"Сегодня будут танцы..."

 

Надоела политика и бесконечные склоки.

Щас спою.

История эта приключилась давно, а вспомнилась на днях, когда мы с давней подругой нечаянно "нашлись" ВКонтакте. Разумеется, буквы выстукивались по клавиатуре с пулеметным задором, бесконечные "а помнишь?" перебивали друг друга, и время отправилось вспять - в наше общее прошлое.

Итак, лето, каникулы, впереди 10-й класс, а сегодня мы с Томкой идем на танцы.

Юбки у нас короткие, ноги - загорелые, прически - взрослые. Глаза искусно подведены, губы слегка подмазаны, маникюр свежий. В кармашке моей сумки ждут своего часа две питерские "беломорины", потому что бабушка курит только этот сорт папирос.

Папиросы добываются сложно и аккуратно: пачка бережно вскрывается, из нее извлекается два запретных плода табачной индустрии, после чего все заклеивается с той же осторожной и быстрой предусмотрительностью.

Бабушка, пережившая лагеря и поселения, обладает нюхом и интуицией заслуженного чекиста, только и я, прошедшая суровую школу ее воспитания, умею обходить капканы, как опытная хитрая лиса.

Обнаружив недовложение, бабушка, как правило, разражается возмущенными проклятиями в адрес большевиков, у которых руки растут из известно какого места, и вырастают такими корявыми, что даже нужное количество папирос не могут уложить в пачку! Я в это время скорбно молчу, выразительно осуждая неумёх-большевиков страдальческими глазами.

Папиросами мы с Томкой старательно травим наши юные, жаждущие приключений, тела, изображая вожделенную взрослость.

Время не спешит, до вечера далеко и, посовещавшись, мы с идем к любимой подружкиной тетке.

Тетка - бездетная и обеспеченная - любит наши молодые жизни, принимает в них трепетное участие и у нее всегда можно попросить денежек на какие-нибудь запретные удовольствия. Работает она в роддоме, куда мы и направляемся, зубоскаля и веселясь, начиная хорошеть от предвкушения вечернего праздника душ и конечностей.

Роддом обретается в старом купеческом доме, окруженном тополями и липами. Лиственная зелень заливает чистые окна, женские голоса плещутся внутри, как шустрые рыбки в тенистом аквариуме. На боковое крылечко выходит добродушная наша покровительница и радостно сообщает, что в роддоме - стафиллокок, дезинфекция и ожидание комиссии горздрава.

Пьем холодный компот, клянчим денежки, жалобно просимся внутрь - посмотреть! Хочется увидеть запретное таинство родильного дома - "Ну, мооожно, ну, тётечка Раечка, ну, на немнооожечко..." "Идите уже, печенюшки," - соглашается благодетельница, и святая святых открывает перед нами свои загадочные пространства.

Ходим-бродим по тихому роддому. Кабинеты, смотровые, процедурные... Большой зал на втором этаже. "Здесь - рожают," - шепчет мне подружка, проникаясь ужасом неведомого. Просторные комнаты, полные детских кроваток - пустых, чистых, сияющих оранжевым глянцем клеенок. "Здесь - ребёночки лежат" - комментирует Томка.

На третьем верхнем этаже - широкий коридор, распашные двойные двери, в углу - стайка каталок, на которых возят больных.

Кто первый придумал шалость, мы с Тамаркой так и не вспомнили. Но падать с разбегу на клеенчатую тележку и катиться по длинному коридору оказалось весело и увлекательно. Голова поднята повыше, пузо на клеенке, ноги рассекают воздух в такт дребезжащей "машине".

Гонки по коридору, повизгивания и кутерьма.

Послеобеденное солнце плавится в огромном окне, заливает намытый до блеска пол янтарными дрожащими лужицами.

Развеселившаяся Томка начинает голосить: "Ой, помогите, я рожаю! Ой, рожаю, спасите-помогите!" Я подхватываю и мы "рожаем" вдвоем: "Вместе весело рожать... по просторам, по просторам... и, конечно, припевать лучше хором, лучше хором..."

"Рожали" мы с удовольствием, но недолго.

Разогнавшись, я стремительно лечу от окна к двери, и, приближаясь, вижу, как бегут вверх по лестнице очень злые взрослые дядьки и тётьки в накинутых на деловые одёжки белых халатах.  Это комиссия горздрава, услышав отчаянные мольбы, устремилась на спасение всеми забытых неведомых рожениц...

Группа захвата почти достигла двери, а увлекшаяся процессом Томка продолжает стенать за моей спиной: "Караул, рожаю! Спасите-помогите!"

Огромный, как слон, дядька с красным лицом яростно треплет на шее узел галстука, задыхаясь, преодолевает последние ступеньки лестницы, и, летя ему навстречу, я вдруг вспоминаю читаных совсем недавно Ильфа и Петрова, понимая, что сейчас нас с Томкой будут бить. И скорее всего - ногами.

Весёлый вой за спиной наконец-то выключается. Вскакиваю с тележки, вижу перепуганную подружку, вжимаюсь в стену и лепечу самым жалистным из своих голосов: "мы - просто так... мы - покататься..."

"Покататься?!" - полупридушенно хрипит красный дядька.

"По-ка-тать-ся?" - повторяет он зловещим трагическим шепотом.

И неожиданно орёт, как Зевс-громовержец: "Вон отсюда!!!"

Сыпемся вниз, молотя каблуками по ступенькам, предельно ускоряясь, и слышим вслед гневное и громогласное: "Ко-бы-лы!!!"

Несемся, как махновские тачанки в зеленый дворик роддома, обессиленно валимся под большой тополь и начинаем безудержно хохотать. То, что "ко-бы-лы" - невыносимо смешное слово и то, что это слово адресовано нам, мы, конечно, понимаем, но как-то по отдельности.

"Ко-ко-ко-бы-лы" - выстанывает Томка и взрывается хохотом, как фейерверк - огнями. "Кобыыылыыы..." - выпеваю я следом, переламываясь пополам от смеха...

В ближнем окне роддома вдруг повисает разъяренная рожа краснолицего... Вот он уже на боковом крылечке... Белый халат развевается в воздухе и стремительно летит в нашу сторону...

Поднимаемся и даем стрекача - прочь от опасности! Бежим по газону в сторону выхода, вражина-дядька ругается за спиной, бросаемся наутек через дорогу и успокаиваемся только на другой стороне улицы, подальше от крылатого ангела возмездия.

Танцевали мы в тот вечер особенно бесшабашно. И время от времени тихо напоминали друг другу -"кобылы!" - удивляя заразительным хохотом всю танцплощадку.

Обиженная томкина тетка через неделю отсердилась и смеялась вместе с нами, вспоминая, как победивший стафиллокок роддом оглашали яростные вопли распаленного гневом охотника-скотовода.

* * *

У Тамарки трое детей: дочь, сын и еще раз дочь. У меня - сын. Разворошив и обсудив прошлое, мы выяснили, что, когда пришло наше время рожать детишек, ни одна из нас не вспомнила эту забавную историю, случившуюся в старом роддоме. Наверное, нам было не до смеха.