ЖИВОЕ ПЛАМЯ.
ЖИВОЕ ПЛАМЯ.
Утром с мелким рассыпчатым снежком и разгорающимся рассветом он ушел на охоту. Вьюга налетела неожиданно. Она словно поджидала его, и, пробив отяжелевшее, наклонившееся к земле небо, спутала степную дорогу. Вывел его из разъярённого, хлестко-режущего вьюжного снега на поселковую мглистую окраину чёрно-белый охотничий кобель Пегас.
Замёрзшее ледяной глыбой и опутанное секущим холодом его сознание постепенно оттаивало, выпуская из себя сугробистую, отяжелевшую от ветра, не отглаженную степь. Он не помнил, когда страх, вырвавшийся из задавленного хлопчатым снегом взгляда, опрокинул его на спину и придавил тяжёлой мутью, но помнил омертвевшее чувство, сковавшее его мысли в одно раздирающее слово: замёрзну. С того момента жизнь оборвалась и начала отсчёт, когда он оказался дома.
Он смотрел в окно, за которым металась вьюга, выкатывая режущие порывы заснеженного ветра, хлобыставшего, как штормовой парус, и трещал сорокаградусный мороз, выжигая остатки теплыни раннего, затишного утра, и думал, как хорошо, что человек изобрёл дровяную печь. Он не чувствовал ломившееся от холода промёрзшее тело, которое словно отделилось. Жизнь сконцентрировалась светящейся точкой в сознании и в сжавшемся взгляде на языки пламени.
На железном тонкослойном проржавевшем листе в раскидку лежали увесистые от обледенения берёзовые чурки, загнанные в почерневшие сучки. Первая чурка, распоров с шипением горячий воздух, воткнулась в обкалённую чугунную дверцу, сбила с ней накипную ржавчину, и, отскочив, словно отхлёстанная, ударила в щиколотку.
Сознание полыхнуло. В него будто переместились языки пламени. «Здорово, - его хриплый смех был похож на тяжёлый, удушливый кашель, - боль изгоняет холод».
Он присел на низкорослую скамейку, оббитую залохмаченным коричневым дерматином, вытесанную из дубовых досок, и уставился на стальную квадратную печь, облицованную блестящей, красной фаянсовой плиткой. На улице всё также металась и ворчала зубастая вьюга. Она сдавливала снег в плотные, мглистые облака, в которых плавало заиндевевшее солнце.
Огонь, выскребая внутренний холод, нагнетал горячий воздух. Сознание погружалось в удушливую дрёму, но при взгляде на пылающую, накалённую печь его охватывали непривычные ощущения, чувства и мысли, что он неким таинственным образом привязан к огню. Причастен к беснующимся языкам пламени, к их загадочным пляскам и сверкающим рассыпающимся искрам, что они как бы, по сути, схожи и имеют общее родство. Ему часто приходилось видеть огонь, но впервые в жизни он почувствовал и понял, что огонь не просто то, что чарует и завораживает глаза, не просто то, что пожирает и выжигает до сумеречного пепла препятствующее на его пути, не просто то, что отступает перед водой, не просто то, чем можно любоваться…
«Человек – живое пламя». Бушующая вьюга, проломившись в открытую форточку, ворвалась в комнату и обесилилась в его мысли. «Человек сражается с природой из-за его тепла. Человек выиграл эту битву, но перенёс её в отношения друг с другом». Его хриплый смех был похож на торжествующий звон больших церковных колоколов, в котором тонули всхлипывающие звуки мелких.
Комментарии