Нина Евгеньевна Веккерле
- Немка я по отцовской линии, а мама у меня русская.
Мои предки-немцы из-под Ростова-на-Дону, из села Новоалександровка. В этих местах они поселились ещё при императрице Екатерине. Когда отец впервые увидел фильм «Казаки», то сразу сказал, что это его родные места.
Моего дедушку по отцовской линии звали Василий Веккерле, а бабушку Христина. У них была своя земля, и они занимались сельским хозяйствам. Жили настолько зажиточно, что их считали кулаками. По этой причине в 1935 году моего деда расстреляли. Под него и до этого советская власть «копала», но люди встали на защиту деда и его не тронули. Ну а потом, чуть позже, всё-таки расстреляли.
Нина Евгеньевна Веккерле. Ангрен, 2014
В 1941 году всех моих родственников, как и остальных немцев, депортировали. Они оказались в Казахстане, под Чимкентом. Депортировали осенью. Выбросили в голую степь и там оставили зимовать. Люди выкопали землянки и поселились в них.
К ним приезжали казахи, иногда привозили дрова, на работу приглашали. Приезжают, заглядывают в землянку - если все живы, хорошо. А если все умерли, то прямо в землянке и закапывали.
С едой было очень плохо. Весной появилась возможность собирать коренья, траву разную, тем и питались.
У моего отца, Евгения Васильевича, было пять сестёр. Две сестры постарше вместе с матерью, моей бабушкой, в тот год умерли от какой-то эпидемии там же, в Казахстане.
А отца и его старшую сестру, тётю Марию, забрали в трудовую армию. Отцу тогда исполнилось шестнадцать лет. Поначалу он в тот же в Казахстан попал. Потом его увезли в Челябинскую область, в Магнитогорск, далее в Оренбургскую область, в Орск, и снова в Челябинскую область, в Коркино.
Он работал и токарем на железной дороге, и в шахте. В общей сложности в трудовой армии отец пробыл с 1942-го по 1955-й год. Были времена, когда он жил за решёткой и на работу ходил под конвоем.
Подробностей, к сожалению, отец не рассказывал. Я несколько раз пыталась его расспрашивать, но всякий раз он начинал нервничать и практически ничего не говорил.
Дети семьи Веккерле (Нина - внизу, за ней два ее брата, справа соседская девочка). Село Высокое, Казахстан, 1950-е годы
В конце 1940-х в Златоусте отец познакомился с моей мамой - Галиной Семёновной Ешновой. Её отец, мой дедушка, погиб в войну в Севастополе, и моя бабушка осталась вдовой.
В Златоусте в 1950 году родился мой старший брат Эдуард, а в 1951-м у мамы родился второй сын - Юра. В Златоусте она работала почтальоном.
В 1955 году наша семья уехала в Чимкент, к сёстрам отца.
Я родилась уже в Казахстане - в селе Высоком в Чимкентской области. Здесь же родился мой брат Володя.
При этом «расписались» мои родители только в 1956 году.
Как только они приехали в Казахстан, отец окончил курсы немецкого языка, чтобы можно было преподавать [немецкий язык], и стал работать в школе.
В 1959 году наша семья переехала в Узбекистан. Сначала отец поехал в Пахтаарал (ныне - на территории Южно-Казахстанской области – AsiaTerra), там жили немцы. А чуть позже приехал к двоюродной сестре в Ангрен. Здесь мы и остановились. Год прожили на квартире. В это время отец строил времянку в посёлке Аблык (в настоящее время - пригород Ангрена – AsiaTerra). В этой времянке мы потом и жили, пока не построили дом.
В Ангрене отца сразу взяли на работу в узбекскую школу, где он преподавал немецкий язык.
Евгений Васильевич Веккерле (в центре в костюме) на демонстрации в Ангрене, 1960-е или 1970-е годы
Позже ему предложили работу в педагогическом институте. И тут оказалось, что ему не хватает для этого образования. Чтобы восполнить этот пробел в начале 1950-х отец поступил на заочное отделение Алма-Атинского педагогического института, на «немецкий язык».
Позже отец преподавал его в узбекских школах в посёлке Кочбулак, в совхозе Серго. Что интересно, узбекского языка он не знал, и с учениками общался на немецком. Ближе к пенсии он стал учителем труда. К тому времени у него было уже два инфаркта, и преподавать немецкий язык было слишком тяжело.
Наша мама в 1960-х годах работала на метеостанции. А 1965 году у меня родился братишка Гена. Потом мама устроилась на продовольственную базу.
Мать у меня была русской и немецкого языка не знала. Со мной отец занимался языком, но я не очень хорошо на нем говорила. Отец, кстати, русского языка до знакомства с мамой почти не знал. Она его русскому учила.
Немецкие традиции в нашей семье особо не соблюдались. Из немецких блюд мы готовили только лапшу, пирог «куха» и штрудель. Так получилось, что немцев в числе знакомых нашей семьи было немного.
Нина Евгеньевна Веккерле. Ангрен, 1980 год
По паспорту в нашей семье мы все немцы, только младший брат захотел быть русским.
Когда я училась в школе, особенно в младших классах, меня, конечно, дразнили, что я немка. И снежки в меня бросали, и камни. В старших этого было меньше. А в целом ко мне нормально везде относились. После школы я выучилась на швею и работала в ангренском ателье «Юность». В нашем ателье много немцев работало.
Во второй половине 1960 годов к нам из Германии приехал дядя Карл - это дядя моего отца. А в 1978 году мы ездили к дяде Карлу. Тогда я впервые побывала в Германии. Документы на выезд мы получили без особых проблем. Я помню, нас с отцом завели в комнату и дали для изучения толстенную инструкцию для выезжающих за границу. Мы прочитали, расписались и поехали.
В том же 1978 году мы решили уехать в Россию, в Тольятти. Прожили там год и вернулись в Ангрен, передумали.
Евгений Васильевич Веккерле с зятем Махмудом. Ангрен, 1983 год
В 1981 году я вышла замуж. Муж у меня узбек. Родились две дочери.
В середине 1980-х годов я закончила планово-экономический техникум по профессии «продавец продтоваров». Но работать продавцом не стала.
В 1992 году отец, мать и младший брат Гена уехали в Германию. Отцу требовалась операция на сердце, а здесь не могли её сделать.
В 1995 году уехал ещё один брат. Сейчас там уже три моих брата, четвертый брат в Германию не хочет, он живет в России, в Красноярском крае.
Я не уехала, так как родственники мужа были против. Хотя, возможно, когда-нибудь и уедем.
Сталина Викторовна Шнейдер
- Я родилась в 1937 году в Саратове. Отец назвал меня Сталиной в честь Сталина. Из-за моего имени в школе меня часто называли «Сталь».
Мои родители и предки до войны жили в Саратове. Отец - Виктор Шнейдер, немец, родился в 1906 году и работал технологом по строительству. Мать - Екатерина Семёновна Дудукина, 1907 года [рождения], русская, зарабатывала швейным делом.
Там же, в Саратове, жили и дед с бабушкой, родители моего отца. Бабушку звали Христина Христиановна Шнейдер. Дедушку я не помню. Они держали постоялый двор. А деда с бабушкой по линии матери я не помню.
Сталина Викторовна Шнейдер. Поселок ГРЭС возле Ангрена, 2014
Нас у родителей было четверо детей: Юра - 1929 года, Лида - 1930 года, я 1937-го. А самая младшая сестрёнка умерла в Казахстане в возрасте пяти лет от скарлатины.
Мой отец был разносторонне развитым человеком. Писал стихи, песни, кружева плёл. Когда он заболел раком лёгких и лежал в больнице в Ташкенте, то писал матери письма в стихах. А свою болезнь он описал в стихах под названием «Краб».
В 1941 году, когда началась война, отца забрали в трудармию в Свердловскую область, в город Краснотуринск. Он строил ТЭЦ.
Бабушку и тётю как немцев депортировали в Казахстан.
У моего отца был брат. Он служил в лётной части во Владивостоке. В 1941 году его отправили в Казахстан, как и куда именно, неизвестно. Я так понимаю, что его как немца в трудармию определили, где он и сгинул без вести. Подробностей его смерти наша семья так и не узнала. Вроде от какого-то зека известно, что он там погиб. При каких обстоятельствах до сих пор неясно.
Моей матери сказали, что раз она русская, то её депортировать не будут и оставят с детьми в Саратове. Но старшего сына, ему тогда было 11 лет, депортируют как немца и отправят одного этапом. Мать отказалась и вместе со всеми детьми была депортирована в Казахстан.
Я не помню [подробностей], но мать рассказывала, что когда нас везли в поезде в Казахстан, то кормили как на убой. Она прямо так и говорила, что кормили «как на убой». На каждой большой остановке для всего поезда прямо на станции были поставлены столы и всех кормили горячей пищей. Хлеба было вдоволь. Мать даже рассказывала, что ей, как матери с четырьмя детьми, колбасы давали столько, что она её прямо на руку наматывала, чтобы к вагону принести. А хлеб она в охапку несла.
Сталина Шнейдер (справа) в Краснотуринске
Нас привезли в какой-то город. Оставили в клубе, и местным жителям было велено брать к себе на подселение кто кого возьмёт. Мать последняя осталась с четырьмя детьми. Её забрала к себе одна русская женщина.
У неё мы прожили недолго. Из Саратова мать забрала швейную машинку, и первое время зарабатывала шитьём. Она даже обмундирование шила.
Вскорости мы стали скитаться от деревни к деревне, искали где лучше, чтобы выжить. Через некоторое время мать вызвали и сказали, что если она ещё раз уйдёт из поселения, то её посадят. А потом мать со старшим сыном отправили на работу на лесоповал.
Приостановились мы в своих скитаниях в селе Болкашино в Акмолинской области, недалеко от железнодорожной станции Кокчетав. Отсюда в 1949 году мы уехали к отцу. В этом селе немцев не было, одни русские.
В Казахстане мать зарабатывала ещё и тем, что гнала дёготь. В земле была большая яма, обложенная кирпичом. Туда укладывались берёзовые дрова. Сверху был лаз, чтобы человек мог залезть и вылезти. Мать одевалась в стёганые штаны, фуфайку, рукавицы, валенки, голову заматывала так, что только глаза были видны. Она спускалась в эту яму и ворошила там горящие дрова. А мы, четверо детей, на верёвке её спускали в эту яму. А потом вытаскивали оттуда. Это было как в сказке про репку. Вытащим её из ямы и сразу холодной водой обливаем, а потом раздеваем.
Сталина Шнейдер в Краснотуринске
Сразу после депортации отец потерял нас, а мы, соответственно, его. Восемь лет мы ничего не знали о нем. А потом он нас нашёл и вызвал к себе в Краснотуринск. Отец там уже построил свой дом. Вскоре после того как мы к нему приехали он заболел, у него ноги отнялись из-за ревматизма.
С отцом работало много зеков, особенно сибиряков, они его вылечили и подняли на ноги очень интересным способом. Сделали ему маленький понижающий трансформатор с одной катушкой. Один электрод - нулевой, отец брал в руку, а другой прикладывал к больному месту и включался электроток. Так отец вылечился.
В 1952 году в Краснотуринске у родителей родился младший сын.
Отец также работал на строительстве бригадиром, а мать шила.
Немецкие обычаи в нашей семье не сохранились. Мать, как я уже сказала, у меня русская, а отец, хоть и немец, даже немецкого языка не знал. Более того, даже его родители, мои дед с бабушкой, по-немецки не говорили.
В 1956 году мои родители узнали, что многие немцы едут работать в Ангрен. Первым в Ангрен уехал мой брат. Родители решили, что в Узбекистане тепло, и мы тоже переедем. В сентябре 1957 года мы приехали в Ангрен.
Брат уже купил себе в Тешикташе (посёлок в старом Ангрене) домик. Он работал экскаваторщиком. Мы тоже купили домик в Тешикташе. Отец стал работать учителем, трудовиком в школе. Мать по-прежнему шила. Потом к нам бабушка приехала. Здесь же в Ангрене она и похоронена.
После переезда в Ангрен я устроилась на ГРЭС мотористкой. Мы жили бедно, и мне было не до учёбы. Зарплата была маленькая. Я получала 42 рубля. Через три года я ушла работать в столовую на цементный завод. А позже устроилась в «Ангренторг». В начале 1990-х я вышла на пенсию.
Сталина Шнейдер с первым мужем
В первый раз я вышла замуж в 1960 году и сразу поселилась в посёлке ГРЭС. С мужем мы прожили всего несколько лет и разошлись. В 1972 году вторично вышла замуж. Сейчас я живу одна, детей у меня нет, и родственников в Узбекистане не осталось. Во всём посёлке ГРЭС я одна немка.
У меня было желание общаться больше и ближе с немцами, но как-то не получалось. У них семьи, дети, а я одна.
Родители мои верующими не были. Я тоже особо не верила. Сейчас иногда хожу в православную церковь. Мать меня крестила в детстве в Саратове.
Мой младший брат Эдик женат на крымской татарке. Три года назад они уехали жить в Крым. А сестра с 1990-х годов живёт в Германии. Она ближе всех нас к немецкой культуре, но мы как-то не переписываемся.
Я бы тоже уехала, но когда была возможность уехать, я не могла восстановить утерянное свидетельство о рождении.
Когда восстановила, было уже поздно, нужно было сдавать экзамен по немецкому языку, а я его не знаю. В Германии я так и не побывала. По этой же причине и брат не уехал в Германию.
В Ангрене у меня есть хорошая знакомая. Иногда я выбираюсь к ней. А так знакомых немного осталось.
Виктор Мантусович Гасс
- Мой отец - Гасс Мантус Юмусович - родом из Узбекистана. Родился в Солдатском в 1919 году (село в Ташкентской области - AsiaTerra), жил в селе Славянка (сейчас Мырзакент, на территории Южно-Казахстанской области - AsiaTerra).
Мать - Тендель Милита Карловна - с Украины, из Донецкой области. Оба уехали в Германию в 1991 году, где отец умер в 1998 году, а мать в 2003-м.
Мой дед тоже из Узбекистана, жил в Ташауле (поселок в Ташкентской области – AsiaTerra), а похоронен вместе с бабушкой в Солдатском. Они жили и работали на селе. Когда мои предки оказались в Узбекистане я точно не знаю, но они здесь жили еще до гражданской войны.
Виктор Мантусович Гасс. Ангрен, 2014
До 1941 года отец работал, где придётся. Работал на строительстве Ферганского канала.
В 1941 году его с братьями забрали из Узбекистана в трудармию, в Сибирь. Жёны у братьев были русские и их оставили, не тронули.
Мать с отцом в 1941 году попали в Кемеровскую область, в город Ленинск-Кузнецк в Кузбассе, в трудармию, и четыре с лишним года работали на шахте «Пионерская». Мать работала на шахте лифтёром, отец в шахте.
Моего дядю, его звали дядя Вася, тоже забрали в трудармию, где он пропал без вести. Где именно и когда, мы не знаем.
Со слов моей матери, двух моих дядек, её братьев (они жили на Украине, в Донецкой области, на селе), забрали в 1937 году. В том же году забрали и её отца, моего деда.
Один дядя умер, не доехав до Иркутска одну остановку. Ему дали 10 лет по 58-й статье. («Политическая» статья, предусматривающая наказание за «контрреволюционную деятельность», «измену родине», «шпионаж» и т.д. – AsiaTerra). Второго забрали в 1937 году, а вернулся он в 1947-м. Десять лет сидел на Соловках. Без ноги оттуда вернулся. Его звали Карл Фёдорович Дерк. До ареста он работал преподавателем в каком-то институте. Знал несколько языков - чешский, польский, немецкий, английский. После освобождения всю оставшуюся жизнь он проработал бухгалтером на Украине. Сильным был бухгалтером.
Я родился в 1946 году в Сибири.
В 1947 году отец получил производственную травму. Тогда он уже работал не на шахте, а в том же городе бригадиром на каком-то заводе. К ним на завод привезли пленных японцев. Во время работы на домкрате поднимали двигатель, и по чьей-то халатности получилось так, что его опустили прямо на отца. Пострадал поясничный отдел позвоночника. С того времени он стал инвалидом. Три месяца в году работал, а девять месяцев лежал по больницам.
В Сибири жизнь у нас была обычная. Мы жили в той же Кемеровской области, в Ленинск-Кузнецке. Переезжали с квартиры на квартиру, но в целом [жили] нормально. Родители между собой разговаривали по-немецки и мы, дети, тоже понимали и говорили. Сейчас немецкий язык я почти забыл.
В 1961 году наша семья вернулась из Кемеровской области в Узбекистан, в совхоз Заамин, посёлок Ломакино (сейчас Зарбдар - AsiaTerra), второе отделение, это 25 километров от Джизака. Отцу в Сибири был не климат. В Ломакино отец стал работать в кузнеце молотобойцем.
Нас у родителей было пятеро сыновей: Александр, я, Володя, Олег, Коля. Мы почти погодки были.
В Сибири я прожил 15 лет. Работал сеяльщиком - сеял зерно, потом трактористом. Когда мы приехали в Узбекистан, я поступил в Гулистане в училище на электромеханика, а закончил его в Ташкенте. Вернулся в Ломакино, где работал электриком. Потом закончил автошколу и получил права водителя.
В 1964 году меня забрали в армию, откуда демобилизовали по состоянию здоровья после трех месяцев госпиталей (что случилось, рассказать отказался – AsiaTerra). Забирали меня на три года, и вернулся я из армии в 1967 году. Служил в «королевских» войсках (в стройбате - AsiaTerra). У нас было, что-то вроде мобильного отряда быстрого строительства объектов военного назначения.
Службу я проходил в районе Прикаспийской низменности. Капустин Яр. Астраханская область, Харабалинский район, станция Ашулук, часть ПВО - противовоздушной обороны.
После армии работал с отцом в кузне на станции Ломакино. Немцев там было много – десятки семей. В 1970 году уехал в Орск, где работал бригадиром слесарей на щебёночном заводе. В 1971-м вернулся в Узбекистан. Отец вышел на пенсию, а я стал кузнецом вместо него.
В 1971 году я потерял зрение. В кузнице во время работы мне в глаза попали металлические осколки, и правый глаз ослеп сразу. Один осколок неглубоко попал, а второй на 45 миллиметров в глаз влетел. Мне дали инвалидность и я стал пенсионером. Потом ногу сломал во время аварии. Семнадцать наркозов перенёс, пока ногу «отремонтировали». А сейчас сердце подводит.
Потом я в Джизаке работал машинистом в котельной.
Женился я в 1968 году, а в 1971 развёлся. От первого брака у меня дочь - Ольга. Сейчас она живет на Украине, в Полтаве. Мы не общаемся.
От второго брака у меня два сына - Миша и Толик, ещё дочь Светлана. Миша умер в 2004 году от пневмонии. Толик по заработкам где-то катается, раз в два года приезжает.
В Ангрене я живу 14 лет. Дочь в Джизаке замуж вышла и они сразу в Ангрен переехали. Меня забрали.
Ни в Сибири, ни здесь, в Узбекистане, наша семья никаких немецких традиций не поддерживала. В кругу общения нашей семьи всегда были люди разных национальностей. В Заамине все нации были: узбеки, киргизы, казахи, русские, немцы. Сказать, что мы старались общаться только с немцами, нельзя. Со всеми общались.
Кроме католической Пасхи и Рождества никаких других немецких праздников мы не отмечали.
Кухня у нас была разнообразная. Я могу готовить разные блюда - плов, шурпу, украинский борщ. Из немецкого штрудель могу испечь и пирог «куха».
По-немецки я понимаю, но уже не очень. Хотя в детстве говорил.
Однажды судья (видимо во время суда, когда его судили - AsiaTerra) задала мне вопрос: «Что вы будете делать, если на нашу страну нападут?» Я ответил: «На той земле, где ты вырос, где живёшь, где ходишь, где твои родные живут, - ту землю должен защищать, что бы ни было». И она язык прикусила. (Про судимость говорить категорически отказался – AsiaTerra.)
День Победы для меня – это День Победы. Моего отца сняли «с комендатуры» вскорости после Дня Победы (сняли с учета как этнического немца – AsiaTerra).
Карина, внучка Виктора Гасса. Ангрен, 2014
В конце 1980-х годов первым уехал в Германию брат Владимир (Вальдемар). А три брата завербовались на Колыму, в Анадырь.
Там в конце 1980-х погиб мой младший брат Олег. Он был водителем. Вёл машину, и что-то упало на пол в кабине. Он, не останавливаясь, хотел поднять, наклонился, и врезался во что-то. Так и погиб.
Двое оставшихся братьев из Анадыря уехали жить в Германию в начале 1990-х, мы общаемся. Но в Германии я так и не был, а они приезжали.
Я не уехал из-за жены, проблемы с ней были. Да я вообще в Германию не хотел уезжать.
С 1996 по 2001 год я сидел. Пройти эту школу надо, только не очно, а заочно. После освобождения я и не пытался в Германию перебраться, после отсидки кто кому нужен?.. Жизнь понеслась по кочкам - душа в рай, а сам куда-то...
За свою жизнь я побывал в Прибалтике, на Украине, в Белоруссии, в Сибири, в Туркмении, на Кавказе. Мне хватит.
Белла Вильгельмовна Дубасова (Онгемах)
- Мой отец - Вильгельм Готтлибович Онгемах, немец из Майкопа. Мать - Галина Григорьевна Олина, русская из Челябинска.
Я родилась в 1950 году. Мне не было и года, когда нас привезли из Челябинска в Ангрен. Дали участок в Немецком посёлке, где мы сразу же стали строить дом. На нашей улице тогда было всего четыре дома. Вокруг жили одни немцы.
Вся родня отца так и жила в Майкопе. Кроме его матери, которая один раз приезжала к нам, никого из них я не видела.
Отец в Майкопе, по его рассказам, возил воду на лошади. Во время войны он был танкистом. (Насколько известно, немцев в армию не брали; возможно, он рассказывал это детям по каким-то своим причинам – AsiaTerra.)
Белла Вильгельмовна Дубасова (Онгемах). Немецкий поселок возле Ангрена, 2014
Как только мы приехали в Ангрен, отец устроился бульдозеристом на второй урановый рудник в Янгиабаде. С 1951 по 1980 год, до пенсии, он толкал своим бульдозером руду.
Каждый праздник, в том числе 9 мая, ему делали подарки. На это на руднике не скупились.
Что касается немецких традиций, то когда я была еще ребенком, мне запомнилось, как на праздники немцы собирались у кого-нибудь дома, один сосед хорошо играл на скрипке, другой на гармошке, и под их игру присутствующие пели песни на немецком языке.
Верующих среди моих знакомых немцев было много. Раз в неделю, в субботу, они ходили на собрание, которое проходило в частном доме. Но в то же время и атеистов хватало.
Белла Дубасова (Онгемах) с мужем
Я бы не сказала, что мы, немцы, жили какой-то общиной, но в Немецком посёлке жизнь проходила спокойно. Драки и скандалы были большой редкостью. Все друг с другом общались и поддерживали дружеские отношения. Дома в Немецком посёлке всегда были побелены, улицы убраны, возле всех домов росли фруктовые деревья. Сейчас всё не так. (В наше время поселок выглядит запущенным – AsiaTerra.)
На немецком у нас в семье не говорили. Мать у меня русская была. Я немецкого языка вообще не знала. Отец за меня школьные домашние задания по немецкому делал.
Одна из знакомых немок, желая выехать на ПМЖ в Германию, сдавала в посольстве экзамен по немецкому языку. И, что интересно, женщина-экзаменатор сказала, что у неё сохранился редкий диалект, который трудно найти в Германии.
Говорить о том, что мы отмечали все немецкие праздники, не приходится. Я помню, что всегда отмечались два праздника. Это немецкая и русская Пасхи и Рождество. Другие немецкие праздники мне неизвестны.
Убранство дома у нас как тогда, так и сейчас не отличалось от русского. Единственно, кухня более-менее самобытная сохранялась. Пирог «куха», штрудель, свинина в меню.
Белла Дубасова (Онгемах) - в очках - с подругой
Когда я получала паспорт, то фамилию оставила немецкую, а национальность сменила и стала русской. Так было проще. Тогда казалось, что так лучше. А с моей сестренкой вообще хохма получилась. У неё муж был татарин. В паспорте она русской записана. В результате она оказалась Ахмадулиной Антониной Вильгельмовной. Фамилия татарская, имя русское, отчество немецкое. Мы всегда над этим смеялись.
Свадьба Беллы Онгемах, Ангрен
А вообще, отношения с другими нациями у нас складывались нормальные и дружеские. Бывало, назовут «фашистами», но всё это забывалось и серьёзного значения не имело. В моём случае было так. Но в целом трения были. Не частые, но были.
Я очень хорошо помню один случай. В конце 1950-х или начале 1960-х годов это было. В сторону Наугарзана в горах был так называемый пятый объект, что это был за объект и почему он так назывался, затрудняюсь сказать. Скорее всего, это была какая-то штольня. Так вот там во время посиделки за бутылочкой, спьяну, среди присутствующих возникла ссора. Один из подвыпивших набросился на присутствующего немца с ножом именно за то, что тот был немец. И мотивируя тем, что тот немец, «фашист», нападавший его зарезал.
После школы я окончила училище, и всю жизнь работала поваром.
В 1970-м году вышла замуж. Муж у меня интересный человек. Он увлекается туризмом, горами, лыжами и особенно водным туризмом. В советское время мы часто сплавлялись по местным рекам на байдарках, катамаранах. У нас даже яхта своя была и мы на ней на ангренском водохранилище и на Чарваке плавали. В общем, попутешествовала я с ним по Узбекистану немало.
У нас двое сыновей. Они уже взрослые, у обоих семьи.
Белла Дубасова (Онгемах) третья слева
Почти все немцы, жившие в Немецком посёлке, уже в Германии. Мой отец никогда не хотел уезжать туда, здесь, в Узбекистане, он и умер. А сестрёнка моя до сих пор живёт под Одессой. Братишка мой хотел уехать в Германию, но его не пустили, он немецкого языка не знал. Так и остался в России.
Мне представляется, что в основном в Германию уехали те немцы, что сохранили свои культурные корни.
Сейчас я даже не знаю, есть ли еще в Ангрене кто-то из немцев. А если и есть, то ни с кем не общаюсь. Ко мне несколько лет ходила женщина-почтальон, пенсию приносила. И я лишь недавно узнала, что она немка. А она соответственно не знала, что я немка. Вот вам и община немецкая.
(Предыдущие статьи из цикла «Немцы Ангрена» читайте здесь и здесь)
Комментарии