Весь год мы бессмысленно пашем, и я не свозил тебя в Крым...

Весь год мы бессмысленно пашем, и я не свозил тебя в Крым.
Пока он останется нашим — он больше не будет моим.
Какой еще отдых семейный? Гурзуф обойдется без нас.
Чужие отнять не сумели — свои отобрали на раз.
 
По слухам, к исходу сезона (дождался Кортеса ацтек!)
Там будет игорная зона, вполне селигерский Артек,
А также военная база, вернувшая славу сполна,
Добыча природного газа и все, чем Россия славна.
 
Для нас это было границей меж двух нераздельных стихий —
Для них это стало бойницей, откуда уставился Вий.
Для нас это Черное море — для них это выход туда,
Где топчутся в тесном Босфоре набитые смертью суда.

 
Из тысячи щелок и скважин ударила адская смесь,
И рай безнадежно загажен, и делать нам нечего здесь.
Мы столько по этому раю бродили поврозь и вдвоем —
Но вот я его забываю в аду ежедневном моем.
 
Олив, кипарисов не надо, и плеска, и склизких камней.
Мы знаем: изгнанье из ада изложено нами верней.
Они не от Божьего гнева бежали, а просто в раю
Остаться побрезгует Ева, стопою нащупав змею.
 
Прощайте, зеленые брызги, и галечный скрежет, и грот,
И запахи перца и брынзы, и море, что нежит и врет,
И запахи выжженной пампы, и катер, и шаткий настил —
Ты видишь: все штампы, все штампы. Смотри, я уже заместил.
 
А в общем, ужасная пошлость — винить времена и режим.
Моя или Божья оплошность — все сделалось слишком чужим,
Ряды победительных пугал со всех наступают сторон,
Уже не отыщется угол, который бы не осквернен.
 
И два полушария мозга, как два полушарья Земли,
Стирают угрюмо и грозно заветные бухты свои,
Заветные улицы, страны, оазисы, мысы, жилье…
Мои здесь — меридианы, а больше ничто не мое.
 
И знаешь: прости святотатство, но в этом и есть торжество.
Нам хватит уже отвлекаться на фотообои Его.
И вместо блаженного юга мы носимся в бездне рябой,
Где нас уже, кроме друг друга, ничто не волнует с тобой.