Жизнь в СССР. Чтобы помнили

ИСТОРИЯ О ЦВЕТАХ ЖИЗНИ

Многие их "ностальгентов" захватили СССР в школьном или максимум в студенческом возрасте, когда бытовые проблемы за тебя решают родители. Я  в этом возрасте тоже  на быт плевал с высокой колокольни. Но одно дело, когда ты школьник и заботы мало, а другое дело, когда на тебе семья. Ну вот, представьте: вы папа с мамой, и родился у вас ребенок. Первый. Со вторым проще - ему много чего от первого достанется. А вот родился первый, и... ну, пофантазируйте, что ему нужно и где вы всё это возьмёте. Ему нужно: коляска, кроватка, пелёнки, распашонки, молоко, бутылочки для молока (можно продолжать).

И... что?

Пойдём по пунктам.

Пелёнки. А вот не было никаких пелёнок-распашонок в магазинах. И фланели не было, чтобы всё это пошить. Во что заворачивали младенцев? Ну, то есть я понимаю, насколько бездуховные и обывательские вопросы я задаю, но вот лежит младенец с голой жопой и его надо завернуть во что-то мягкое, что есть объективная реальность. А мягкого ничего в магазинах нету, что ещё более объективная реальность. И ребёнок этот орёт, поскольку несознательный, ничего не знает ещё ни о борьбе с мещанством, ни о пирамиде Маслоу. Потом он, конечно, подрастёт - ему объяснят, и он будет так же с голой жопой, но  при этом страшно горд своей духовностью. А сейчас?

Кто-то в старые простыни заворачивал, кто-то ещё как-то выкручивался. Кто-то привозил фланель, распашонки и прочее из столиц. Я был на длительной (два с половиной месяца) учёбе в Минске, и там запасся фланелью, распашонками и чем-то там ещё. До рождения, хоть так и не полагается делать - ну а куда бежать, когда родится? И, будем считать, выкрутились идеально. Как и с бутылочками - тёща работала в аптеке.

Коляска.  А за коляской пришлось съездить в Новосибирск. У нас их просто не было. Никаких. В новосибирском Академгородке, мне подсказали, продают коляски. Ну чё, руки в ноги и вперед, для сибиряка тыща вёрст не крюк (а километров, кстати - действительно тысяча, да тысяча обратно - так что это факт, а не фигура речи). Оттуда - на верхней боковой полке плацкарта с коляской в обнимку - много ли надо советскому человеку для счастья...

Молоко. За молоком очереди  были не на полтора часа, а минимум на два - часов в шесть утра занимаешь, чтобы в восемь, когда откроют и привезут, быть в первых рядах. Иначе не достанется. Молока в одни руки много не давали, хранилось оно максимум двое суток. То есть очередь за молоком была обеспечена минимум раз в два дня. Был и другой вариант - после работы заглянуть в магазин на углу Мира и Диктатуры. Но тут уже не факт, что тебе достанется. Чтобы досталось - надо в первых рядах быть на разгрузке. Штатные грузчики, когда приходил грузовик с молоком, разом куда-то девались - а зачем, если есть добровольцы? Ну вот, разгрузишь машину с молоком - и берешь его без очереди, под завистливые взгляды. Многие пенсионеры, кстати, весь день проводили в магазине, ожидая, что что-нибудь ВЫБРОСЯТ. Когда ни придёшь - там куча старух, но никто ничего не покупает - заняли очередь, пока не знают за чем. Занятым людям с ними тягаться было невозможно.

Садик. Вот, говорят, при советской власти очередей в садики не было.

Старший (для которого покупали фланель в Минске и коляску в Новосибирске) родился, и само собой, на очередь в садик его поставили прямо в тот же день, как родился. Буквально то есть, из ЗАГСА и в районо, не заходя домой. И вот кончается декретный отпуск (он год тогда всего был), а очередь - ...сот какая-то. Татьяна преподавала в СТИ , там было вечернее отделение, поставили её на это вечернее отделение. Правда, мне приходилось обрываться с работы на полтора часа раньше.

Понятное дело, мы ходим в районо, нам сочувственно вздыхают, очередь ...сот какая-то.

Проходит еще, год, еще год - и жену переводят на дневное отделение. Ну вот тут уже караул. Мама моя (сорок лет в системе образования, завуч в "Пионерской речке" - по сути, директор школы, её и в гороно и в крайоно знают) идёт  просить. Ей сложно это делать - за себя и за своих никогда не просила. И закалка ещё та - стыдно, что своего пропихнёт, а кто-то, кто может быть, сильнее нуждается, пострадает... и всякое такое.  Долго собиралась с духом, пошла, ей там сочувственно вздыхали, очередь ...сот какая-то.

Ну что, надо взятку давать. Конфеты в коробках тогда только БЫВАЛИ, поэтому добыть быстро не удалось. А коробка осталась с каких-то времён. Купили конфет соответствующих "врассыпную", сняли фантики, разложили в коробку, получилось как так и было. Мама пошла, в первый и последний раз в жизни, давать взятку. Что там было, она до конца жизни вспоминать не хотела. Вернулась без конфет, с направлением в садик, молча легла лицом к стенке.

Ещё о детях. Вдруг вспомнилось лето восьмидесятого года. Я тогда уже дошёл до точки от бесквартирья, от ежедневного многочасового стояния в очередях за молоком и прочими продуктами - и решил свалить в деревню и жить там, преподавая, например, математику в школе, при натуральном хозяйстве, типа как Генри Дэвид Торо, а вечерами писать рассказы, типа как Лев Толстой. Но надо было попробовать, не потерял ли я навыки деревенской жизни. Поехал к своему деду, который как раз раз размышлял, не бросить ли ему корову, а то трудно косить, когда тебе за девяносто. Тест я сдал - на корову с тёлкой накосил, дров на зиму привёз-наколол, стайки починил и всякое такое. Но речь не об этом.

Покос был километрах в двенадцати, и туда удобно было ездить электричкой. Как раз самой первой, пятичасовой, кажется, приезжаешь, пока роса - валишь, а в полдень - обратная электричка. Сижу на платформе в тенечке и читаю книгу. Вдруг чувствую - на меня смотрят. Поднимаю глаза - штук десять натуральных Гаврошей от пяти до десяти лет в живописных лохмотьях.  У некоторых из них были штаны - но трусов не было, и это ясно было видно сквозь многочисленные дыры. У некоторых штанов не было, но были семейные трусы, тоже рванина абсолютная. Но больше на них ничего не было. И мы пялились друг на друга в немом изумлении - потому что для них мужик, читающий книгу, был диковинкой почище какого-нибудь Тянитолкая. Я шевельнулся, они напугались - и брызнули по насыпи прочь. Между прочим, босиком по щебёнке, если кто в этом что понимает. На другой день эти десять гаврошей привели еще столько же - полюбоваться на диво дивное. Я всякой нищеты повидал до того и после того, но почему-то эти эти пацаны запомнились больше.

Из темы детей естественно вытекает следующая.

История о столе и стульях

У мебели, приобретённой в советские времена, есть своя история: люди не просто скучно покупали её, как сейчас. За ней стояли очереди, добывали по блату, либо она доставалась по какой-то счастливой случайности.

Почему-то история приобретения мебели у нас обычно была связана с детьми. Наверное, потому, что до детей у нас мебели особо и не было - кровать и шкаф достались из татьяниной девичьей жизни, был ещё пресловутый стеллаж да письменный стол, подаренный нам на свадьбу. Этот стол недолго был письменным - очень скоро он стал пеленальным, а также гладильным. По понятным причинам мы скоро стали называть его не письменным, а описянным. Потом он всё-таки стал письменным, но уже для сыновей. Потом он стал компьютерным. Когда сыновья стали жить отдельно, мы его выкинули - он уже никуда не годился.

Когда мы, наконец, въехали в собственную квартиру,  она была практически пустой. О квартире совсем отдельная история,  которую я вспоминать вообще не хочу. Достаточно сказать, что  я всерьёз думал о том, чтобы укокошить председателя профкома, которая в самый последний момент нашла-таки причину, чтобы мне квартира не досталась - и пришлось ждать еще несколько лет. Замечу лишь, что квартира строилась "самостроем", т.е. мы получали бетонную коробку, а практически всё остальное - штукатурку, побелку, пол - делали самостоятельно. И это было по-советски: в нашем университетском подъезде доктор наук и будущий губернатор Красноярского края таскал на восьмой этаж мешки с цементом, а в университете ему за это шла профессорская зарплата (экономика должна быть экономной!). Я несколько месяцев вообще не появлялся на работе: надо было не только строить, но и сторожить построенное: ушлые советские люди тащили со стройки всё, что ни попадя (да, кстати, я и сам упёр доски для стеллажа с соседней стройки - а что, вы думаете, эти доски можно было где-то купить?).

В детской была двухэтажная кровать, купленная без приключений по случаю (та самая счастливая случайность)  да тот самый описянный стол. Потом, правда, мы установили там ещё и детский спортивный комплекс - с турником, веревочной лестницей, канатом и т.п. Я как-то получил неожиданный гонорар, кажется, за лекции о "Культуре программирования", и случайно увидел в магазине на Дубровинского этот самый комплекс. Денег как раз хватало, и я немедленно его купил. Я вообще всегда покупаю быстро и не особо раздумывая. Деньги у меня не задерживаются.

- Вы на машине, спросила продавщица.
- Да нет, сказал я.
- А как понесете?
- Да как-как? Возьму да понесу.
- Один?
- А что, один!

Взвалив ящик на плечо, я понял, что имела в виду продавщица. Ящик был длинный и довольно тяжёлый. Я допёр его до дороги, поймал какой-то МАЗ, довёз до подъезда. В лифт ящик не входил, я понёс пешком. Где-то в районе третьего этажа я понял, что если я его сейчас положу, второй раз уже не подниму. Не знаю, как донёс до шестого этажа - и там с грохотом уронил. Он упал вверх этикеткой, и я узнал, что там было восемьдесят с лишним килограммов. Если бы я прочитал этикетку раньше, я бы его не занёс. А если бы ещё раньше, то, может быть, и не купил бы.

В большой квадратной комнате стоял стеллаж и диван, на котором ночью спали мы с Татьяной, а днём резвились дети. Поскольку комната была пустой, по ней можно было рассекать на трёхколёсном велосипеде, устраивать погони и свалки, строить железную дорогу и большие города из кубиков (строительство иногда затягивалось на несколько дней). Единственное, за что я боялся - за стеллаж, и то потому, что детки могли его свернуть, а он, падая, мог их покалечить. Поэтому я его регулярно проверял и укреплял. Потом, увы, появился шкаф, и на велосипеде уже не разъездишься, - а потом, как я ни сопротивлялся, появился телевизор, а значит, и свалки ограничились.

На кухне было и того веселее. Собственно, там стояла печка, раковина  и холодильник (кажется, "Бирюсу" мы купили без приключений, во всяком случае, я ничего такого не помню, купили да и купили). Больше там не было ничего.

Кухонный гарнитур был жутким дефицитом, и года два мы жили без него. Потом повезло. Мы гуляли с младшим сыном, зашли в мебельный - а там какой-то ветеран войны со скандалом отказывался от гарнитура "Верба" ДОКовского производства, который ему полагался по льготе - не то цвет не нравился, не то фасон. Гарнитур поступил в свободную продажу. Денег у меня с собой, конечно, не было, я посадил трёхлетнего сына охранять дефицит, а сам понёсся домой.

Сын выдержал все покушения конкурентов, заявляя, что мебель куплена, папа сейчас придёт, и т.п. Он вообще сел на эти ящики и тем самым закрепил право собственности.

Гарнитур для своего времени был неплохой, удобный, мы расстались с ним только через двадцать пять лет (и это тоже отдельная история, в которой я пережил много всякого и лишился всех своих зубов). Всем был хорош этот гарнитур, кроме одного: там не было стола. И мы несколько лет жили без стола. Точнее, стол у нас был - детский, низкий. Дети сидели за ним на своих стульчиках, а мы первое время сидели на коробках с книгами или вообще на полу (это был такой прикол, мы и гостей так же принимали), а потом купили-таки табуретки.

Тот самый детский стол. Обратите внимание, чем занимаются детки. Они жрут консервированный горошек.
Вообще-то, это дефицит. Но продавался в трехлитровых банках. Открыл - надо съедать, иначе прокиснет. Вот какая умная голова придумала продавать горох в трёхлитровых банках? Впрочем, детям - праздник!

Кухонные столы в магазинах были. Но это были очень неудобные уроды. Татьяна же хотела раскладной стол, как у мамы - ей прислали друзья из Москвы. На кухне он стоял небольшим, а когда приходили гости, можно было унести в комнату и там развернуть. Ну и, конечно, он был на порядок красивее того, что продавалось в красноярских магазинах. И мы с сыном купили такой стол в Москве (я как раз взял его с собой в командировку). Как мы его из Москвы везли - это отдельный разговор. Ну, в общем, примерно так же, как я потом вёз из Киева ножную швейную машину.

Замечу опять же, что никаких престижных мебелей у нас не водилось. Что удалось купить по случаю - то и купили. Люди, которые стояли в многолетних очередях за югославскими стенками, могут рассказать и более интересные истории. Люди, которые доставали модную мебель по блату, тоже могли бы рассказать много интересного - но не станут. Они вам скорее расскажут, как хорошо жилось в СССР, где ВСЁ БЫЛО.

Хрусталя, который был тогда большой ценностью и стоял напоказ в сервантах, у нас тоже не водилось - до сих пор не понимаю, зачем  за ним люди так гонялись. Впрочем, какие-то хрустальные вещи нам периодически дарили (то вазу, то кувшин, а то и стопочки), но как-то они долго не задерживались. Мы относились к ним без должного пиетета, и потому они быстро разбивались. Их было не жалко  - любимая чашка хрустальной не бывает.

О, кстати - а что в чашки наливали?

История о наркотиках

В советское время я кофе не пил. Во-первых, его просто НЕ БЫЛО. В принципе, и этой причины достаточно, но, во-вторых, я не чувствовал в нём никакой потребности. Я и чай-то не пил, хотя он  БЫЛ. Точнее, пил только когда болел (что даёт основание заподозрить во мне энное количество болгарской крови).

А что я пил? Вы будете смеяться, но просто холодную воду из крана, зато помногу. Литра три в день минимум. За это меня все ругали - и мама, и жена, и тёша, а я знай хлестал себе. На всяких застольях рядом со мной всегда стояла литровая банка с водой. Я пил воду просто потому, что хотелось. А уже в весьма зрелом возрасте узнал, что врачи именно это рекомендуют как рецепт вечной молодости.

Кроме воды, я пил ещё молоко. Когда оно было, конечно. Летом с молоком было попроще - его продавали  из бочек unlimited, я покупал каждый день пять литров. Зимой за молоком были очереди, в магазине не всегда давали "в одни руки" столько, сколько хотелось. И появились "конкуренты": дети, которым надо было варить каши, да они к тому же пошли в меня и молоко «дули» литрами.

Кстати, забавная деталь: я лет до пяти вообще ничего, кроме молока, не пил и не ел. Буквально. Когда меня отняли от груди, я устроил сухую голодовку. Отказывался есть всё, кроме молока, и попал в больницу с диагнозом "дистрофия". Как рассказывали мама и сестра, вид у меня был как у голодающих детей Эфиопии: большая голова, тонкие ручки и ножки, рёбра напоказ. Я чуть было не отдал концы, но в рот ничего не брал. Некоторое время меня держали под капельницей, а потом меня выписали со словами: "ну чёрт с ним, пусть пьёт молоко". С молоком в нашем посёлке были проблемы, и меня отвезли к бабушке с дедом, у которых была корова. И я там бегал несколько лет, не зная первого-второго-третьего. На краю стола всегда стояла поллитровая банка молока. Я подбегал к столу, заправлялся на ходу, как бомбардировщик, и бежал дальше. Уже ближе к школе я начал как-то есть хлеб (оказалось, что с молоком это вкусно) и употреблять вторые блюда, но к супам до сих пор отношусь с подозрением. С тех же пор я большой любитель парного молока. Во время дойки стоял наготове со своей поллитровой банкой - и получал своё сразу после процеживания.

После того, как мне "вынесли" желчный пузырь, что-то в пищеварительном процессе непоправимо изменилось, во всяком случае по отношению к молоку. Стоит мне выпить больше стакана молока - и пяти минут не проходит, как я уже "на очке".  Так что я его уже почти и не пью. Но летом в экспедициях, когда мы со студентами Енисейского педколледжа опрашиваем в сёлах репрессированных, это вырастает в проблему. Ну да, я легко могу не пить молоко, которое продаётся в супермаркетах и молоком вообще не является. Но когда передо мной стоит банка с парным молоком, я не могу удержаться, как не удержался бы алкоголик, поставь перед ним открытую бутылку с водкой. Ну ладно, говорю я себе - я сейчас выпью полстаканчика. И выпиваю. И тут же наливаю еще полстаканчика. И ещё. Потом я понимаю, что уже выпил больше стакана, и всё равно пронесёт. Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец! И я пью, пока у меня не отберут банку - или пока не понесусь вприпрыжку в сортир. Для студентов это регулярное развлечение: притащить Алексею Андреичу трёхлитровую банку с "белым наркотиком" и следить за реакцией.

Впрочем, я хотел сказать не о молоке, а о чае и кофе, то есть о том, в чём я ничего не понимаю. И хорошо, иначе я бы мучился так, как мучились люди понимающие. То, что продавалось в магазинах под названием чай, таковым  практически не являлось. Чаем являлся индийский и цейлонский (со слоном), но он являлся, но НЕ БЫЛ. Даже в Москве за ним приходилось стоять в очереди, а в Красноярске его просто не было. Ну, мне-то что, я воду из-под крана пил, чаелюбы и чаеведы заваривали какие-то обломки веток, продававшиеся под названием "Чай грузинский номер какой-то", нюхали и вздыхали.

На форуме Реклама-мама в топике "Жизнь в СССР" (собственно, основа этой главы - мои посты в этом топике), пользователь Анхен рассказала показательную историю. Она десятилетней девочкой увидела в универсаме свободно продающийся цейлонский чай. Тогда в Красноярске ещё не знали цейлонский чай, зато хорошо знали индийский. Точнее, хорошо знали, что это хороший чай, в отличие от грузинского. А сам чай знали плохо, потому что его в магазинах не было. Десятилетняя девочка сообразила, что Цейлон где-то около Индии, следовательно, цейлонский чай тоже должен быть хороший. И что - она набрала полную корзину чая? Как бы ни так! Народ сразу бы смекнул, что это что-то дефицитное, смели бы сразу весь чай да ещё бы и заставили девочку ограничиться нормой типа две пачки в руки. Нет, Аня купила пару пачек, с отсутствующим видом прошла к кассе (да, кстати, и продавщицы тоже не должны были догадаться!). А потом они пришли в магазин с мамой и так же, с отсутствующим видом, порознь, несколько раз через разные кассы, по паре пачек вперемешку с какими-нибудь вафлями (чтобы чай не бросался в глаза)... Смешно? Кому как. Мне грустно чего-то...

Да, кстати, вспомнилось позабытое слова "нагрузка". Собственно говоря, товары в магазине делились на три группы: дефицит, не дефицит и неликвиды. Так вот, дефицит, как правило, продавали только вместе с неликвидами. Покупаешь курицу - купи в нагрузку пару банок каких-нибудь рыбных консервов. Консервы эти для еды не годились, но для закуси  - вполне, особенно после первого стакана, когда уже не сильно соображаешь, чем закусываешь. В книжных магазинах, например, книги нередко стояли, связанные по две: хочешь купить одну - покупай и вторую (какой-нибудь "Большой путь" Галины Николаевой). Потом ты вторую, конечно, выбросишь, или сдашь в макулатуру - больше ни на что она не годится. Собственно говоря, в таком извращённом виде прорывались рыночные отношения: ведь так, по сути, государственные магазины пытались привести цену  к реальной: вот этот товар стоит дороже чем на ценнике, а вот этот на самом деле не стоит ничего. Но легально устанавливать свободные цены они не могли. Зато могли легально использовать нагрузку.

Впрочем, пора вернуться к наркотикам. С кофе было ещё интереснее. То, что в столовых продавалось под названием кофе, таковым не являлось (кстати, и чай столовский тоже был из жжёного сахара, никакого чая в нём не было). Это была какая-то белесая жижа (ах да, кофе якобы с молоком), которую черпали из большого ведра. Почему-то с этой жижи сильно клонило в сон. И явно ни пылинки кофе при его изготовлении не использовалось.

Зато был кофейный напиток "Ячменный колос" (или "Золотой колос"). Кстати, советские учёные тогда выяснили, что кофе вреден для здоровья. Советские учёные всегда находили вред в том, чего в магазинах не хватало. А вот  "колос", оказывается, был для здоровья очень полезен, и его везде рекламировали. Вот, если бы мне сказали придумать символ для Страны Советов, я бы выбрал, наверное, это кофе из овса. Не "этот",  а именно "это" - потому что было не он или оно, это было "это"... -  говно, в общем.  Нет, ну надо ж придумать: кофейный (!) напиток  (!)  из ячменя (!).

Растворимый кофе я привозил по заказу из командировок в столицы, но сам не пил - не видел в этом смысла. Холодная вода из крана была гораздо вкуснее.

В девяностых, однако, я начал принимать кофе ежедневно. Не пить, а именно принимать. Обнаружилась у меня вегетососудистая дистония по гипотоническому типу. И врач сказал мне, кроме всего прочего, пить каждый день кофе - утром и в обед. Кофе уже везде было навалом, и я его пил, как лекарство, не видя в этом особого удовольствия. Сказано два раза в день - пью два раза в день.

Однако через несколько лет гипотоническая ВСД перешла в гипертоническую, и тот же врач сказал мне исключить из рациона кофе.  Легко, сказал я. Однако на деле оказалось не легко - я на этот наркотик уже подсел. И я узнал, что такое ломка. Болела голова, настроение было отвратительное, во рту был какой-то странный сушняк.

Апофеоз наступил, когда я шёл по улице и вдруг испытал непреодолимое желание выпить кофе. Тогда ещё не было тьмы кофеен в городе, зато везде торчали ларьки с пивом, газировкой - и растворимый кофе там тоже продавали. Я купил банку "Нескафе", банку "Пепси-колы", зашёл за угол, дрожащими руками сорвал крышку, зачерпнул пальцами сколько сумел порошка, сунул в рот, и запил "Пепси". Через минуту отпустило. А ещё через минуту мне стало страшно - я понял, каково бывает людям, которые подсели на наркотики посильнее кофе.

Кофе я победил привычным способом: сначала уменьшил разовую дозу, потом перешёл с двух приёмов на один. Сейчас я его ещё пью - но не каждый день и в безопасных количествах.