Русские колониальные поселения в Сибири — это ни на что не похожее явление. До Столыпинской реформы (1906 г.) многие деревни и села Зауралья развивались изолированно от остального мира, представляя собой «плавильные котлы», в каждом из которых шла интенсивная переработка исходного этнического материала. «Минцы», «могыли», «вытепаны», «смоленины», «рассейские» (слово «русские» в 17-18 веках еще не было в ходу) на просторах Сибири из поколения в поколение мутировали не только под натиском морозов, медведей и осетровой ухи, но и местных аборигенок. Иногда их покупали на невольничьих рынках в Таре или на «калмацком торге» у Никольской переправы (работорговля в Сибири, вопреки бытующим представлениям, процветала, потому что была разрешена, облагалась налогами и пошлинами, а после запрета в 1728 году еще долго существовала на нелегальном положении) в качестве жен или наложниц, потому что единоплеменницы в такую глушь приезжали крайне редко. По данным ученых, прирост извне в сибирских селах был незначителен – в среднем, по одной семье в десятилетку. Вот прочему многие сельские сообщества в Сибири варились в собственном соку на протяжении столетий, что порождало уникальный генотип местного населения, иногда, на уровне одной деревни, а иногда, как в случае с Новосибирском, — на уровне агломерации.
Что такое «древний Новосибирск»? Это несколько прижавшихся друг к другу поселений, каждое из которых появлялись на свет «методом почкования». Сначала была Кривощекова деревня (ныне – район улицы Стартовой), от которого пошел побег — и вот появилось Малое Кривощеково (левый берег Оби, напротив устья Каменки).
Обычно все начиналось с хутора – отдельной крестьянской усадьбы с обособленным хозяйством, который строили всем миром. Со временем новое поселение разрасталось, превращаясь в деревню. Так появились Перово (ныне район станции Новосибирск-Западный), Ерестная (верховье реки Тулы), Верткова (на ее месте ныне расположен завод ОАО «Тяжстанкогидропресс»), Бугры (устье реки Тулы), Усть-Иня (ниже устья руки Ини), Кривощековский выселок (коло устья реки Каменки), Гусевка (район театра «Красный факел»)…
Скученность кривощековских поселений, вероятно, была связана с нежеланием отложившихся семей покидать бойкое место. Ведь здесь была переправа, по которой Обь пересекал оживленный Гусинский тракт. Кроме того, ценились родственные связи, какие имелись между жителями окрестных деревень – исследователи отмечают устойчивый набор одних и тех же фамилий, мелькающих практически во всех деревнях кривощековской агломерации.
Ядро местной колониальной знати составляли потомки служилых людей – пионеров московской колонизации Верхнего Приобья. Очевидно, в этническом отношении многие из них были метисами. Ведь кривощековские первопоселенцы состояли на государевой службе (их потомки значились как «разночинцы», то есть дети служилых людей), и чтобы здесь, на берегу Оби, обзавестись семьей, они должны были сосватать или купить (таковы были нравы) девушку. Соплеменниц явно не хватало, зато были местные красавицы – дочери европеоидных теленгутов, а так же прекрасные представительницы татарского народа Цаттыр, чьи кочевья обнимали маленькую московскую колонию. По-видимому, межнациональные браки были распространены как на первом этапе колонизации Верхнего Приобья, так и в последующие годы (вот чем объясняется удивительный генотип новосибирских женщин и особенно Академгородка, где количество модельных красавиц на душу населения бьет все рекорды).
Самые многочисленные и богатые семейства во многом определяли уклад и характер социальных отношений в поселениях Сибири. Здесь не было объединяющей и направляющей фигуры помещика, поэтому сибирские сообщества сильно отличались от классической деревенской общины. Самые авторитетные семейства могли вести переговоры с властями от имени своих поселений, они выступали гарантами соблюдения принятых обязательств, им полагалось быть зачинателями новых дел, чтобы поддерживать сложившийся баланс социальных отношений. Например, Быковы дали жизнь нескольким новым поселениям Новосибирской области, в том числе деревне Бугры (современный Кировский район Новосибирска, пойма реки Тулы).
До восшествия на престол Елизаветы, в этой либерально-демократической среде успело вырасти не одно поколение кривощековцев. Они не знали крепостного права, поэтому хомут повинностей, которые принесло елизаветинское правление, был воспринят в штыки. Эхо бунтов кривощековских кланов отразил цикл народных сказаний о могущественном семействе Белоусовых, которое встало на тропу войны с властями. Ушедшие в разбойники братья Белоусовы запечатлелись в народной памяти не только как лихие силачи, проделывающие такие «штуки», что Робин Гуд отдыхает, но и как мученики. Чтобы спасти своего отца, главу семейства Белоусовых от лютой казни, они добровольно сдались властям, чтобы принять смерть на виселице.
Вот так ковался знаменитый «сибирский характер»! Нам, выросшим на бесцветных диссертациях советских историков, трудно себе представить «сибирскую» или тем более «новосибирскую» нацию, но этногенез — явление странное. В 1871 году Отто Бисмарк начал «железом и кровью» создавать из разноязыких и совсем не любивших друг друга баварцев, саксонцев, гессенцев, мекленбургжцев единую нацию, а в 1920 году, Адольф Гитлер уже руководил партией, которая носила звание «национальной» (National-Sozialistische Deutsche Arbeiterpartei). Процесс формирования современных Дойче занял 49 лет. Еще более ярким примером этногенеза могут служить Соединенные Штаты Америки. Американскую нацию формировали, преимущественно, англосаксы, куда позднее были инкорпорированы остатки индейцев, и лишь, в 1961 году, в правление президента Джона Кеннеди, — негры, то есть чернокожие африканцы. Сейчас уже никто и не вспомнит, что отцу Обамы, 44-го президента США, не разрешалось сидеть на одной скамейке с белыми людьми, хотя от принятия закона «позитивного действия» до инаугурации первого чернокожего президента США прошло всего 48 лет!
У населения Сибири как у «островной цивилизации» имелось триста лет, чтобы создать свой собственный народ. Согласитесь, это более чем достаточно. И действительно, в России на «сибиряков» стали обращать внимание, как только появилась такая возможность. Во время Первой Мировой войны их стали отправлять на европейский театр войны, где и состоялась мировая премьера этнического сибиряка. Родившаяся в те времена поговорка «Злой как сибиряк», конечно, отражала не принадлежность царству тьмы, а «фирменный» поведенческий признак жителя Сибири: неуступчивость в бою, хватку и лихость (ср. Словарь Даля «Злой работник, пск. калужск. старательный, ретивый, способный, ловкий»). В сочетании с традиционной для Сибири скупостью на эмоции, эти качества делали сибиряков не очень похожими на обычных ярославских или псковских мужиков.
Во временя Великой Отечественной войны различие в поведенческих стереотипах между жителями Сибири и европейской части России стало просто бросаться в глаза. Многие знают, что самое первое поражение во Второй Мировой войне фашисты потерпели под смоленским городком Ельня в результате наступательной операции под руководством Георгия Жукова. Историки так и пишут, что мол чреда непрерывных поражений РККА (СССР к тому времени потерял Прибалтику, Белоруссию и большую часть Украины) была впервые прервана благодаря таланту выдающегося полководца. Однако, сражение, которое продемонстрировало миру силу «русского оружия», давали вовсе не те русские, с которыми привыкли иметь дело германцы. Это была 24-я армия, привезенная за четыре тысячи километров из Новосибирска, где ее сформировали, в основном, из жителей Южной Сибири. Именно эти воины породили в штабах германской армии слух об особых войсках, которые русские ставят на острие атаки, когда собираются наступать.
И действительно, командиры РККА (Рабоче-крестьянская Красная армия) очень скоро уловили разницу между одними русскими и другими.
Ведь сибиряки, как пишут ветераны в своих воспоминаниях, вели себя тем хладнокровнее, чем критичнее становилась ситуация. Дело дошло до того, что боеспособность войсковых соединений РККА стали определять по степени концентрации «сибирских дивизий». В Сталинградской битве, самой кровопролитной за всю историю человечества, сибиряки составили четвертую часть всех погибших красноармейцев, хотя население Сибири, как тогда, как и сейчас, составляло менее 10 процентов от общего количества жителей страны.
Почему командование РККА, даже с оглядкой на ограниченный контингент «сибирских дивизий», расходовало их больше, чем представителей других регионов Советского Союза?
На этот вопрос у историков не ответа. Зато есть данные бесстрастной статистики, согласно которым к 1943 году соотношение мужчин и женщин в возрасте от 18–49 лет в Сибири достигло ¼ («Историческая энциклопедия Сибири»). Причем, этот демографический перекос был зафиксирован на фоне очень интенсивного притока людей из европейской части страны (трудовые коллективы эвакуированных заводов, население депортированных народов и т.д.), что позволяет предположить существование в Сибири 1941-1945 гг еще более жуткого режима человекопотребления, чем это может показаться на основании дошедших до нас документов.
Вот вам и «тыловая Сибирь»!
Многие современные российские историки склонны считать влияние «сибирских дивизий» на ход Великой Отечественной войны преувеличенным — настолько нереальной выглядит слава воинов, которая по свидетельству маршала Конева привела к тому, что слово «сибиряк» в РККА стало означать не территориальную принадлежность, а оценку воинских качеств! Под Москвой сибирские дивизии были единственными, поражение от которых в штабах германской армии не считалось унижением (это факт зафиксирован документально), но современные историки предпочитают говорить об «общем» вкладе в Победу.
Общий, да не одинаковый. Согласно данным о потерях среди военнослужащих во время Великой Отечественной войны по национальностям СССР (Кривошеев), число убитых в бою жителей Дагестана, Чечни и Ингушетии по отношению к общей численности населения этих народов составило менее 2 процентов. Узбеков, азербайджанцев, туркмен — менее 3 процентов. Грузин, армян, таджиков, киргизов башкир, удмуртов, осетин — менее 4 процентов. Украинцев, белорусов, татар, казахов, евреев, чувашей, марийцев — менее 5 процентов.
Потери русских составили 5.8 процента от общей численности этой национальности в СССР, но вот что удивительно, половина — призывники Сибирского и Забайкальского военных округов! Оказывается, из 5760 тысяч русских, погибших с оружием в руках, 2243 тысячи являлись жителями Сибири (данные «Исторической энциклопедии Сибири»)! Сегодня это Алтайский и Красноярский края, Томская, Омская, Кемеровская, Новосибирская, Иркутская, Читинская области и Бурятии. Согласно сталинской переписи, в 1939 году на этой территории проживало 14112 тысячи человек. Таким образом, получается, что доля сибиряков, погибших на полях сражений Великой Отечественной войны, составила 16 процентов от общей численности сибирского населения?
Раскрученный образ «русского солдата», на котором зиждется, в том числе, и современный авторитет России – это эвфемизм, за которым в значительной степени скрывается автохтонный сибиряк. Эту нацию Бог собрал из генов поморских служилых людей («устьянцев»), поволжских переселенцев, приобских и приенисейских аборигенов, чтобы явить миру не геббельсовского, а реального «сверх-человека». За годы Великой Отечественной войны 14-миллионое население Сибири дало стране 114 дважды Героев СССР, в то время как остальная часть страны, численностью в 143 миллиона (в 10 раз больше) – 39.
Интересен ли нам вулкан, который изрыгнул на супостата поток «живой человеческой стали»? Конечно, да! Вот почему мы должны положить под микроскоп каждое старинное село Сибири, исследуя его обычаи, фольклор, этику. Не эпоху Людовика 14 надо изучать в школах, а верованья и традиции села Морозово! Мы должны научиться черпать из этих «колодцев» мировоззрение, принципы, чтобы освоить их и распространить на всю страну как живую воду, без которой, как сейчас выясняется, Россия могла бы исчезнуть с карты мира еще 50 лет назад!
Легализация сибирской национальности особенно актуальна сейчас, когда население Сибири отмирает. Не имея собственной идентичности, сибиряки вынуждены считать себя русскими. Как это делали жители сибирских поселений, которые появлялись на карте в советскую эпоху. Как правило, эти поселки строили при заводах, карьерах, лагерях, чтобы был источник рабочей силы. Поселенцы никогда не обустраивали свои дома и улицы, потому что рассматривали свою жизнь в Сибири как недоразумение. Так и жили – до гробовой доски. Дети в таких семьях вырастали с твердым убеждением, что жизнь на чемоданах – это нормально.
С падением СССР мироощущение «советских сибиряков» как зараза распространилось по всей Сибири, повсюду принося грязь, необустроенность и полное равнодушие к «отеческим гробам». Я своими глазами наблюдал богатое алтайское село Глядень, которое за 10 лет рассталось с централизованным отоплением, рукотворными озерами и великолепной системой орошения, потому что на место уехавших в Германию русских немцев приехали «советские сибиряки». Все перестало работать, трубопровод был распилен, вода в озерах спущена. Сегодня это обычно село посреди голой степи, где топят печки и вспоминают о былой жизни.
Да что там алтайское село – в Новосибирске, стольном городе «всея Сибири», нынче каждый год абсолютно спокойно уничтожаются объекты истории! В наши дни! При этом ни отцы города, ни общественное мнение не выражает особого беспокойства – разве что только кучка маргиналов-краеведов в интернете пошумит.
Почему?
Потому что основная масса жителей крупнейшего мегаполиса Сибири не ощущает никакой связи между собой и очередным уничтожаемым свидетелем прошлого.
Не причастны!
Менталитет временщика бессмысленно называть «дикостью», потому что всякий временщик думает, что он носитель другой культуры. Ведь жителям Сибири известны основные даты европейской (в том числе русской) истории, и совсем «темный лес» — местная история, хотя речь идет о событиях, которые имели место не за тысячи километров, а прямо под ногами. Например, кто в Новосибирске знает о том, что справа от станции метро «Октябрьская» когда-то стояла боевая крепость, в которой, согласно аутентичной легенде, коротал свои последние дни хан Кучум?
А откуда мы знаем про Кучума? Только благодаря раскрученной истории «завоевания Сибири» европейским «конкистадором» Ермаком Тимофеевичем. Во всяком случае, так в записанной истории преподнесен обычный разбойничий налет на территорию будущей Тюменской области, где в то время находилось богатый бухарский султанат. Если бы эта история началась не в европейской части России, то мы никогда бы о ней не узнали, и имя Кучума нам ни о чем бы не говорило, как не говорят сегодня имена сибирских правителей круче Кучума, которые, между прочим, были его современниками.
Мироощущение этноса-самоубийцы уже привело к тому, что за период с 2004 по 2014 гг. в Сибири исчезло 11 тысяч деревень и 290 сибирских городов (данные А.Кончаловского). Это не столько следствие колониальной политики Москвы, сколько эффект от воздействия магнита, положенного под компас этнической самоидентификации сибиряков. Если бы жители Сибири осознали себя теми, кто они есть на самом деле – сибиряками, живущими на земле, которую им оставили в наследство жители тех самых деревень-«колодцев», из которых и вышел весь сибирский народ. Если бы они поняли, что они никакие не русские, а сибиряки – так, сказать, «последняя модель» русской нации, то все было бы по-другому. Во всяком случае, масштаб сегодняшней трагедии был бы совсем иным.
Эта книга написана в надежде, что когда-нибудь магнит будет убран, и в сибиряках пробудится интерес к самим себе. Не знаю, когда это случится, но твердо убежден: это произойдет обязательно. В противном случае России не будет – без сибирских «колодцев» ей просто не выжить.
Комментарии