ОТЧАЯНИЕ И УТЕШЕНИЕ

Чувствую, что зреет во мне какой-то отчаянный поступок. А вот какой – пока не пойму.

Ну, убивать я, естественно, никого не стану, в крайнем случае – только себя, да и то пока подождать можно.

Хотелось бы все-таки что-то хорошее. Отчаянное, но – хорошее.

Высказать во всеуслышание всю правду, какая она есть? – это уже даже неинтересно. И смелости тут давно нет никакой, да и правд этих всяких столько развелось, в  глазах рябит.

С кем-то резко порвать? – так уже и так всех вокруг разогнал, один остался.

А может, наоборот, – резко сойтись? Выбрать себе какую-нибудь страшенную, чтобы просто плеваться хотелось, а не то что сходиться, и назло себе… Как вериги. Паскаль же носил на себе какой-то там колючий пояс – во имя страдания…

Нет, я себя знаю – я и тут начну какие-то жалкие удовольствия урывать. Лучше уж тогда и впрямь вериги.

А может, в Единую партию вступить? Тут все-таки и решимость нужна, да и житейская польза какая-никакая…

Или, скажем, привязать себя к креслу – и включить на целые сутки государственное телевидение?

Слабо?

Вообще-то у нас в стране в этом смысле выбор широкий – для чего-то отчаянного. Даже можно и не напрягаться, без тебя всё организуют…

Вон кто-то уже звонит…

Ну вот – приятное сообщение: завтра наконец-то привезут бюст нашего Верховного с обнаженным торсом, а то уж неделю не могут доставить. Представляю, сколько бы ждал кого-то другого, ну там какого-нибудь писателя, мыслителя…

Я, кстати, давно заметил: как только кому-то там на небесах пригрозишь, доведешь себя до нужного кипения – так сразу какой-то просвет, облегчение. А без этого никто и не почешется.

Вот и власть, зараза, так действует: сначала обкрадут по-крупному, а потом по мелочи подкидывают; сначала унизят, разотрут по полной – а потом могут и уважить слегка, пришлют какой-нибудь бюстик в утешение.

А мы и рады-радехоньки.