Александр Воронель.
Александр Воронель.
В журнале «Нева» Александра Воронеля представили, как «одного из идеологов еврейского исхода из Советского Союза». Он рассказывает: «По странному совпадению книга Александра Солженицына “Двести лет вместе” вышла в Москве почти одновременно с открытием Еврейского музея в Берлине, который был торжественно представлен в печати как “Две тысячи лет еврейской жизни в Германии” и неожиданно оказался самым посещаемым музеем в городе. Я не уверен, что до конца понимаю смысл этого повышенного интереса с немецкой стороны. Возможно, для молодого поколения немцев евреи превратились в экзотический объект, который по уже неясным для них причинам так странно повлиял на их собственный образ в глазах других народов. Почти никто из них не видел живых евреев, а если и встречал, не смог бы отличить от остальных. В чем там было дело? В какой-то мере музей на такой запрос отвечает. Там представлены факты и сценки из жизни евреев в Германии III века, VIII века, XIII века, XVIII...
До XX века мы с женой не добрались не потому, что не хватило времени. Во всех этих веках история еврейского поселения начиналась и кончалась одинаково. Немецкий педантизм не позволяет перекраивать историю, как это общепринято в России, и потому германо-еврейская ситуация выглядит безнадежно мрачной. Конец всей экспозиции кончается сценами Катастрофы, которые мы уже не захотели видеть.
Немецкие государи и епископы регулярно приглашали и поощряли евреев, как только им приходило в голову увеличить свой доход за счет торговли или какого-нибудь нового предприятия. Спустя два-три поколения под давлением народного гнева они их изгоняли, ограбив и перебив какую-то часть на месте. Причины недовольства населения были не всегда основательны, но всегда непреоборимы. Скажем, при эпидемии чумы евреи, может быть, и не были виноваты, но что-то же делать было надо... В другом случае герцог, не знающий, как подойти к освоению соляного месторождения (или серебряных рудников), приглашает знающих евреев — они налаживают ему солеварное дело (или чеканку монеты), герцог сгоняет туда своих крепостных, и у него появляются деньги. Евреи, конечно, богатеют, герцог тоже. Он нанимает на эти деньги больше солдат, и они гонят туда еще и еще крестьян, сгоняя их с земли. Крестьянам это не нравится. Через некоторое время чаша терпения народа переполняется, и он, вместо того чтобы обратить внимание на своего герцога, который остается вне народного поля зрения, сосредоточивается на евреях, которые у всех на виду. Герцог, выбирая из двух зол меньшее, со вздохом предпочитает отыграться на них же. Солеваренное производство, однажды начатое евреями, остается в наследство грядущим немецким поколениям, а евреи (кто остался жив после сопровождающих драматических событий) отправляются искать по свету новую точку приложения.
+
Александр Воронель привык к въедливой точности научного эксперимента и добросовестности исследователя. АИС начал рассматривать русско-еврейские отношения с нуля. Александр Воронель углубился – заключение делает с позиции времени со знаком минус. До завоевания Польши (раздела Польши) Россией – евреи в ней жили 300 лет. Появились по приглашению Короля Польши. А до этого периода евреи размещались в Германии. В Польшу перебрались евреи не все – только их часть.
Своеобразное отношение к евреям со стороны Власти России. Даже не станем вспоминать дикости времен Царя Ивана Грозного: евреев топили в Двине! Такова российская политика по отношению к евреям! Царица Елизавета Петровна высказалась однозначно: «От врагов Христовых не надобно интересной выгоды». Евреи в качестве населения в России появились в екатерининское время. К просвещенности в дополнение – Екатерина Великая – немка по рождению: она с детства слышала или нечто полезное знала о евреях. Она не побрезговала извлечь экономическую пользу от инициативного этого народа. Под влиянием церковных проповедей и правительственной политики, в продолжение веков сложились в российском народе антиеврейские суеверия и настроения. Екатерина II не посчиталась с «общественным мнением» - занялась обдумыванием прагматического государственного решения еврейского вопроса. Вот только доверилась она своему царедворцу и одослагателю Державину. История числит за ним единственное полезное деяние – «открыл Пушкина». В остальных государственных делах сей сановник тупым консерватором, даже садистом - прозорливости ума не проявил. Способствовал он в установлении последовавшей правоограничительной пресловутой черты постоянной еврейской оседлости уже при Царе Александре I. Ограничена Прибалтикой, бывшими провинциями Речи Посполитой (Царства Польского), Малороссии (Украины) и Белой Руси (Беларуси).
Очень эрудированный Александр Воронель категорически считает: «Не нужно припутывать к этому (к антиеврейским народным настроениям и действиям правительственным – М.Б.) антисемитизм. Был он, или его не было (он даже не берется данный вопрос обсуждать – М.Б.), российская имперская политика была прежде всего политикой самосохранения. Феодально-бюрократический характер внутреннего устройства России законно противился чрезмерной коммерческой активности выходцев из Польши, свободно оперировавших рыночными категориями». Оказывается, русские, Россия ОПАСАЮТСЯ КОНКУРЕНЦИИ – не только со стороны ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ и ТОРГОВЦЕВ. ПРЕДСТАВЛЯЮТ ВСЕ ЕВРЕИ ОПАСНОСТЬ! ПРОТИВ ТРУДОВЫХ МАСС и их СЕМЕЙ УСТАНОВЛЕНА ЧЕРТА ОСЕДЛОСТИ. Автор занят РУССКУЮ ПАТРИОТИЧЕСКУЮ ПОЗИЦИЮ - не упоминает об этом ИСТОРИЧЕСКОМ ФАКТЕ, РУССКОЙ ОСОБЕННОСТИ. На ГОЛОД ОБРЕЧЕННЫЕ МИЛЛИОННЫЕ ЕВРЕЙСКИЕ МАССЫ – всего лишь КОМПОНЕНТЫ «ПОЛИТИКИ САМОСОХРАНЕНИЯ» РОССИИ. Без ФАКТОВ и приведения УБЕДИТЕЛЬНЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ – с ПОМОЩЬЮ ОДНОЙ ФИЛОСОФИИ СЛОВ - АВТОР СТЫКУЕТСЯ с АИС в МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКОЙ ПОЗИЦИИ и ИСТОРИОГРАФИИ.
А.Воронель указывает на удивительную особенность: «нежданный (и судьбоносный для нас всех) взрыв тяги к светскому образованию… обнаружился среди евреев в годы правления Александра II». При этом автор упускает из виду – даже АИС это заметил – российская политика направлена в те годы на разрушение еврейского самоуправления и разгон кагалов. Вместо сугубо религиозного образования – евреев побуждают обретать образование российско-государственное, светское. Изменение в этом направлении предприняли – потерпели неудачу в БОРЬБЕ с ИУДАИЗМОМ и ПОПЫТКАХ КРЕЩЕНИЯ ЕВРЕЕВ. Прежде всего в АРМИИ - ДЕТЕЙ-КАНТОНИСТОВ, да и ВЗРОСЛЫХ СОЛДАТ. ЕВРЕИ НЕ РВАЛИСЬ к ХРИСТИАНСТВУ! И вот тогда ПРИДУМАЛИ и ВВЕЛИ РЕФОРМУ в ОБРАЗОВАНИИ. УЧЕНИКИ-ЕВРЕИ ОБЯЗАНЫ ПРИСУТСТВОВАТЬ на УРОКАХ ЗАКОНА Божия. Конечно, изучали Евангелия. Не сразу ЕВРЕИ РВАНУЛИ к СВЕТСКОМУ ОБРАЗОВАНИЮ. И когда ЕВРЕЕВ СТАЛО МНОГО – ВВЕЛИ ПРОЦЕНТНУЮ НОРМУ: в ГИМНАЗИЯХ и УНИВЕРСИТЕТАХ. Вскоре началась ШИРОКАЯ БОРЬБА с «ЕВРЕЙСКИМ ЗАСИЛЬЕМ». В ТОРГОВЛЕ, ПРОМЫШЛЕННОСТИ и ОБРАЗОВАНИИ.
О нищете еврейских масс и трагичности положения А.Воронель не знает или не упоминает – он пишет: «в предшествовавшие годы еврейской рыночной стихии был поставлен почти непреодолимый барьер (ну почему сей «дипломат» не называет вещи своими именами? Так бы ясно сообщил о «черте еврейской оседлости» - претит ему промолчать это популярное, в свое время юридически, в правовом и бытовом смысле реальное словосочетание и явление – М.Б.) и светское образование стало тем единственным путем, который мог дать множеству грамотных евреев почтенное (согласное с их глубинными представлениями) занятие, ставившее их в положение конкурентоспособности с остальным населением».
А вот тут вынужден уличить А.Воронеля в недостатке осведомленности:
А. евреи – народ сплошной грамотности почти во все периоды своего существования, как религии и нации;
Б. светское образование – не давало образование более широкое, чем религиозное; да, учащиеся изучали некоторые «новые предметы», но «религиозное» образование в более раннем возрасте, быстрее и даже лучше готовило детей и молодых людей к самостоятельной жизни;
В. Светское образование вовсе не гарантировало получение востребованной профессии и возможность выезда за пределы «черты оседлости»;
Г. Только высшее образование или высокий имущественный ценз позволяли выехать за пределы «черты оседлости»; с использованием щедрых взяток и прочими нечестными способами добиваться «положенного» и старательностью достигать материального благополучия. Профессору Александру Воронелю повезло: получил очень престижную специальность и сумел пробиться – в советское время! В царские времена он не жил!
Д. он даже стал правозащитником, теоретиком выезда из СССР.
Е. но ЧТО ЕВРЕЙСКОГО ОН ПРИВЕЗ с СОБОЙ? ВОСПОЛНИЛ НЕДОСТАЮЩЕЕ ЕВРЕЙСКОЕ? Не ОСТАЛСЯ ли ОН в Израиле на УРОВНЕ ИНАКОМЫСЛЯЩЕГО СОВЕТСКОГО ИНТЕЛЛИГЕНТА и ЛЕВОСМОТРЯЩЕГО ГУМАНИСТА-ИЗРАИЛЬТЯНИНА?
Ж. в таком случае – за долгие годы жизни в Израиле – остался русский патриотом; вовсе не евреем, а антиизраильтянином.
З. с позиций своей РУССКОСТИ – на этот раз ОБОИМ НАРОДАМ и ГОСУДАРСТВАМ ОН не просто СОВЕТУЕТ – КАТЕГОРИЧЕСКИ УКАЗЫВАЕТ ПУТИ РАЗВИТИЯ и ПРОДВИЖЕНИЯ к ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ ИДЕАЛУ.
И. КОММУНИСТЫ ОБЕЩАЛИ ПОСТРОИТЬ КОММУНИЗМ – А.Воронель со своими ПОСЛЕДОВАТЕЛЯ СТРОЯТ ИДЕАЛЬНОЕ НЕЕВРЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО в Израиле – для ВСЕХ РАС и НАРОДОВ.
«Российское государство до самого конца XIX века в евреях не нуждалось (а в татарах, ненцах или самих русских нуждалось? – М.Б.) еще и потому, что для выполнения тех технических функций, на которые германские государи столетиями раньше приглашали евреев, оно щедро набирало уже далеко продвинутых европейских (германских, в частности) специалистов. И русский народ согласно отвечал на это массовой ненавистью к немцам…»
НЕМЦЫ – ФУНКЦИОНАЛЬНО ЗАНЯТЫ в ТОРГОВЛЕ, РЕМЕСЛАХ и ОБСЛУЖИВАНИИ: ЗАМЕЩАЛИ, тем самым СПАСАЛИ ЕВРЕЕВ! Это уже нечто НОВОЕ! Такое может написать только ПРАЗДНЫЙ МЫСЛИТЕЛЬ. Только по ВЕРСИИ АИС ЗНАКОМ с ИСТОРИЕЙ ЕВРЕЕВ в РОССИИ.
А.Воронель цитирует Н. Некрасова: «Он в землю немца Фогеля, живого, закопал». Себе представим: на месте немца – оказался еврей; некрасовский персонаж долго бы стоял-раздумывал? Тогда строки могли звучать не менее правдиво-пафосно: «Он в землю еврея Фогеля, живого, закопал».
Наш теоретик с вполне марксистских позиций – научно обосновывает объективный ход истории: «Со второй половины XIX века Россия осторожно модернизуется и все глубже вовлекается в европейскую рыночную систему. И только тут опять начинает разыгрываться германо-еврейский сценарий: российское феодальное государство заигрывает с еврейским капиталом, а российские феодальные отношения позволяют ему расплачиваться только подневольным трудом своих безгласных подданных».
Для столь категорического и глубокомысленного вывода – автору следовало глубже продумать, тверже обосновать позицию.
А. откуда вдруг в России возник «еврейский капитал»?
Б. по каким правилам «заигрывают» с тем самым «еврейским капиталом»?
В. К чему конкретно привело это «заигрывание» - к экономическому росту, политической стабильности и… к погромам? Не так разве? Вместо немца – живыми начали закапывать евреев?!
Г. Русские нисколько не меняют свою бандитскую природу.
Д. и даже после всего этого – уважаемый автор уже долгие годы в Израиле живет желудком и телом, а сердцем и головой – в России?
Е. неутешительные тенденции для израильского патриота и самого Израиля.
Далее – все тот же Н.Некрасов: «Прямо дороженька: насыпи узкие, / Столбики, рельсы, мосты. / А по бокам-то все косточки русские… / Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
Революционно-подстрекательски звучит вывод-анализ автора: «Ванечка, конечно, не знает, но Некрасов-то знает, что без этих косточек не было бы у него железной дороги, потому что именно так, на костях, а не иначе построены российские города, российские железные дороги и российские атомные электростанции. Так, по крайней мере, начиная с Петра I, движется в России прогресс. И призванные строить железные дороги богатые евреи, с которыми Некрасов в клубе регулярно играл в карты, были тут не более чем инструментом в руках правительства, проводившего модернизацию страны и государства». Ранее невинно убиенного немца автор не защищает, а вот евреев называет «инструментом в руках правительства». Утешил!
Александр Воронель не ожидал от АИС резкой трасформации его определенной суто националистической позиции – во втором томе. Даже его, знатока творчества писателя, - удивило: «Описывая русскую историю в своем двухтомнике, А. Солженицын избегает вопроса о ее субъекте. До 1917 года таким субъектом ему виделась, очевидно, Российская империя, в которой живые евреи были достаточно периферийным, часто раздражающим объектом. Именно эта государственническая позиция Солженицына и определяла его симпатии в истории этого периода. Но уже в тексте второго тома он занимает позицию скорее диссидентскую по отношению к новой большевистской власти, и тогда русский народ в его трактовке, русская аристократия, русская интеллигенция, а потом уже и крестьянство оказываются пассивными жертвами неназванных демонических безнациональных сил: “Нет, власть тогда была не еврейская, нет. Власть была интернациональная”.
Несомненно, прозвучала критика в нескольких направлениях.
А. АИС не указал ясно «субъект» «русской истории» - читателю приходится самому додумывать и выделять эту важную величину;
Б. «государственническая позиция Солженицына» не вызывает возражений; по причине слабого знания истории евреев дореволюционного времени, даже возможного самого этого периода – фактически отошедший от еврейства, автор критики ассимилированный не останавливается ни на одном описанном моменте; принимает их за истину в первой инстанции;
В. не указал материалистическую суть исторического процесса, не объяснил с полнотой и ясностью: «живые евреи были достаточно периферийным, часто раздражающим объектом» первого тома, предыдущего периода – неожиданно вдруг стали составной частью «интернациональной» власти;
Г. как это радикальное по сути преобразование властной структуры могло произойти – стремительно по короткому времени?
Д. позиция АИС неприятия коренных социальных преобразований - «скорее диссидентская по отношению к новой большевистской власти»;
Е. Александр Воронель считает: «русский народ в его (АИС – М.Б.) трактовке, русская аристократия, русская интеллигенция, а потом уже и крестьянство оказываются пассивными жертвами неназванных демонических безнациональных сил;
Ж. всплывает мистика, демонизм в функционировании власти и ее структуре – А.Воронель вольно или невольно становится на распространенные позиции российского суеверия.
Он продолжает «конструктивную критику в дозволенной форме» «демократического централизма: «При этом, однако, Солженицын старается соблюсти некий баланс именно по отношению к евреям, упоминая еврейское содействие либо противодействие этим странным, не идентифицированным силам. Но у него так ни разу и не всплыла какая-нибудь русская общественная группа (кроме большевиков), которая бы активно действовала в истории и сознательно предложила евреям какую бы то ни было форму сотрудничества».
А. Этим достаточно понятно указывает: евреи – сила инородного свойства, действия их не вписываются в законы национальной России, да и исторического развития;
Б. При этом сами евреи (надо понимать: другие евреи – не во власти - оказывают «содействие либо противодействие этим странным, не идентифицированным силам»;
В. При этом АИС, как считает автор, не находит самих русских, народа – не заметна, трансформировалась, исчезла: «русская общественная группа (кроме большевиков), которая бы активно действовала в истории и сознательно предложила евреям какую бы то ни было форму сотрудничества». Он признает, что и белое движение оказалось тут не на высоте общей задачи, несмотря на то, что находились евреи, готовые горячо его поддержать.
И это действительно удивительно: «Странные эти призрачные силы, которые Солженицын не называет, действуют на протяжении всей русской истории, присутствуют в России и сегодня, но с трудом поддаются идентификации, тем более в этнических терминах, которые избрал для себя автор».
Вовсе не зря всегда и постоянно, по делу и по случаю повторяют «все объясняющую трактовку: «умом Россию не понять…» Действительно, не поддаются пониманию и объяснению – абсурды всякого рода, даже уродства постоянного пользования. Россия существует – вне законов и правил. Нельзя заранее предсказать направление политики ее новых царей, как и прежних вождей и Романовых. За всю свою историю – Россия меняла политику, сама «менялась» - при этом всегда оставалась НЕНАСЫТНЫМ ХИЩНЫМ ЗВЕРЕМ, с НЕПРЕДСКАЗУЕМЫМИ ИНСТИНКТАМИ, ПОБУЖДЕНИЯМИ; ВЕЧНО НАЦЕЛЕННЫМ на АГРЕССИВНЫЙ ЗАХВАТ в КАЖДОЙ ВОЙНЕ-«КАМПАНИИ». И: СКОЛЬКО бы Россия НЕ ПРИОБРЕТАЛА – ВСЕ ЕЙ КАЖЕТСЯ МАЛО, НЕ в СОСТОЯНИИ УТОЛИТЬ ЖАДНОСТЬ СВОИХ НЕУЕМНЫХ ПОБУЖДЕНИЙ. ОНА ХВАТАЕТ, под СЕБЯ ГРЕБЕТ, УМЕЩАЕТ - даже НЕ в СОСТОЯНИИ ОБЪЯТЬ и ПЕРЕВАРИТЬ.
Автор считает: «Представление о существовании таких сил происходит от варварского экстремизма, характерного для российской политической жизни на протяжении многих столетий». Для подтверждения этой позиции – переходит к цитированию поэтических авторитетов: «…в комиссарах взрыв самодержавья, взрывы революции — в царях». М. Волошин. Автор своим словами передает мысли другого автора: «Н. Бердяев приписывал такую особенность российской истории неразвитости гражданского сознания в России, которое не ограничено устоявшимися бытовыми нормами. Отсутствием общественной привычки поверять любое решение трезвым рациональным анализом. Недостатком чувства меры, в конце концов».
Предположим даже: все три автора правы.
Что с того? Изменить нацию и страну, как объективную реальность, - нельзя. Можно и нужно к ней подобрать особые методы воздействия для сотрудничества. Никто не сказал, да и не скажет: выпадают из череды цивилизованных наций русские, россияне – по причине их полной неуправляемости. Можно ими управлять. Не обязательно тиранией. Пусть власть учитывает «особенности» - не самодурствует! Не считает себя вольной – в природной среде. Власть не должна поощрять варварский экстремизм. Свою агрессивность доводить до степени авантюризма. Анархические российские характеры – это вечная проблема. Власть сама должна освоить основные принципы цивилизованного поведения. Постепенно внедрять в обиход. Мало констатировать наличие данных свойств, недостатков – нужно их не поощрять, умерять аппетиты в проявлениях.
Автор обосновывает нечто подобное теории «дискомфорта от жесткой единой меры, навязанной из центра»: «ничего мистического в этой особенности нет, но среди сотен миллионов людей разных культурных уровней и стилей, живущих на удалении тысяч километров друг от друга, единого чувства меры и быть не может, так что, пока существует слишком жестко связанное целое под названием Россия, будет существовать и дискомфорт от жесткой единой меры, навязанной из центра. Это целое обладает инерцией несравнимо более весомой, чем все возможные намерения или теоретические построения идеологизированных групп. И запланированная в центре мера модернизации, всегда будет непосильной для одних (для большинства) и смехотворно недостаточной для других (немногих)». Мало этого: сложности централизованного руководства пытается учесть, обосновать вынужденную меру «компромисса меньшего зла» - учитывающего крайности и «примиряющей» жесткой его политики. Во втором томе своего “200 лет вместе” Солженицын как будто готов поставить вопрос и шире: а зачем нужен самый этот прогресс, если он оплачен такой тяжелой ценой? Тем более что в наше время впору уже усомниться и в пользе прогресса. Особенно если значительное большинство российского населения к нему не очень-то стремится (и раньше, и сейчас)».
Далее автор сообщает: «Если бы советская власть не нашла в массе евреев замену своей изгнанной национальной интеллигенции в первые десятилетия после гражданской войны и еврейская молодежь не откликнулась бы на этот призыв с энтузиазмом, разруха бы не скоро кончилась и СССР не стал бы мировой державой, способной противостоять Германии. Однако Солженицын как патриот-консерватор старается избежать такой прямой постановки вопроса, потому что это означало бы с его стороны признание ценности многих реальных успехов советской власти. Поэтому, дойдя в своей истории до сегодняшнего дня, Солженицын теряется в подробностях и не может ясно сформулировать, чего же в самом деле он от евреев хочет». Вот так незлобиво, очень даже умеренно, сочувственно звучит критика почти единомышленника. И дальше: «В отличие от Солженицына, царские чиновники, как и большевистские вожди, напротив, хорошо знали, что они хотят плодов прогресса в виде военной и технической мощи без его горьких корней в виде всеобщих прав и демократической неразберихи. Для этого и тем, и другим всегда нужны были евреи, как и многочисленные иностранные спецы».
Выходит, прежние царские чиновники и советские аппаратчики оказались большими патриотами, да и проявили большее предвидение, чем постфактумная прозорливость АИС. Не вполне точно разобрался в исторических фактах, не совсем доброкачественным провел анализ, да и выводы обнародовал сомнительного качества. В своем преклонном возрасте погнался за химерой: только затратил много времени, сил для проведения этого анонизмистического исследования. Почувствовал облегчение – не реальным, а видимом удовлетворением?
А. Воронель пишет: «Никколо Макиавелли в XVII веке советовал cвоему государю в таком случае пригласить способного управляющего, наделить его неограниченными полномочиями, всячески поощряя не щадить ни собственности, ни жизни граждан, а по достижении желаемой цели всенародно демонстративно казнить его за тиранство». Ничего себе – совет и советчик! Возможно, срабатывает при монархии и в тоталитарном обществе. И дальше продолжает подобный сюжет: «Петр Первый в своей борьбе за российский прогресс такого коварства еще не планировал, но зато его лихие соратники в ходе борьбы за власть сами позаботились, чтобы после его кончины никто из них не остался на поверхности. Сталин же, прямо следуя советам мудрого итальянца, неуклонно и виртуозно использовал для своей и государственной пользы и способных евреев, и всеобщее раздражение против них. – заключительную фразу в данном эпизоде заключает констатацией – не осуждением: - Всякий лояльный российский гражданин, что бы он об этом ни думал, уже самой своей лояльностью подтверждал конструктивность такого подхода».
На этом прогресс не ограничивается, да и рассуждения о нем не останавливаются: «Если бы я жил в России и был лояльным российским гражданином, я безусловно был бы за прогресс, хочет этого большинство населения или не хочет — народ ведь, в сущности, никогда не знает, чего он хочет». Вот так! Почти саморазоблачение. Гуманисту никогда не придет в голову подобная форма оскорбления, да прилюдно высказать такую сомнительную «истину». «И вот в этом-то прирожденном экстремизме (или, как он думает, моральной глухоте) Солженицын евреев и винит, хотя сами способы достижения прогресса в России всегда определяли, конечно, не они». И на этот раз критика. АИС на сей раз в усердии перестарался: перегнул палку. Несомненно. Нельзя оставить без реагирования. Иначе может пострадать. Пусть даже не получением ранения в верхнюю часть туловища.
А.Воронель сообщает о «своей деятельной натуре, я отказываюсь преодолевать российскую историческую инерцию и выпадаю из русской проблематики, покидая не только самое родину, но и ее альтернативы. К этому… и сводится сущность сионистского проекта, освобождающего еврея от груза имперских проблем». Неожиданно «просто» он изложил суть национального спасения. Доходчиво излагает понимание патриотизма. «Проблемы великих империй требуют человека целиком, отнимают индивидуальную совесть, и, вмешавшись в судьбы России, человек становится рабом имперской судьбы».
В подтверждение своей мысли – опирается на высказывание великого поэта: “На всех стихиях человек — тиран, предатель или узник”. А. Пушкин).
Далее последовало изложение им воспоминания: «35 лет назад я был в лагере резервной армейской службы в Баку и сдружился там с грузином старшего возраста — специалистом-чаеведом. Во время войны он был разжалован из офицеров в рядовые за избиение солдата-новичка. Глядя на этого мягкого, интеллигентного человека с аристократическими манерами, я никак не мог представить его избивающим несчастного юношу. – Узнал истинную подоплеку произошедшего: - Сталин подписал указ по войскам ПВО, запрещавший им под страхом расстрела прятаться в блиндажах при атаках с воздуха. Они были обязаны вести непрерывный огонь по самолетам-бомбардировщикам дальнего следования, не отвечая штурмовикам… не считаясь с собственной безопасностью. Новичок струсил во время прямой атаки немецких штурмовиков на батарею и в истерике забился под койку в блиндаже. Командир должен был расстрелять его на месте или отдать под трибунал. Мой интеллигентный приятель пожалел сопляка и, силой вытащив его из-под койки, пинками выгнал на боевую позицию. Доброжелательный политрук написал на него донос, представив инцидент избиением...»
Автор далее сообщает о законах сталинского времени: «суть имперской морали здесь прозрачна: законы были составлены так, чтобы не оставить места ни милосердию, ни справедливости. – Рядом он делает выводы посерьезнее, глобальной формы значения. - На том и строятся великие державы, ставя перед “своими” евреями вечный выбор — “тиран, предатель или узник”. – И в заключение – утешительное: - Но сегодня им (верно, евреям – М.Б.) уже труднее ссылаться на недостаток исторического опыта…» Да, у евреев не остается больше поводов и шансов кому-то жаловаться, ожидать со стороны спасение, даже поддержку. Приходится полностью рассчитывать на собственные силы, ум, творческие возможности и материальные средства. Благо, у евреев есть свое государство с воюющими между собой общинами и политическими направлениями.
+
В Израиле многие различают голос радио-журналиста Дмитрия Прокофьева (в совершенстве владеет ивритом) – ведет репортажи из Москвы на горячие темы российской политики. На этот раз он российским читателям представил израильского автора: «Александр Воронель – человек более чем известный в еврейском мире и в диссидентском сообществе (когда оно еще существовало). Профессор физики, ставший физиком случайно (как сам он рассказывает – просто потому, что ГБ обещала его обязательно посадить, если он займется гуманитарными дисциплинами), один из первых отказников и один из главных активистов еврейского национального движения 70-х годов; основатель самого интеллектуального русского журнала в Израиле (а кто говорит – и во всем русском зарубежье)… Человек, по всем показателям заслуживающий уважения».
Признаюсь со всей искренней откровенностью: запущенный в обиход юморный сюжет о «гуманитарных дисциплинах» звучит плохо озвученным анекдотом. В КГБ заседали вовсе не идиоты! На упомянутые «гуманитарные дисциплины»… Особняком стоит филологический факультет университете, юридический ВУЗ (готовили кадры для специалистов МВД и «свободных адвокатов» с допусками секретности) или ВГИК - их исключим из «советского правила». В педвузы поступала часто молодежь с ограниченными способностями и недостаточными знаниями. Попасть в «физику», да еще в науку! Такая сказочка удачна для наивного интеллигента капстраны, да еще старого рассола. Тогда из Советского Союза мало выходило достоверной информации. Обыватели западных стран интересовались ракетно-ядерными угрозами – не мелочами быта и несущественными тайнами правом овладения специальности в разделе техники-филологии.
Журналист пишет живо – заимствует сленговую полу вульгарность. Как расценить иначе его «фиг», часто употребляемого слова в местах общественного пользования. Недавно я написал: «Мат становится составляющим современной русской культуры». «Фиг» и прочие подобные сленго-вольности - ее дополнением.
Дмитрий Прокофьев изначально отнесся к книге автора с предубеждением: «Сборник философских эссе – ну что может быть скучнее?!» Ведь он, да и «мы прекрасно знаем, что такое русское философское эссе». По заранее утвердившемуся штампу убеждения «Это именно то, чем поколения г-на Воронеля на протяжении десятилетий занимались на кухне». Советские кухни в сври времена считались самыми почитаемыми и посещаемыми местами общественного пользования. В меню общения обязательно входили слово-сочетания, пряности – в виде анекдотов и прочего юмора. Тип юмора – глубокомысленный английский, легковесный французский или хамско-простецкий русский зависел от состава публики группы-коллективы. Учтем при этом малую вместимость типовых советских кухонь. Журналист сетует: «количество пустых бутылок в углу уже вызывало оторопь». В моменты безучетного полета времени - о предстоящем с утра трудовом дне забывали. «Обязательное приложение к интеллигентскому застолью (см. «Круг» Петрушевской) – суровый разговор о судьбах России… суровый разговор о судьбах евреев».
В состоянии «приема выпивки» - при общении русские непременно, между «делом» обменивались «новостями армянского радио», еврейскими анекдотами… В моменты «хмельной готовности» - заводились о «судьбах евреев», этой лакмусовой реакции «состояния и возможных переменах». Молодой журналист предполагает: «в советское время, в условиях информационного голода, философствование было необходимым элементом тренировки ума». Только ли тренировки и – ума?! Посиделки являлись формами выхлопных труб: при долголетнем «брежневском застое» можно было одуреть! Оптимистически настроенный журналист в полной уверенности позитивных перемен считает: «Сейчас появились гораздо более продуктивные формы («тренировки ума»)».
Сборник эссе А. Воронеля написан в конце 60-х годов - назван «Трепет иудейских забот». Журналист считает: «полностью оправдывает изначальные опасения... исчезли проблемы того времени… неизбежности существования в ненавистном «совке», рассуждения об этих проблемах стали совсем уж неинтересны. Интересен… рассказ о времени – но вот этого в повествовании нет». А.Воронель – вовсе не писатель: в смысле написания психологического образа. Он не мастер художественного слова. «Не таковы были цели автора. Цель исчезла – и текст сделался не нужен». В публицистике так: требует читатель постоянно – самое свежее, горячее! Хочет сам обжечься жизнью – не узнает допотопные истории из «жизни кроликов» и «развлечениях карасей на сковородке», а то и «в тарелке – со сметаной».
Д. Пркофьев особо выделяет: «информацию об авторе. На меня 35-летний Александр Воронель произвел разрушительное впечатление… он боролся со своим несовершенством, за каждый недостойный поступок втыкая себе нож в бедро! Если этот эпизод не является авторским преувеличением – Воронелю просто повезло, что на Лубянке не воспользовались саморазоблачением, чтобы упихать автора в психушник…»
Оснований для помещения в дурдом, «психушник» у КГБ имелось всегда достаточно – это и доносы, анонимки, «аргументы высокой политики» культяповского руководства.
А. Воронель – «человек из породы вечных борцов в школьном возрасте клеил марксистские листовки. Главный враг его – «люди, которые могут с легким сердцем… раскаяться и действительно изменить свое поведение, свои симпатии и антипатии». У него возникла «изначальная обида на русскую интеллигенцию – за то, что «идеология… вещь вообще второстепенная для этих людей и воспринимается ими как некое украшение жизни, вовсе не обязательное само по себе». Ну, политически, да и нравственно – беспринципны, не стойки, не борцы! В смысле высокого идеалистического служения Родине и Народу. «Соответственно, евреи отличаются от русских в лучшую сторону тем, что для них «неприемлема пропасть между принципами и практикой». Не мирятся с постоянной ложью советской жизни. «автор поливает тех же евреев за то, что на самом деле они вовсе не желают соответствовать заявленному идеалу: «Они… хотят вознаграждения за несамостоятельность, за лень, за конформизм, за послушание». Вот он – ВНУТРЕННИЙ ЕВРЕЙСКИЙ АНТИСЕМИТИЗМ тот самый! Возник давно – в период максималистского взросления, но остался и по сей день. Д. Прокофьев восклицает:
«Прямо пророк гнева какой-то, прости Г-споди!»
«Настоящий» текст… в вопросах либо забытых («субъективное переживание национальной принадлежности» в стране победившего социализма, да сотрется память о ней), либо забытым и одновременно неинтересным («вечный комиссар» Троцкий как еврейское зеркало русской революции, да сотрется память о ней). Затем начинается тема вечная: евреи и русские, мы и они, что нам в них не нравится и что им в нас. «И вместе, и врозь» – а все равно вместе. Скованные одной цепью русского языка, объединенные общим прошлым мальчиков и девочек из хороших семей и, учитывая очевидный закат Европы (горе миру, где Шпенглер прав), не могущие рассчитывать сменить круг общения».
Где проблема русско-еврейских отношений – не обойдется там без критического анализа Солженицына. Различным аспектам солженицынского отношения к евреям и столкновениям двух национализмов посвящено ровно сто страниц повествования, три крупных эссе. … критика гораздо более уважительная, чем статейки всяких журналистов, заполнившие в последние годы русскую еврейскую прессу.
Придерживаются одинаковых взглядов по многим позициям Воронель и Солженицын. На самом деле, анализ сходств и различий подходов национально мыслящего русского консерватора и национально мыслящего еврейского либерала (в традиционном, разумеется, понимании этого термина: «либерала» как Герцль и Жаботинский, а не как Б.А.Березовский или Йоси Бейлин) заслуживает отдельного анализа, далеко выходящего за пределы данного текста. Но читается этот интеллектуальный поединок с уважаемым оппонентом, безусловно, на одном дыхании».
… Воронель и десятки тысяч других русско-еврейских интеллектуалов репатриировались в Израиль и вновь решают для себя проблемы культурной самоидентификации. В «Трепете…» Воронель противопоставляет русских интеллектуалов русским евреям. Спустя два с лишним десятилетия, в эссе «Мы и они», автор пишет о том, насколько русские евреи оказались русскими интеллектуалами в Израиле (т.е. получив свободу быть евреями). Отношение к исследуемому «людскому материалу» поменялось коренным образом. Слава Б-гу, а то, читая ранние работы Воронеля, можно было прийти к неутешительному выводу, что он из тех, кто «не может поступиться принципами». Новая ситуация требует новых принципов – и автор немедленно ими обзаводится.
… еврейско-арабского противостояния. Здесь Воронель нисколько не стесняется своей «русскости» и пишет не то, что политкорректно, а то, что он видит своими глазами: «Я не хочу, чтобы у читателя возникло впечатление, что автор или кто-нибудь другой в Израиле против еврейско-арабской дружбы. Я только решительно против распространения заведомо ложного утверждения, что такая дружба где-нибудь в заметных масштабах существует». Временами проявляется даже мечтательная славянская душа:
«… миролюбие Запада истощилось уже почти до того последнего предела, за которым начинаются ковровые бомбардировки». … рядом… тексты о полной и окончательной выморочности современной западной охлократии.
… читатель… знает, что «национально-освободительное движение» – это банда, а «права человека» не существуют в отрыве от обязанностей человека… говорить о каком бы то ни было «праве» палестинцев весьма и весьма преждевременно… приятно поговорить с умным, умеренным человеком, отчасти скептиком, принадлежащим к твоей культуре… Это до чего же надо было краснопузым довести умного, умеренного человека, отчасти скептика, чтобы он ТАКОЕ думал?!»
Он быстро понял: пробиться в Израиле можно только – с левозадым направлением общественной мысли».
Кажется, и последнюю фразу написал Д.Прокофьев – ЭТО ФРАЗА МОЯ!
Комментарии