Александр Бородай "не готов"...

Бородай курит одну за другой в огромном губернаторском, а теперь своем кабинете на 11-м этаже обладминистрации. В черной футболке и брюках защитного цвета, на поясе кобура. Видно, что тут он задерживается нечасто — на пустом столе только пепельница и выключенный компьютер. В кабинете нет вообще почти ничего, что бросалось бы в глаза, если не считать портрета Путина. Во время нашего разговора лидер ДНР почти не сидит в кресле: ходит по кабинету, садится на край стола, выкладывает пистолет из кобуры и снова прячет назад. Кажется, ему трудно оставаться в покое. При этом Че Бородай (то ли в шутку, то ли всерьез его так называли за глаза некоторые бойцы) демонстративно вежлив, хотя говорит громко. Вместе с нами его советник Сергей Кавтарадзе, тоже, не переставая, курит. С улицы доносятся разрывы артиллерийских снарядов — украинская армия обстреливает позиции ДНР в Киевском районе, всего в паре километров отсюда. Из окна видны столбы дыма, поднимающиеся над обстреливаемыми локациями. Секретарша Александра вносит в кабинет кофе и бутерброды с колбасой, а Бородай просит минералки.

«Наше преимущество — хорошая пехота»

— Говорят, что украинские военные почти завершили окружение Донецка. Артобстрелы вовсю идут уже на окраинах.

— Вы слышали кучу всякой информации, которая не соответствует действительности. Украинские так называемые военные, все эти бандиты, наемники, всевозможная сволочь, но и военные в том числе, — пытаются нас окружить. Это им плохо удается. Да, технически они снабжены прекрасно. Им помогают их западные союзники. В ход, по-моему, уже идет вся техника стран бывшего Варшавского договора. Из Болгарии, из Польши. Но окружить нас полностью им ни хрена не удается никак. И у них довольно тяжелая с этим ситуация. Бьют (силы ДНР. — П. К.) их очень сильно, бьют по морде с оттягом. А наше преимущество — это хорошая пехота.

— В городе совсем не видно ваших бойцов.

— Вы не забывайте, что сегодня выходной день.

— У военных?

— Военные воюют на передовой. В городе вы видите, чтобы военные действия шли?

— В районе аэропорта и ж/д вокзала, например.

— Так вот в городе непосредственно этого нет. На окраинах — да, бои идут. Есть попытки проникновения диверсионных групп противника, колонн, попытки прорывов, но эти все попытки блокируются, а противник выбивается. Вот сегодня была пара попыток зайти в город — не буду сейчас в интервью говорить, с какой стороны, информация оперативная, но да, попытка была.

— Вас вопрос личной безопасности не беспокоит? У вас тут совсем небольшая охрана.

— Вас это беспокоит? Это странно.

— Нет, я не беспокоюсь, вы не подумайте.

— А, ну спасибо, что не беспокоитесь, конечно.

— Просто это бросается в глаза — в такое время так мало охраны. Вы же, наверное, тоже в курсе этих последних слухов, будто бы российские спецслужбы собираются устранить лидеров ДНР и ЛНР.

— Я напоминаю вам, что я гражданин России и как-то плохо представляю, чтобы российские спецслужбы затевали против меня некие операции. И против любого другого лидера Луганcкой или Донецкой республики. Это чушь собачья. Моя охрана охраняет меня от противника, от киевской хунты, от их наемников. И совершенно не охраняет меня от российских спецслужб, потому что я не нуждаюсь в этом.

О границах империи

— Вы гражданин России, мне интересно, как вы общаетесь, находите общий язык с жителями региона, гражданами Украины?

— А почему я должен находить общий язык?

— Я имею в виду, что вы лидер ДНР, гражданин России…

— Да мы все русские люди! Какой мне с ними еще находить общий язык? Если в свое время внутренние административные границы Советского Союза, и без того начерченные очень странно, стали вдруг государственными, то чем житель Донецка принципиально отличается от жителя Ростова? Объясняю вам: ничем, они из одной большой страны. И вот вы поймите принципиальную вещь. Меня часто называют сепаратистом, но я не сепаратист, я против сепаратизма вообще!

— Кто тогда сепаратисты?

— Киевская хунта — сепаратисты. Потому что есть гигантский русский мир, который формировался тысячелетия. Это общая цивилизация — она и русская, и белорусская, и малороссийская. Сотни лет у нас было общее государство, которое было выковано и потом, и кровью.

— Хорошо. Но где границы этого государства?

— А они известны. Где русский язык звучит, где русская культура в ходу, где русская кровь проливалась… 

— Но проливалась она, скажем, и в Эстонии…

— Дайте мне договорить, если берете интервью, вы же не сами ораторствуете. Так вот, я хочу сказать вам следующее. Вот эти границы русского мира, они очевидны, и мы как раз боремся против киевской хунты, которая для нас и является сепаратистской. Они хотят от нашего русского мира Украину отложить. Украину, которая всегда была частью этого мира. Киев — мать городов русских. И Переяславская рада — не случайное явление в истории, которая объединила тогдашнюю Московскую Русь с Украиной. Так вот мы боремся с сепаратизмом, участвуем в очередном историческом процессе. Это они (в Киеве. — П. К.) взяли часть русского мира, отгребли ее под себя и устроили там междусобойный бордель, где правят десятка полтора олигархов, которые никакого отношения даже к самой Украине не имеют. А мы боремся за глобальную русскую идею. И центр ее находится по-прежнему в городе Москве, и для нас она — столица и Донецка, и Луганска, и Ростова, и Петербурга, и других мест, где говорят по-русски, где живут русские люди. Все очень просто.

— В таком случае, за какие территории в Европе вы еще хотели бы побороться?

— Не надо вот меня отделять от народа, который восстал. Это народ восстал против киевской хунты. А я, как и все другие добровольцы, приехал из России помогать…

— Я уже не о Донбассе и хунте. У меня лично к вам вопрос как к лидеру, как вы сказали, восстания русских. Вы говорите — восстановим русский мир. Нарвы, скажем, это тоже касается?

— Мы сейчас можем рассуждать, конечно, о границах Российской империи в границах 1913 года…

— Но все же ваш интерес — он как далеко распространяется?

— Мой интерес — это тема не самая существенная. Но если говорить об истории или об истории философии, если хотите, то Прибалтика та же сейчас не является частью русского мира, потому что фактически все по-другому там. Русских там практически не осталось, мало очень.

— Но Рига — город абсолютно русскоговорящий, мы все это знаем.

— Я тоже бывал в Риге не раз, но там сейчас другая культура, люди по-другому настроены. Вы спросите у рижан, хотят ли они стать частью России.

— Совсем не хотят.

— Я тоже думаю, не хотят. А вот здесь люди Донбасса, они хотят этого!

— То есть выходит все-таки, что не язык определяет?

— Язык — это важная составляющая. Я же говорю, язык — это часть культуры. Если здесь, на Донбассе, культура русская, стремления политические тоже русские, естественно, жители не хотят жить при киевском бардаке. С олигархами, с Петей Порошенко, еще кем-то, не суть важно. Они хотят стать частью Россию, почему мы не можем им в этом помочь? Они не первые поднялись на восстание. Это в Украине совершился переворот военный, воцарился хаос и безвластие, да? И тогда они против этих нацистских бандитов, применю такой единственно правильный термин, восстали. Почему нет? Это нормальное человеческое право, право народа на восстание! И мы, другие русские, помогаем им как можем. Да, получилось, что я стал лидером, а другие русские парни пришли с автоматами и воюют в окопах.

— Сколько таких пришло сюда на помощь?

— Подавляющее большинство ополченцев — все равно местные жители. Я вам, к сожалению, не могу представить статистических данных, сколько добровольцев из России, сколько местных, но, поверьте, приезжих не так много. К тому же, поймите, у нас ведь ополчение, такое партизанское войско. Есть и такие подразделения, которые стоят в своих родных селах и городах и воюют, и их очень сложно учесть, посчитать. Но люди воюют. И в Артемовске бои идут, и в Славянске продолжаются (города, взятые под контроль украинскими военными. — П. К.). Да, они не такие грандиозные, но там взрывы, стрельба, там каждую ночь кого-то из наших противников отправляют на тот свет. Как вы думаете, это делают русские добровольцы или местные партизаны? Конечно, партизаны!

«Игорь Иванович Гиркин имеет нулевые политические амбиции»

— Александр Юрьевич, а как вы координируете все эти вооруженные группы? Есть вот эти партизанские отряды, есть Стрелков-Гиркин и его люди, есть Бес, есть Ходаковский. Впечатление такое, что они действуют независимо друг от друга, а иногда и воюя между собой. Известный случай с перестрелкой бойцов Ходаковского и Беса у милицейского главка.

— Чушь собачья. Вот чушь собачья! Со всеми командирами нам удается наладить, мягко говоря, взаимопонимание. Я только что приехал со штабного совещания, где были и Захарченко, и Гиркин, то бишь Стрелков, и представитель Ходаковского (сам он сейчас выполняет специальную миссию, но я с ним побеседовал по телефону, что поделаешь).

— Но кто является верховным главнокомандующим?

— На сегодняшний день выстроена такая система, не буду называть моей заслугой, хотя это предмет стараний, в которой главным командиром является Захарченко. И тот факт, что он местный, важен и с политической, и внешнеполитической точки зрения. Поскольку Донецкая народная республика является точкой бифуркации на карте мира, ее внешние контакты будут лишь усиливаться. И моя позиция остается неизменной: руководителем республики должен быть коренной дончанин. Вот он и выковался. Доказал свою способность управлять людьми, был в бою. А Игорь Стрелков  является моим старинным товарищем и другом. И вообще нелепо говорить здесь о каких-то противоречиях между мной и Игорем, поскольку мы многие десятки лет друзья. С Ходаковским тоже поддерживаем близкие отношения.

— Как вы познакомились с Гирки­ным?

— Мы вместе воевали в Приднестровье, но на разных участках фронта, поэтому не пересеклись. А познакомили нас уже после войны, в 90-е годы, уже и не помню как.

— В реконструкциях вы не участвовали?

— Участия в них я не принимал. Мы с Игорем часто шутим в силу старой дружбы на эту тему… Сам я к ним отношусь скептически. Я и в Москве всегда был занятым человеком, поэтому все его попытки пригласить меня на реконструкцию заканчивались безрезультатно. А он приглашал неоднократно — и на Бородино, и еще куда-то.

— У него это развлечение или он тренировался всерьез?

— Не смешите меня, пожалуйста. Игорь Иванович Стрелков у нас весьма тренированный военный. У него этих тренировок хватило выше крыши. Это хобби, не более того, кто-то же марки собирает, кто-то бабочек, а Игорь Иванович участвовал в реконструкциях, веселое достаточно занятие. Надеюсь, и дальше продолжит, если выживет после всех этих событий.

— Но может и не выжить?..

— Не готов обсуждать этот вопрос. 

— Вы допускаете мысль, что многим в Москве, вероятно, совсем не нужно, чтобы вы вернулись? Ни вы, ни Гиркин.

— Подождите. Это каким силам? Либерально-прогрессивной общественности?..

— Да нет, я об окружении…

— …которую представляет ваша газета? Вот я вижу только эту силу, которой не надо, чтобы мы с Игорем Ивановичем вернулись!

— Газета наша за мир и чтобы вы с Игорем Ивановичем занимались не войной, а своими любимыми реконструкциями и медиаконсультациями. Пишите книги, вы же писали, занимайтесь садоводством…

— Давайте уже будем записывать! Ваш главный редактор, господин Муратов, явно представляет вот эту силу, и ему категорически не нравится мое, в частности, или Игоря Ивановича возвращение в Москву. И я все понимаю. Но я не очень боюсь Дмитрия Муратова и не боюсь персонажей иже с ним. Также я не боюсь господина Кургиняна, а они с Муратовым одного поля ягоды.

— Каким образом?

— Несмотря на кажущуюся разность в их мировоззрении, все они представляют либеральное крыло и работают по указке Запада, по прямой. В частности, ваш главный редактор — я не говорю, что он работает на СБУ, но работает на их хозяев. И его эти высказывания (в эфире «Эха Москва» от 7 августа. — П. К.), что я якобы звонил некоему медиаменеджеру в Москву в день крушения самолета и сообщил, что мы сбили какой-то там военный самолет, являются ложью и провокацией. Собственно, поэтому я вам интервью и даю, чтобы у вас была возможность проявить себя честными людьми и напечатать, что я сейчас говорю. И я хочу посмотреть, что вы напечатаете. У меня задача такая внутренняя.

— Вы, по-моему, выискали себе не тех врагов.

— Никто из нас не хочет войны. Ни я, ни Игорь. А что касается занятий садоводством, то я к ним не склонен. Насчет господ Муратова или вот Быкова (с интересом, так сказать, прочел его статью «Чем опасен Александр Бородай») — то они из той группы людей, которая является пятой колонной в Российской Федерации и работает на Запад. На нашего геополитического противника, который не хочет возвращения нашей страны…

— Да я не об этой вашей пятой колонне, Александр Юрьевич. Так, к удивлению, вышло, что вы с Игорем Ивановичем стали в России героями. Потенциально серьезными политическими фигурами. Есть мнение, что нынешней элите такие конкуренты просто ни к чему.

— Я прокомментирую вам эти домыслы политологов. И за Игоря Ивановича, как здесь говорят в Донецке, тоже отвечу. Игорь Иванович имеет нулевые политические амбиции. Его абсолютно не интересует политика ни в каком разрезе. Он нормальный обычный русский патриот. И все, чего хочет Игорь Иванович после войны, — только одного: сесть у озера с удочкой и сделать так, чтобы никто ему не мешал. Ну, может, сходит на реконструкцию за римлян. Никаких более серьезных действий от него, как бы ему их ни навязывали, ждать не стоит. Что касается меня, то я тоже не намерен заниматься политической деятельностью, кроме, возможно, консультирования, чем я занимался раннее. И знаю, что в Москве это тоже знают. Вы видите, у меня за спиной висит портрет Путина. Лучшего политика для Российской Федерации в обозримом будущем я не вижу.

«Это мой московский айфон, он завернут во много слоев фольги»

— Вы же часто ездите в Москву. Что вам говорят там? Чувствуете поддержку?

— И поддержку, и дружеское участие.

— Помогают деньгами?

— Деньгами нам помогает наш огромный русский народ. Но эти деньги носят для меня безличный характер. Я вообще, в силу присущей мне в области финансов брезгливости, сам к денежным потокам стараюсь не подходить. Есть специалисты, которые у меня этим занимаются. Но конкретных Вась, Жень и Петь, которые мне бы передавали деньги, их нет. Деньги приходят из самых разных мест, спасибо патриотам России. Даже приходят каким-то образом из Австралии. Все средства вливаются в казну ДНР и используются. Ну конечно, идет очень много и чисто гуманитарной помощи, за нее тоже огромное спасибо всем русским людям и организациям.

— Русские бизнесмены тоже помогают?

— Наверное, да. Я просто не знаю их имен и фамилий.

— Часто говорят про Константина Малофеева.

Спонсирует вас?

— Он благотворитель. Но я на тему Донецкой республики, честно говоря, с ним не общался. Я знаком с этим человек, могу честно назвать его своим другом. Хороший человек. Да, я с ним работал. Но опять-таки, опровергая всякие дурные слухи, — я не работал на него или у него. Никогда и ни в каком «Маршалл Капитале». У меня была и все еще есть своя компания, которая работала с двадцатью заказчиками, в том числе и с Константином Малофеевым, оказывала ему консалтинговые услуги. Ну и что? Я еще работал с десятками компаний, названия которых приводить не буду. Многие из них очень известные и даже международные западные компании. Да-да, а что вы удивляетесь? Есть и такие.

— А что сейчас? Вы ведь завязали с консалтингом.

— Не знаю. Я не знаю… Вот я вам продемонстрирую (достает из сумки небольшой предмет, обернутый фольгой. — П. К.). Это мой московский телефон, айфон, он завернут во много слоев фольги, это такая мера безопасности.

— Для чего?

— GPS-спутники путаются и не могут определить мое местонахождение.

— Но вы ведь включаете его, когда въезжаете в Россию?

— Совершенно верно. Включаю при въезде в Российскую Федерацию. Но когда я здесь, ни одного звонка из Москвы мне сюда, в Донецкую республику, не поступает. Вот и все. Вот у меня также есть местный телефон с местным номером (показывает обычную кнопочную «Нокию». — П. К.).

— Я не пойму. На него ведь тоже могут звонить из Москвы?

— Тоже могут, но не звонят. Я вам почему показываю — меня очень обозлило заявление вашего главного редактора о звонке медиаменеджеру. Я вообще о самолете этом узнал не через сорок минут, как он заявил, а намного позже, потому что в это время шло заседание Верховного совета. Оно еще после катастрофы продолжалось часа два вот здесь, в здании, на втором этаже. Соответственно, как только я узнал, я сразу же выдвинулся туда со своей охраной, была уже ночь, жуткая темень.

«Русский народ не обязан делать лишь то, что выгодно»

Фото: РИА Новости

— Почему к месту падения так долго не могли попасть эксперты ИКАО? С их слов, на территорию не пускали бойцы ДНР. Ваши же люди, наоборот, заявляют, что обеспечили безопасность, но никто не ехал.

— Чушь собачья опять же! Мы этих экспертов звали-зазывали. Через сутки на месте крушения появились наблюдатели от ОБСЕ во главе с господином Хугом. Мы им обеспечили охрану максимальную. Ночью после того, как они вернулись, я с ними встретился. И я говорю: «Господин Хуг! Сделайте, пожалуйста, хоть что-нибудь, блин! Пусть эксперты эти приезжают как можно скорее!» Он говорит: «Да, группа из 80 экспертов уже в Киеве». —  «А чего они в Киеве-то делают? Они могут и в Париже, и в Лондоне с таким же успехом сидеть. Пусть к нам едут, мы им все обеспечим. Пищу, кров, охрану. Блин, телами будем своими закрывать, если понадобится спасать! Только пусть едут». Мы были в этом заинтересованы. Потому что тот же Александр Хуг нам не уставал говорить, что ОБСЕ и все 57 стран, которые он представляет, будут недовольны, если мы начнем перемещать тела. Мы их и не трогали двое суток. Начали только на третьи, потому что дальше было уже нельзя. Они лежали всюду, у кого-то на крыше дома, на дорогах, в огороде, а жара была такая, что трупы разлагались. Понимаете, какая ситуация — по вине киевской хунты погибли невинные люди, а мы вынуждены…

— Это вы каким образом установили вину киевской хунты?

— Вы знаете, это настолько очевидно, что в принципе в доказательствах не нуждается. Понимаете, есть простая вещь…

— Что значит — очевидно, Александр Юрьевич?

— А вы меня не перебивайте, пожалуйста.

— Хорошо.

— Спасибо. Очевидно это по двум параметрам. Первое. Римского права еще никто не отменял, кажется. Вот кому выгодно (чтобы был сбитый «Боинг». — П. К.)? Хунте выгодно! Дальше второе. У нас нет такого вооружения, способного сбивать магистральные лайнеры на высоте 10 километров. Нету в принципе. Не было ни тогда, ни сейчас. У нас есть только средства ПВО, которые бьют на высоту до 3 тысяч метров. И даже украинские военные самолеты летали над нами абсолютно безнаказанно на высоте 4—5 тысяч метров, и мы ничего не могли поделать, вынуждены были только шустро от них бегать.

— Александр Юрьевич, по логике «кому выгодно» можно говорить многое — что и оружие вам поставляет сочувствующая российская сторона. В том числе «Буки»…

— Вы меня, конечно, извините, вы можете говорить все что угодно. Но нет у нас этих «Буков». Не предоставили нам сочувствующие российские военные «Буков», как и ничего другого. Мы свое вооружение добываем у противника.

— Но вы же согласитесь, что наличие ДНР выгодно России?

— Нет, вот давайте разведем эти понятия. Выгодно ли России существование Донецкой республики? Я, в отличие от вас, не уверен. Русский народ поддерживает ДНР, это факт. Но при чем здесь выгода? Вы знаете, мне тоже было невыгодно становиться премьер-министром республики с чисто житейской точки зрения. Очень невыгодно. Но я им стал из соображений более высокого порядка. То же самое можно говорить и о России, где живет русский народ и другие братские народы. Им невыгодно, потому что санкции и все прочее, но они поддерживают, и это правильно с моральной точки зрения. Русский народ вообще не обязан делать лишь то, что выгодно. С чего это вообще? Это как раз пятая колонна говорит: «Смотрите, россияне (русские для них не существуют, а только россияне), как вам невыгодно поддерживать Донецк и Луганск!» На это и давят.

— Ну что вы заладили про пятую колонну? Вы сами говорите, что это ничтожное меньшинство, как они могут мешать вашим грандиозным планам?

— Объясню почему. Эти люди, эти 14%, к сожалению, имеют достаточно высокую степень социальной активности. Плюс они накопили большие материальные средства. И вместе с ними приобрели существенное влияние. Хотя, по сути, эта пятая колонна к России вообще не имеет отношения, она даже живет где-то за ее рубежами. У них там счета, любимые магазины, яхты, жены…

— Это вы сейчас не о наших министрах и депутатах, нет?

— Да. Я и говорю, пятая колонна у нас велика и обильна. Счета в Швейцарии, домики в Лондоне или где-то там на «Кот-да-зюре», вот это все и есть пятая колонна. Но есть и такие в ее рядах, которые сидят и вредят в социальных сетях. Кстати, замечу, что меня в соцсетях нет. Это к тому, что, приезжая в Москву, я с удивлением нахожу, что у меня, оказывается, есть какие-то представительства в фейсбуке, твиттере. Но официально заявляю: это не я, это фейк. К соцсетям я отношусь отрицательно. Потому что соцсети — это возможность манипулировать общественным сознанием.

— Кому как не вам этим заниматься, профессиональному медийному консультанту?

— Да, я знаю всю технологию, но не занимаюсь этим. Мало ли вообще, что я знаю как профессионал? Главное, что мне это отвратительно. Я знаю про продажность многих СМИ, намекну вам. Ну и что?

— Честный и нравственно чистый пиар-консультант?

— Честный специалист, да.

— Вы очень много говорили про пятую колонну, но в итоге-то что? Есть какие-то предложения на ее счет?

— Предложений и планов никаких нет.

— К чему тогда эти разговоры?

— Я констатирую факты. Но я достаточно законопослушный гражданин Российской Федерации и не собираюсь сам ничего делать с пятой колонной, кроме пары моментов. Мне очень хочется набить рожи вашему главному редактору и Сергею Кургиняну. Я понимаю, что набить рожу, может быть, не совсем законно, но могу не сдержаться.

«Да нет уже никакой Украины»

— Почему вы ушли в отставку?

— Моя отставка принималась Верховным советом очень неохотно, да и правительством тоже. Но правительство я держу в кулаке пожестче, а совет пытался поднять небольшое восстание.

— Не хотели вас отпускать?

— Не хотели. Да я и не ушел никуда. Я даже не сменил кабинет, за окном Донецк, я никуда не бежал, как писали в интернете.

— Зачем нужен был этот финт?

— Это не финт (долго смеется). Это правильная постановка вопроса. Объясню. Иерархия в республике уже выстроена, власть более-менее построена, а мое присутствие, я надеюсь, все чаще будет требоваться в Москве. Там надо решать вопросы поддержки республики, и я надеюсь, что и дальше будут серьезные движения Москвы, чтобы прекратить эту безумную по сути гражданскую войну славян со славянами. Но чтобы этим заниматься, мне надо быть там. Здесь же будет постоянный руководитель и лидер, а мои отъезды не будут приводить в состояние паники людей, как это бывало: «Бородай уехал, всех бросил!»

— Вы готовы установить некое долгосрочное перемирие с Киевом?

— Пока все разговоры с консультативными группами носят туманный характер. Но заключать мир на условиях капитуляции мы никак не готовы. Хотя этот детский лепет нам озвучивает один из членов консультативной группы — Леонид Кучма. Вчера, как мы выяснили, он праздновал свой день рождения, а сегодня у него должен был состояться с нами телемост. Но, наверное, бурное празднование так затянулось, что выйти на связь он не сумел.

— То есть он предлагал вам сдаться?

—По сути, да. Мы сдаемся, а Украина — это унитарное государство. После этого все члены группы начинали хихикать, в том числе представители с украинской стороны.

— Медведчук?

— Да. Еще Шуфрич и Зурабов, все начинали сдержанно улыбаться.

— Встречи этой консультативной группы уже не актуальны?

— Почему нет? Вот не так давно наши представители ездили на встречу с группой в Минск, где говорили об обмене военнопленными. Плюс мы всегда готовы договариваться об установлении гуманитарных коридоров. Но серьезных переговоров пока никаких нет. И украинская сторона делает все, чтобы они не начались, чтобы всячески нас отрезать от мира. Они и экспертов ИКАО к нам не пускали. А малайзийские спецы и вовсе добрались до нас еле живыми. Они ехали окольными путями из Харькова на частной машине, проскочили все блокпосты украинской армии, и тут по ним стали бить «Грады» и авиация. И вот они под огнем до нас чудом добрались.

— При каких условиях, по-вашему, возможны мирные переговоры?

— По-настоящему, переговоры мы сможем начать, когда войска и бандформирования киевской хунты будут отведены за границы ДНР и ЛНР. Переговоры — это торговля, компромиссы. И сейчас я не вижу готовности Киева к ним. Киев демонстрирует полное умопомешательство.

— Ну а какая у вас цель? Создать внутри Украины две автономии?

— Да нет уже никакой Украины. Ее не существует, поскольку государство распалось фактически. Нет власти и нет уже страны.

— Но страна выбрала большинством своего президента.

— А как она могла выбирать, когда не было голосования ни в Крыму, ни в Донецке, ни в Луганске? От Украины отпали три огромные ее области. Значит, нет уже той страны. И та власть, которая закрепилась сейчас в Киеве, появилась в результате вооруженного переворота.

— То же можно сказать и про вас: в Донецке произошел захват власти, вы организовали хунту. У вас тут и мародеры, и бандиты. То есть между вами происходит вот этот неконструктивный взаимный наброс и ничего более.

— Пока конструктива и нет. Они считают меня террористом, а я их. Но это на уровне отдельных личностей. А фактически одни славяне уничтожают других. Причем славяне с той стороны пользуются тактикой откровенного террора и геноцида. А их западные советники продолжают настаивать на том, чтобы Донецкая и Луганская республики оставались в составе Украины.

— Но вы сами какое-то время назад говорили только про федерализацию. И этот ваш соратник Пушилин…

— Чепушилин (улыбается). Надо просто понимать, что все, время изменилось. Да, недавно еще казалось, что возможны какие-то договоренности. Но когда началась кровавая война, время для таких решений бесповоротно прошло.

Про встречу с Путиным. «Не смею навязываться. Если он пожелает, то я буду, конечно, счастлив»

— Путин, думаете, лично поддерживает вас?

— (Задумывается) …Знаете, я на это искренне надеюсь. Пока я с Владимиром Владимировичем еще не общался лично.

— Но хотели бы?

— О, этот человек, боюсь, серьезно занят.

— Вы заняты ведь не менее серьезно.

— Это не дает ему повода сразу со мной встречаться.

— Ради дела, в которое вы, я думаю, очень верите, можно пренебречь субординацией.

— Делу верю, но, честно говоря, не смею навязывать ему свою персону.

— То есть лучше вам пока не видеться?

— Нет, не так! Я же говорю: не смею навязываться. Если он пожелает, то я буду, конечно, счастлив.

«Мародеры и дезертиры, слава богу, их немного, были расстреляны»

— Александр Юрьевич, как быть с похищениями мирных жителей и активистов представителями ДНР и ЛНР?

— Ну где, скажите мне, мы похищаем гражданских?

— Известный случай с пленением журналистов с Общественного телевидения Украины в Луганске. Неоднократные похищения волонтеров и активистов в Славянске и в Донецке. Да случаев масса.

—Украина предъявляет нам массу обвинений, я даже не исключаю, что где-то когда-то разгневанные наши бойцы могли поступить с кем-то весьма неделикатно. Но чего следует ожидать от армии, которая состоит из партизан? Мы сейчас уже делаем многое, чтобы бойцы привыкли к воинской дисциплине и все их действия отвечали требованиям закона. Для этого мы создали министерство госбезопасности. Ловим мародеров, наказываем тех, кто проявляет агрессию к гражданам, даже если они вызывают неприятие…

— А те расстрелы, которые санкционировал в Славянске Гиркин приказом Сталина от 1941 года, — это что?

— У нас действует трибунал — военно-полевой суд, который санкционирует периодически приговоры к расстрелу. Почему? Потому, что у нас в республике введено военное положение со всеми вытекающими. Да, некоторые мародеры и дезертиры, слава богу, их немного, были расстреляны. Или вас интересует, почему мы основываемся на приказе Сталина?

— Как быть с «политическими преступниками»?

— У нас есть министерство госбезопасности, но я не знаю ни одного арестованного или посаженного по политическим мотивам. А я бы знал.

— Ну, пожалуйста, все те случаи с активистами. Плюс донецкие коллеги рассказывали, что вооруженные ДНРовцы некоторое время назад ходили по редакциям и убедительно просили освещать события в правильном ключе. Тут что скажете?

— Знаю только такой случай, когда один из наших командиров не поладил со своим знакомым из СМИ, просто поскандалили на политической почве, а молва разнесла и исказила. И началось. Разумеется, к командиру были применены, так сказать, меры воздействия организационные. Сейчас оба они в порядке, прекрасно себя чувствуют. Вот, собственно, и все.

— Значит, у вас тут свобода слова?

— Ну вот вы, представитель вражеского СМИ, сидите здесь, берете интервью, никто вас не трогает, не арестовывает, в кутузку не тащит. Скажите мне, действует принцип свободы слова у нас или нет?

— В этом кабинете сейчас да.

— У нас сейчас аккредитованы все украинские журналисты, работают все, кто хочет. Что вы еще хотите?

Донецк

автор: Павел Каныгин

P.S. Главный редактор «Новой газеты» оставил без комментария интервью А. Бородая.