Тебе не страшно? Почему я уехала из Крыма

Всякий, не разделяющий в Крыму радости от присоединения к России, автоматически становился врагом. Я не просто не разделяла, а имела наглость высказываться об этом публично

1 марта 2014 года я написала в своём блоге сообщение под названием "На пороге войны". Я писала о том, что люди с автоматами захватили административные здания в столице Крыма. Я писала, что это означает начало войны в Украине. Теперь, даже если я захочу забыть, стереть, отречься от своих слов, более 200 000 ссылок на эту статью будут тревожить мою совесть. 

В тот момент многие мне не верили. Мне самой не хотелось в это верить. Но сейчас конец июля 2014 года. И в моей стране война. Началась она в Крыму. В начале войны погиб один украинский офицер, и то не в военных действиях. Но в результате бескровной битвы за Крым Украина понесла огромные потери.

Страна потеряла не просто территорию, нефтеносные шельфы Чёрного моря, пляжи, горы, леса, заповедники, степи, города с предприятиями. Самые большие потери — человеческие. Украина в один момент лишилась более миллиона граждан. Фактически теперь они пленники другого государства. И то, что многие отправлялись в плен добровольно и с песнями, — двойная трагедия.

16 марта случился внезапный, как понос при крымской лихорадке, референдум. Я снова не верила, что это серьёзно. Идиотская надежда, что всё понарошку, все посмеются, помашут триколорами и разойдутся, не оправдалась. Чтобы не успели опомниться, новое "правительство" устраивало праздник за праздником. В это время украинские военные, верные присяге, покинули Крым. Школьная подружка, которую я до сих пор помню как девочку с русыми косами, служила в военной части в Перевальном. За несколько дней она собрала вещи, семью и переехала на материк. Многие её коллеги остались, чтобы сохранить жильё, получать невиданные российские военные оклады и новенькую российскую форму. Она никого не осуждала. Родителям сказала: "Для меня остаться и "перекраситься" — это предательство Родины". Ей не нашли что возразить.

В апреле назвали предателем меня. Всякий, не разделяющий в Крыму радости от присоединения к России, автоматически становился врагом. Я не просто не разделяла, а имела наглость высказываться об этом публично. Кроме того, я посмела написать что-то хорошее про Украину, посетив Черновцы, Винницу и Киев. В интернете появились списки "неблагонадёжных", где моя фамилия фигурировала с завидной регулярностью. В почту сыпались письма с бранью и угрозами. 

Меня и моих "бандеровских" детей обещали уничтожить минимум двадцатью изощрёнными способами.

Всё это писали те же самые милые люди, с которыми я, скорее всего, стояла в одной очереди на почте для оплаты коммунальных платежей. Платные тролли никогда не работают с таким душевным жаром и самоотверженностью.

В мае меня уже называли фашистом. Любого в Крыму можно назвать фашистом, если он: а) сомневается в том, что Крым — это Россия; б) видит меньше полутысячи человек на пляже одновременно; в) признаётся, что когда-то с удовольствием ел сало. На любой вопрос, который выводит оппонента из состояния эйфории по поводу "крымнаш", в ответ бросается фраза "Ты фашист, потому что оправдываешь одесскую Хатынь!". Это совершенный аргумент для победы в любом споре. Яркие баннеры на качественном пластике "Не забудем одесскую Хатынь" появились в Симферополе у вяло митингующих крымчан чуть ли не раньше самих событий. Нет, конечно, сразу после. Но мне всегда подозрительна полноцветная печать в выражении истинной скорби. 

В начале июня приятель моего мужа, с которым не один километр магнитофонных лент был прослушан, собственноручно внёс фамилию своего теперь уже бывшего кореша в список "на зачистку Крыма от пятой колонны". Муж с начала событий в Крыму уговаривал меня перебраться на материк. Мне казалось, что я предам Крым, если мы сделаем это. Мне казалось, кто-то должен сопротивляться безумию. Мне казалось, что я нужна этой земле, этим людям.

"Ты нужна мне и детям, — сказал муж. — От тебя осталась одна тень. Ты не ешь и не спишь. Пора уезжать".

И мы уехали. Забрали с собой самое дорогое — детей, книги, трёх кошек и чилийскую белку в клетке. Мы поселились в деревне среди высоченных сосен по соседству с озёрами. В наш двор приходят ночами ёжики. И единственные существа, желающие пустить мне кровь в этом волшебном месте, — комары.

Все друзья поддержали меня в решении переехать. Те, кто уже уехал, — с неподдельной радостью. Те, кто решил остаться в Крыму, — с пониманием и грустью. А малознакомые в ответ на сообщение об отъезде делали глаза диагональю в 40 дюймов и задавали один вопрос: "Тебе не страшно ехать?"

Я всегда хотела задать им вопрос: "А вам не страшно оставаться?" Но не сделала этого. Там, откуда я уехала, задавать неудобные вопросы теперь преступление. Я очень надеюсь, что в стране, гражданством которой я горжусь, никогда не будут преследовать за неудобные вопросы. У меня их накопилось очень много за время вынужденного молчания. Здравствуй, Украина. Я тут пришла в себя после переезда и у меня к тебе большой разговор.