Затаить ли мне злобу на советское? Или излить?

   Давно это было. На Свободе, в Таганроге. Жил я тогда, деревенский, в общем пацан, на Инструментальной в общежитии авиационного завода. Граничил он с другим великаном - комбайновым. Там работало довольно много так называемых "химиков". Жили они также в общежитиях. Контроль за ними был строгий. Такой, что порой и нас захватывал. Однажды вот что случилось.

   Давлю я после смены подушку днём. Будят меня довольно вежливо и тетрадочку к моим глазам со словами: "Твоя"?, - подносят. Смотрю спросонья - сержант милицейский. "Моя", - отвечаю. Ну, а раз твоя, то вот тебе повесточка к следователю, не тяни с посещением.

   Вам к следователю хочется? Вот и мне тоже не хотелось. Главное, что и причина неясна. Тетрадка та, в 96 листов, заполнена была листа на три. Мелким не каллиграфическим почерком записаны в ней были анекдоты. Безобидные и даже не пошлые. Это позже я узнал, что памятью меня природа не обидела и травить анекдоты я мог не повторяясь часов пяток ( был случай проверить ), а тогда подстраховывался, записывал.

   Пришёл к следователю. Точно. На столе моя тетрадка. Папки с надписью "Дело" не было. За столом капитан. Молодой, строгий в кителе без перхоти на плечах. "Что", - говорит, - "писатель, анекдоты пишем-рассказываем"?

    Я отвечаю в том духе, что только начинаю коллекцию и похвастать пока, особо, нечем. Он же мне говорит о том, что анекдоты вещь не настолько безобидная, как может показаться,  а порой может и вообще опасной стать для рассказчика.  Это, говорит, в том случае, когда анекдот политический. Я же ему отвечаю, что хотя наизусть всех членов ЦК не знаю, но анекдотов об ни одном из них не рассказываю, хотя порой слушать их - то же самое, что анекдот слушать.

Построжал, смотрю, капитан. Стал тетрадку листать.

   Я, наоборот, расслабился. Говорю капитану, что политический анекдот имеет несомненную пользу, которую я могу доказать тут же. Согласился он - давай, валяй, доказывай.

    Сидят в интерполовском СИЗО американский волк, французская лиса и советский петух. Делятся друг с другом кого за что повязали.

    "Меня за ограбление банка", - хвастает волк.

    "Меня за проституцию", - потупила глаза лисица.

     "Э-э, уголовщина", - гордо заявляет петух, -" я, вот, политический"!

Как это? - спрашивают его.

     "Я пионера в попу клюнул!"

Капитан оценил. Рассмеялся. Вырвал исписанные листы из тетради и отправил меня восвояси, отдав мне её.

   Не вспомнил бы я об этом эпизоде никогда, если бы не прочёл откровения Станислава Кучера, которому с детства запали слова тётки из детской комнаты милиции, что он Стасик, а не Стас, ибо последнее не по-советски. Вот он, на зло той тётке, или Сташек, или Стас, но только не Стасик на все оставшиеся годы. Даже больше. Он и имени Станислав в русских святцах не нашёл, о чём с немалой гордостью и поведал.

    Как мало порой надо, чтобы человек на всю жизнь в мировоззрении определился. Вот обиделся же человек на то, что стасиком на Руси таракана называют. Даже не подумал о том, что сам допускает сравнить себя с насекомым. Вообще-то это комплекс.