Чесиком (сыном)готовы, Оля – в армии ( в 1944 году старшая сестра ушла на фронт медработником в Войско Польское, освобождавшего Польшу вместе с советскими войсками). Дело за тобой...

- Мамочка, - всплеснула руками дочь, - что же делать? Я не могу поехать! У меня Николай!

- Забирай мужа, он едет с нами, - командовала мать, - у нас мало времени, собирайтесь.

Гелена держала в руках утюг и не заметила, как он ей жжет руку. Что делать?! Она никогда не перечила маме.

- Я не могу поехать, - выдавила из себя сквозь слезы. – Мой муж советский офицер, его не отпустят в Польшу.

- Что?! – гневно рванулась мать навстречу плачущей дочери, - не реви! Собирайся побыстрей!

- Нет, мама - тихо сказала Геля.

Это тихое «нет» было страшней любого крика. Матери бы обнять дочь на прощание, прижать, поцеловать, но властный характер не позволил. Сама не своя, она схватила поглаженные платьица и бельишко дочери и, потрясая ими, крикнула:

- Так оставайся здесь голая! – и выскочила прочь.

Геля, одетая в старый халатик, молча села на табуретку и шмыгая носом, схватилась за голову: Боже! Прости меня! И пусть мама простит меня тоже...

Из комнаты вышла Мария Петровна, она все слышала, не вмешивалась. Подошла, обняла невестку, гладила по голове.

- Ничего, Галочка, пройдет время, все образумится. Война ушла, но много горя-беды за собой еще потянет. А ты любима, у тебя под сердцем ребеночек...

- Как? – прекратила плакать невестка, - разве я беременна?

- У меня глаз наметан, деточка, беременна ты, - улыбнулась Мария Петровна.

- Езус Мария, как же теперь быть? - она растерянно смотрела на свекровь, еще не переварив столько событий сразу. Голова ее шла кругом.

– Твоя мама успокоится, думаешь, ей сейчас легко? – мягко говорила свекровь, поглаживая плечи невестки. – Придет время, встретитесь...мир тесен.

- Что теперь надеть, у меня нет другой одежды, - Гелена растерянно теребила полы старого халатика.

Ее мысли перескакивали с одного на другое, мозг отказывался переваривать впечатления только что произошедших событий. 

 - Не беда, я тебе красивое платье сошью, из парашютного шелка, - пообещала свекровь.

Прошел месяц. Геля уже неплохо говорила по-русски, и даже училась грамотно писать, Мария Петровна удивлялась, как быстро все схватывает эта девушка. К Галочке, так ее называла свекровь, она относилась искренне, с уважением: и готовила Галя прекрасно, и воспитана, - никогда голос не повысит, и поет замечательно...А как ее Николай любит, и слов не найдешь.

В душе, конечно, Мария Петровна, не одобряла поступок властной и деспотичной матери Галочки, но вслух ничего не сказала, деликатность восторжествовала. Чего не скажешь об Илье Александровиче: узнав, что произошло, он разгневался не на шутку. Ему было очень жаль невестку - молоденькую, с ячменем у глаза, которую лишили одежды и понимания.

Николай, приехав, всех успокоил. Да, состав направляется в Бреслау (польский Вроцлав), условия переезда нормальные, людей расселят в покинутые немцами дома и все будет хорошо. Правда, сам он в этом уверен не был, знал, что Бреслау наши войска взяли в ожесточенных боях и старинный город сильно пострадал.

Разрушенный Бреслау (Вроцлав).

Взятие Бреслау называли «Ведьмин котел», так жестоко сражались обе стороны. 6-я армия Первого Украинского фронта, сражавшаяся в этом котле, понесла большие потери. Немцы сопротивлялись отчаянно, наши командиры называли Бреслау «Германский Брест». Но остановить наши войска немцы уже не могли. В марте 1945 года город был взят. Немецкое население бежало, бросив дома, имущество, город опустел.

Наши солдаты после освобождения Бреслау.

Приказом Сталина переселили поляков с территории СССР на их историческую родину.

В Бреслау были направлены несколько составов с переселенцами. Среди них была семья Чайковских.

Им повезло. Юлиан Чайковский, как железнодорожный мастер, был в привилегированном положении – эти люди требовались в первую очередь. Налаживать работу огромного ж-д узла польским властям помогали советские инженеры, но толковых, знающих мастеров было мало. Потому им шли навстречу, давали жилье на выбор.

Юлиан выбрал уцелевший в предместье немецкий каменный дом, двухэтажный, брошенный хозяевами вместе с мебелью. Семья расселилась – мать, отец, сын и старшая дочь, вернувшаяся с войны.

Дом стоял на тихой улице, которую так и назвали - улица Спокойна. Стройный ряд аккуратных домиков под красной черепичной крышей тянулся несколько кварталов, вдоль которых еще висели немецкие таблички. Их выбросили и дали новое название.

Отныне город вернул себе свое имя, данное ему еще в 12 веке - Вроцлав. Поляки возвращались на свою историческую родину.

Пани Мария взялась обустраивать новую жизнь вместе с домочадцами. Но сердце по ночам жгло, из глаз лились материнские слезы - Гелена осталась там, далеко, связь потеряна, между ними пролегла граница. Господь, пошли моей дочке счастливую жизнь. Дай дожить до того времени, когда увижу ее.
 

Прошло время. Галина уже ходила с небольшим животиком, беременность ей очень шла.

Родильного дома в городе не было, семья подыскивала повитуху-акушерку, они в больнице имелись. И однажды, зимним февральским утром пришлось бежать за акушеркой – воды отошли, ребенок должен был появиться на свет вот-вот.

Акушерка всех выгнала из комнаты, но Мария Петровна сказала, что она медработник и может помочь.

Галя рожала трудно, сцепив зубы, искусав губы до крови. Не кричала, так была воспитана. Мучалась сильно, но ребенок все не желал выходить на свет белый. Наконец, в два часа дня огласилась комната детским криком – родилась девочка.

Мария Петровна, новоиспеченная бабушка, первая взяла дитя на руки. Ну, вылитый папочка, иди, Николай, посмотри! В комнату осторожно вошли мужчины: отец и дед.

Они выглядели более измученными, чем сама роженица, но при взгляде на маленькое тельце, оба, не сговариваясь, закричали: Уррра! Девочка!!! И долго-долго рассматривали детскую рожицу, находя в ней черты каждого из присутствующих, включая акушерку, которая в этот момент изумленно вытаращилась на мужчин. Эти радовались как дети. Какое счастье, все обошлось благополучно, живы и мать и ребенок, обе красотки просто восхитительны, а та, что помоложе уже и пищать начала...чего ей дать вкусненького? Пирожок с вареньем, наверно рановато?

Э, да что там, в таком незрелом возрасте лучше материнского молочка еды не бывает!

Акушерка, наконец, поняла, что здесь все шутят, и приняв фронтовые сто грамм в честь рождения дитяти, отбыла. 

Так в дом пришел ребенок. На счастье всей семье.