ЧТО ПРИРОДЕ ПРОТИВНО, ТО ЧЕЛОВЕКУ НЕРАЗУМНОМУ, КАК БЛАГО.

ЧТО ПРИРОДЕ ПРОТИВНО, ТО  ЧЕЛОВЕКУ НЕРАЗУМНОМУ, КАК БЛАГО.

   Отпарилось и сварилось  лето под палевым солнцем. Обмелела природа жаркими красками. Отсеялось тепло. Согнался лист в лесу. Обмякли и оголились  деревья. Подмела желтоглазая  уставшее лето, да и сама уже листом опавшим  краешком зимы коснулась.

   Начал Медведь берлогу для зимней спячки готовить и править. Нагребать мох, натаскивать и устилать запавший лист и ядрёные шишки. Дела и в половину не сладил,  один угол только прихватил, как ошкуренные зайцы гурьбой завалились. Потоптались возле берлоги, а заходить в неё не стали. Где стояли, там и речь держали.

- Туго живём, Миша. Серые и лисьи нашими шкурами запасаются, - голосят взахлёб. -  Не житьё, а затрёпка. Что ни день, а кого-нибудь и прошкурят. Прибрал бы ты их. А мы бы тебе потом с берлогой подсобили.

   Почесал  Медведь сопилку. Берлогу  надо бы  ещё листом и шишками заправить, да ведь сладко заячье слово: не сопильный Косолап, а Миша и ошкуренные  зайцы в душу по самую макушку   затесались. Решил он побеседовать с серыми и лисьими, чтоб слово крепкое молвить, а они поперёк его слова неразумной речью  навострились: катись сопильный Косолап в свою берлогу к шишкам, правь и чини её. С одной стороны правы они: на дело нужное  указали - свою берлогу поднимай, а в наши дела свою сопилку не суй. С другой стороны лесной обычай не соблюли, из устава вышли: кто же так Медведя к шишкам посылает. У него каждая лапа в пуд. Примочит и надвое развалит. Забил Медведь новую стрелку, чтоб они уже не от слова, а от  мышцы его сильной уразумели: придавлю так, что весь сок лисий и серый выжму, а они его слова и мышцу в толк не взяли и  солёным словом опять к шишкам отослали. Сколько же катать можно неслухмяные? Обиделся Медведь насмерть.  Он шерстяной, и законы у него шерстяные,  против шерсти погладишь, так недаром ведь он шишкарями запасается. А серые и лисьи – кто они? -  не ёлочно - колючие, как Медведь, а с малой шерстью   и беззаконники, бунтарского и ветреного духа набравшиеся и устав медвежий не принимают. Серо-лисий  застолбить желают. Махнул он  лапой раз, два и серых, да лисьих скоро  вычесал. Вместе с дубовиками и берёзовиками в подлеске выкорчевал. Пеньками умял. Даже корня древесного не оставил. Сам удивился, что споро дело уладил. Никто поперек не успел стать. Зайцы в благодарность. Раньше от серых и лисьих стремяком зачёсывали, противно своей природе на деревья заскакивали. Понравилась Медведю заячья благодарность и дело своё.  Кому бы ещё подсобить? Осмотрелся. Углядел рядышком  другой подлесок с полянками просторными с ягодой красной, да сладкой, орехами и желудями усыпанные. Ему бы думку в голову взять, что в первую очередь   свою берлогу нужно  хозяйственно править и чинить, зима уже в расписные сани с ледяными полозьями усаживалась, снежным одеялом себя накрывала, воздух серебрила,  а он из-за заячьей благодарности душой надломился и затопал в подлесок.

Там серые и лисьи  зайцев тоже ошкуривали.

- Подсобить житье наладить?

- Да ты уж не откажи,  Миша, - взмолились зайцы и за сильную мышцу его похвалили.-  Ты хорошо тем сделал, так сделай и нам.

   Настропалил Медведь зайцев: гурьбой ходить против серых и лисьих, а не поодиночке, а то перешибут, не сдюжите. Пообещал, что   раз, два лапой махнёт и очистит. И махнул бы, да он хоть и Медведь и крепостью не обижен и мышца его крепкая и  сильная, но против природы не устоял. Подвела природа: первым снежком сыпанула. Зимушку накатила, холода нарастила. Обильная еда оскудела. Зимняя спячка накрыла Медведя и  в берлогу затащила. В  спячку завалился он и про своё медвежье слово забыл.  Серые и лисья – глазастые.  Видя, что Медведь в берлоге сном  оттягивается, начали зайцев когтями и зубами выглаживать. Зайцы вокруг берлоги мотаются, кличут Мишу: подсоби!  Мы же твоё слово исполняем: гурьбой бегаем, а они нас поодиночке вылавливают.  А Медведь в полную закрутку  храп через свою сопилку выдаёт. Заячий голосок тонок. В храпе Медведя гаснет. Попытались было выдернуть его из берлоги, да заячьих силёнок  даже на одну лапу не хватило. Пришло время. Откатилась зимняя спячка.  Высунул  Медведь свою сопилку. Глаза  за берлогу запустил, пробил взглядом подлесок и оторопел. Раньше подлесок с голосистыми птичками был, убаюкивал тишиной, медком лакомил. На красну  ягоду, орехи, желуди не скупился, а сейчас клоками шерсти оброс, ошкурили до прогалин.

   Медведь было в голос, да голос в спячке осел.

- А где зайцы?

   В ответ серые и лисьи подрулили и своё слово приладили.

- Да ты, Миша, не утруждайся. Мы с ними тута разбираемся, - вздохнули и добавили, -  а они с нами. Какой-нибудь остаток тебе да обломиться, чтоб берлогу править и чинить.

   А весна уже зелёны  косы заплетает, разноцветные ленты вплетает, свежие краски в радуге отбирает, в говоре хрустальных ручейков себя проявляет и в  талых лужицах с зеркальным ледком разливается. Солнышко в силушку входит. Небо от зимней хмури очищается и певчими песнями устилается. Земля из снега выбирается, сочным теплом наливается. Весна – самое породистое время года: что посеешь, то и пожнешь.  А они всё разбираются, а  когда подлесок в рост пойдет и жизнь не бурей, а ладком, да полянками ягодными, ореховыми и медовыми завяжется – неизвестно.

-