Три еврейские истории

История первая

В самом начале войны  папа на фронт ушел. А мы с мамой эвакуировались в уральскую деревню.  Снимали угол.  Я ходил в школу, мама работала в колхозе. Но у нас не было подсобного хозяйства, как у местных жителей, и мы практически голодали. Люди жалели нас, приглашали к общим застольям, подбрасывали продуктов - кто картошки принесет корзинку, кто молока кувшин.

Однажды мама упомянула в разговоре, что мы евреи.  И тут отношение к нам резко изменилось. Жители деревни ходили на нас смотреть, как на диковинку какую-то. Нас оглядывали в поисках хвоста, копыт или других доказательств дьяволизма. А еду носить перестали.  Мы с мамой буквально умирали с голоду. И тогда я, ученик четвертого класса, написал письмо товарищу Сталину. На сером листке, карандашом. Я объяснил ситуацию и просил его помочь, а то мы с мамой умрем с голоду. И что вы думаете? Через какое-то время пришел ответ. Догадываюсь, что его прислал не сам Сталин, а кто-то сердобольный из спецотдела. Там было четкое указание - снабжать нас с мамой продуктами по мере необходимости.  И они послушались. Потом война кончилась. Папа вернулся с фронта совершенным инвалидом, но живой. Забрал нас оттуда.

С тех пор я все мечтал сделать что-нибудь хорошее для товарища Сталина.  Даже слушая как взрослые кляли его на чем свет стоит, я сразу вспоминал вкус теплой картошки и холодного молока. И все думал, вот если бы бежал товарищ Сталин по лесу, а за ним гнались бы враги с дубинками, и спросили бы они меня, не пробегал ли тут Сталин,  я бы указал им ложный путь.

 История вторая

Знаете, я долгую жизнь прожила, всяко бывало. Но горше обиды, чем тогда не было за всю жизнь. После школы я хотела в медицинский поступать. Но война все планы спутала. Всю войну я санитаркой была, выносила раненных с поля боя, оказывала первую помощь. Он - летчик был. Я его вытащила из подбитого самолета. Самолет горел. Он был в кабине, без сознания, лицо в крови. Я небольшого роста, хрупкая, а он тяжелый. Я тащила его среди этого ада, под обстрелом, и умоляла: ''Миленький, ну, продержись, ну, еще немного, скоро помощь подоспеет, пожалуйста, миленький''.

 Через какое-то время мне сообщили, что летчик мой пришел в себя, идет на поправку, и хочет познакомиться с девушкой, что спасла ему жизнь, поблагодарить. Вошла я к нему. Лежит, голова в бинтах.  Лица его я так и не видела. И говорит: ''Спасибо тебе, милая! Тебя как зовут? Ты знаешь, у меня жена в деревне. Скоро родить должна. Если будет девочка,  назову твоим именем''. А я вдруг и говорю: -- Не назовешь. Он: -  Да что ты ! Обязательно назову! Скажи свое имя.'' -- Сара, - говорю.'' И тут - молчание.

И вот я думаю, ну, не мог соврать, что ли? Я же ему жизнь спасла, из самолета вытащила, из горящего, через поле под обстрелом тянула... А ему только соврать надо было в тот момент,  что назовет дочку Сарой. Сейчас думаю, даже хорошо, что я лица его не видела.

История третья

Когда к нам в дом немцы когда пришли, я под кровать спряталась. Не знаю почему. Спряталась и все, хоть никто не знал зачем нас собирают и куда поведут.  Они вывели всех из дому: папу, маму, бабушку и сестер. Я, лежа под кроватью, последний раз их голоса слышала. Папа еще спрашивал: "А где Лея? Куда Лея подевалась?" И все. А через час выстрелы услыхала. Вечером заходит сосед и говорит громко: '' Ой, як жалко цього жидка! И дружину його и диточок!''   А я тогда заплакала.  Он заглянул под кровать, и сказал: ''О, це ты тут? Ну сыды тыхо!'' 

А ночью, когда все стихло, он меня в свою хату отвел. Я целый год у них жила, они меня кормили,  хоть у самих семья большая была. Рисковали страшно, но прятали, потому что папу моего знали. Нет, они не были друзьями. Папа мой печником был - лучшим в округе. Он им печку только перед войной новую выложил. И я почти целый год на той самой печи, что папа мой выложил, и просидела. Чуть кто в дверь постучит, чуть калитка скрипнет- я на печь. А как возможность появилась, я ушла в партизанский отряд".